Жизнь как жизнь - Страница 17

– Ну вот, и слава богу – начало положено. Ещё стога четыре поставить, и корове с овечками хватит.

– Так это что, ещё недели две косить будем?

– Ну две не две, а если погода позволит, дён за десять управимся. Ближе к долу трава лучше будет – поспорей дело пойдёт. Айда домой, а то мы сегодня долго провозились.

Пологий длинный спуск к долу густо зарос высокой густой травой. Стёпка с матерью спускались вниз, чтобы оттуда начать косить. Стёпка не заметил лежащую в траве змею, а только почувствовал, что наступил на что-то мягкое. Змея вскинула голову и раскрыв пасть ткнулась в кеду около лодыжки. Стёпка отскочил в сторону и начал бить косой по змее, пока её не перерезал на несколько частей.

– Стёпка, что ты там делаешь?

– Змею убиваю. Она меня укусила.

– Как укусила? Куда? – Алёна подбежала к сыну. – Показывай куда укусила?

Стёпка стащил с ноги кеду. На ноге укуса не было, а вот на сером брезенте обувки были видны два коричневых пятна.

– Ну, слава богу! До ноги не добралась – весь яд на материи остался. Значит змеи здесь есть. Аккуратней надо.

Мальчишка натянул на ногу обувку и пошёл вслед за матерью к логу. Трава ровными валками ложилась после размашистой проводки косы. Валок у Стёпки был меньше, чем у матери, но у неё и коса была раза в полтора больше. Косили часа два без перерыва. Платье матери, и рубашка сына были мокрыми от пота, сели под развесистый куст отдохнуть.

– Ну вот, платье уже просохло. Пойдём валки разбивать, а то в таких плотных валках трава закиснет.

Разбитая из валков трава ровным мягким ковром покрыла всё скошенное пространство и прямо на глазах начинала скручиваться в лодочки. Солнце споро забирало из травы влагу.

С сенокосом управились к Ильину дню. Сметали восемь стогов сена, каждый по возу, а то и больше.

– Ну, вот, теперь на всю зиму скотина обеспечена. Да ещё и на следующую – должно что-то остаться. – Подвела итог Алёна, когда последний стог сена был причёсан, и Стёпка весело скатился по его крутому боку вниз.

– Ура! Теперь в выходные можно будет с ребятами в лапту и чуги поиграть, да и на посиделки сходить.

–Не заиграешься. Черника уже поспевает, а там и брусёна нальётся. Пока по ягоды да грибы походим, а там и школа начнётся. Чай последний, выпускной класс. Посерьёзней к урокам то, надо будет относиться.

– Получается, и отдохнуть некогда.

– А ты, бросай свою работу и отдохнёшь.

– Бросай работу. Денег я хочу на суконный костюм заработать.

– Купит тебе отец суконный костюм к школе.

– Ладно, подумаю.

До середины августа Стёпка ещё походил на ремонт дорог, а потом уволился. Ягоды да грибы тоже собирать надо было.

– Тётка Алёна! А ты завтра по брусёну пойдёшь? – подошла у колодца к Алёне Вера Пашутина –молодуха на сносях.

– Пойдём со Стёпкой. А что?

– Возьмите меня с собой.

– Верка, какая тебе брусёна! Ты не сегодня, завтра рожать должна. Тебе и наклоняться то нельзя.

– Можно. Думаю, неделю ещё не рожу.

– Ну смотри сама. Мне ягод не жалко. Пойдём, коль не боишься.

Утром втроём пошли с пещерами за дальнюю гору по ягоды. ягод было много. Алёна увлеклась сбором и не заметила сразу, что Верка сидела на земле, прижавшись спиной к стволу сосны.

– Верка! Что плохо?

– Да, что-то рези внизу начались.

– Домой надо идти. А, то ещё разродишься здесь.

– Стёпка! Иди сюда – домой пойдём.

– Да, что ты, тётка Алёна, я одна дойду. А вы оставайтесь, собирайте ягоды.

– Может, хоть Стёпка тебя проводит. Если, что так в деревню сбегает за помощью.

– Да уже отпустило. Одна потихоньку дойду.

– Ну, гляди, девка. Не разродись на дороге.

– Дойду, помаленьку.

Вечером, когда Алёна со Стёпкой возвращались из леса, их у моста догнала Нюрка Баскова, из магазина с хлебом бежала.

– Тётя Алёна! А у нас Верка Пашутина сегодня родила.

– Слава богу, дошла значит.

Тревога всю вторую половину дня терзала Алёну: « Не дай бог, не дойдёт, разродится посреди дороги. Бросить надо было все эти ягоды, да идти вместе с ней. Хорошо, что всё обошлось, а то бы казнила себя».

Грибы, ягоды, копка картошки, рубка капусты и пролетели конец лета и начало осени. Теперь можно было передохнуть за латанием детской одежонки, а там и стан собирать, да холсты ткать.

За окнами быстро сгущалась темнота. В середине октября дни становились совсем короткими. Падал мелкий снежок вперемежку с дождём. Андрей сидел посреди избы на табуретке, подшивая валенки. Сначала на крыльце, а потом в сенях раздался громкий топот. Видимо кто-то снег сбивал с обуви. Дверь распахнулась, и в избу влетела сестра Андрея Клавдия.

– Клавка, ты, что такая всполошенная? Стряслось что-то?

– Да ничего не стряслось. Бежала от Юрова – запыхалась. Прибежала сказать, что у нас сегодня скотину переписывали. Завтра к вам в Рымы приедут. Вот прибежала предупредить, чтобы поспрятали лишнюю то скотинку, а то такие налоги насчитают, что без порток останетесь.

– Спасибо, что упредила. Ну да ты, раздевайся. Алёна сейчас корову подоит – ужинать будем.

– А детвора то где?

– Старшие по друзьям да подружкам, а малышня на печи отогревается.

В избу вошла с подойником Алёна:

– Ой, Клавдия, здравствуй! Ты, что это на ночь глядя да по такой дороге прибежала?

– Предупредить о переписи скотины пришла. Ну, я Андрею уже всё сказала.

– Ну, ладно, посиди. Я сейчас молоко процежу, потом на стол соберу. А когда переписывать то будут?

– Завтра, с утра.

– Ой, батюшки! Ребятишки, быстро слезайте с печи. Василко, ты беги к тётке Матрёне, предупреди, а ты, Стёпка, к дяде Коле. Скажете, и сразу домой – ужинать будем.

– Мам, мы ещё не отогрелись.

– Я кому сказала. Одевайтесь и бегом, чтобы одна нога здесь, другая там. А то вон отец сейчас, ремнём шуганёт.

Мальчишки убежали. Клавдия скинула с головы мокрый полушалок, сняла телогрейку.

– Алёнка! Ты мне кипяточку налей. Попью, да и побегу обратно мне еще к Степаниде заглянуть надо, а то давно ее не видела. Как она там? Как ребятишки?

– Да ладно у них все. Погоди маленько. Поужинаем и пойдёшь.

– Дома поужинаю. У меня там шти с мясом наварены. Мы одного поросёнка дён пять, как закололи.

– Мы тоже на прошлой неделе одного зарезали, а то Алёшку скоро в армию провожать.

– Тогда, что? Я зря колготилась?

– Не зря. У нас ещё два осталось, да и овец десяток. Вот поужинаем да в баню на реке отведём.

Пока Алёна вытаскивала из печи чугуны, вернулись мальчишки.

– Вася, ты не знаешь к кому Лёшка пошёл?

– Откуда мне знать.

– Я знаю. Он к Толику Анисимову ушёл на гармошке учиться играть, – сообщил Стёпка.

– Вот и слетай за ним. Пусть быстро домой идёт. Скажи дело срочное.

– Что, всезнайка, напросился? Теперь скачи снова, грязь меси.

– А ты тоже знал, куда Лёха пошёл, но схитрил.

– Ладно, сиди. Я сейчас за Лёхой схожу, – смилостивился над младшим Василий.

Овцы шли к реке послушно, а вот годовалая свинья всё время визжа норовила освободиться от верёвок, тащила поводырей в сторону от дороги. Лёшка с Василком едва удерживали её. Поросячий визг, блеяние овец и мычание бычков и тёлок слышалось во всех концах деревни. Слух о предстоящей переписи скота моментально разлетелся по огромному в триста дворов поселению.

Ранним утром Алёна со Стёпкой отнесли в баню ведро пойла, сдобренного картошкой и буханкой ржаного хлеба для свиньи и большой мешок сена для овец, чтобы от пуза наелись и не выдали хозяев своим блеянием и хрюканием. Проверяющие в летние бани никогда не ходили, но на подворье заглядывали во все углы и щели.

Андрей всегда старался наладить с проверяющими отношения: выставлял на стол блюдо белоснежных аппетитных пахнущих груздей, бутылку казённой водки и приглашал к столу.

– Нет, нет! Мы на работе – нам нельзя. Вот разве на обратном пути заглянем.

– Заходите! Заходите! Ждать буду.