Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам - Страница 12
Еще пролистну. А, вот интересный эпизод. Я его отлично помню, поскольку был непосредственным участником. Но все же пусть об этом расскажет отец.
«17 октября. В 2 часа 15 минут ночи Кембл прибежал к г-ну Брюнелю и вне себя от ужаса огорошил его сообщением, что вода стремительно прибывает: когда он покидал свою ячейку, она уже добралась до шахты. В наших то и дело меняющихся обстоятельствах это показалось г-ну Брюнелю очень похожим на правду, и он без пальто со всех ног туда бросился, по пути дважды стукнув в дверь Граватта. На месте он увидел рабочих, уже поднявшихся наверх, и услышал, как они зовут тех, кто, по их мнению, не сумел выбраться. Уже Майлз сбросил вниз длинную веревку и призвал несчастных хвататься за нее, а остальных, тех, кто не может ее ухватить, плыть на другую площадку. Г-н Брюнель в один миг сбежал вниз по лестнице. Шахта была погружена во тьму. На каждой ступеньке он мог поскользнуться и упасть в воду. Прежде чем г-н Брюнель понял, каково расстояние до ячеек в восточной арке, он был уже у них, где встретил Пампийона, который удивленно сказал ему, что не понимает паники, поскольку на самом деле ничего не случилось – лишь небольшая протечка в верхней ячейке номера 1. Там же г-н Брюнель обнаружил Хаггинса и всю нашу рабочую „элиту“. Оказывается, они даже не поняли, что кто-то из их товарищей покинул ячейку! Причиной паники стал один из рабочих, который, услышав, что его товарищ в номере 1 зовет Бола, почему-то выскочил из ячейки с криком „Бежим, бежим, погибаем, погибаем, затушите огни!“. Его товарищи – буквально как овцы, – повторяя его отчаянный зов, последовали за ним. 10 ноября. Г-н Брюнель снова пригласил гостей на банкет, организованный в туннеле. За столом сидело почти сорок человек. Трудно представить себе более впечатляющее зрелище. В прилегающей арке устроили угощение почти для 120 наших рабочих.
А вот это я писал в его журнал сам, потому что отец на несколько дней уехал из города.
«6 декабря. Продвижение задерживается из-за состояния грунта над номерами 1, 2 и 3, особенно это стало заметно на этой неделе. Впрочем, это не прибавляет нам поводов для тревоги и не имеет серьезного значения – кроме, разумеется, увеличения расходов, связанных с промедлением. Отец захотел, чтобы я выступил перед Советом и обрисовал причины подобных затруднений. Там, где мы сейчас работаем, встретился довольно сильный донный родник. Соответственно, в этой части речного русла грунт очень рыхл и мягок. На соседних участках грунт также подвержен влиянию источника, достаточно своеобразному: во время полуприлива давление самое высокое – настолько высокое, что сухая твердая глина с огромной силой продавливается через почти невидимые отверстия, а ил и вода движутся толчками. Во время полного прилива давление и количество воды начинают снижаться. При отливе Темзы грунт становится твердым и сухим, и с ним легко работать. Во время максимального прилива нам требуется двенадцать-пятнадцать лучших пар рабочих рук, не считая меня (или одного из моих помощников), а также бригадира, нанимаемого вместе с рабочими».
День за днем мои записи… 1 января нового года сэр Марк Изамбард вернулся в Лондон, и я уступил ему его законное место на капитанском мостике. Все идет своим порядком. Он почти не говорит о своей тревоге. Да и с чего бы? Работа отлажена и успешна. Туннель стал для всех чем-то вроде родного существа. Я, во всяком случае, частенько ощущал потребность наделить его душой: нежной, ранимой, обидчивой – но и благодарной, но и способной на великодушие. Стоит собраться нескольким рабочим, когда у них выдается минута свободного времени, у них только и разговоров, какая будет устроена пьянка, когда мы выберемся на другой берег Темзы!..
Но вот наступило 12 января 1828 года.
Заняв свой пост в 10 часов вечера, я всю ночь находился возле щита, следя за тем, как идет работа в ячейках. На протяжении всей ночи не было ни малейших признаков какой-либо опасности. В шесть утра прозвучал сигнал, означающий конец работы, и рабочие места заняли горняки утренней смены.
Мы начали разрабатывать грунт в верхнем западном углу рамы. Прилив только начался. Убедившись, что грунт довольно спокоен, мы продолжили работу, начиная со свода, и уже опустились примерно на один фут вниз, когда следующие шесть дюймов грунта неожиданно вспучились, как будто из него пыталось вырваться что-то живое. Большой кусок грунта осыпался, образовалось отверстие. Вода прорывалась в него с неудержимой силой. Рабочий участка, где случился прорыв, поспешил покинуть свою ячейку, отступив на деревянный настил позади щита. Я как раз находился в той же ячейке, следя за его работой. Как только прорвалась вода, я перешел в соседнюю, чтобы лучше видеть, что происходит. Поняв, что сейчас никакой возможности противостоять потоку у меня нет, я приказал всем рабочим покинуть ячейки.
Со мной остались трое рабочих. Я не покидал места происшествия до тех пор, пока эти трое не спустились по лестнице из ячейки, после чего мы все вместе начали регулярную ретираду. Мы прошли примерно двадцать футов по западной арке туннеля. Вдруг произошло необъяснимое движение воздуха – такое сильное, что все огни были задуты, а через несколько секунд вода рывком дошла нам до пояса.
Я пытался руководить, указывая рабочим, куда двигаться в окутавшей нас кромешной тьме, и призывая их держаться как можно теснее, как вдруг что-то с грохотом обрушилось, накрывая нас примерно так, как лист фанеры, упав от порыва ветра, может накрыть беспомощных котят. Я сообразил, что это был, вероятно, большой кусок деревянного настила, всплывший, затем уперевшийся во что-то углом и вывернувшийся под напором потока. Я пытался выплыть из-под него и уже начал всерьез задыхаться, когда мне это все же удалось. Я вплавь достиг восточной арки. Там я смог встать на ноги и схватиться за канат вагонетки. Я постоял несколько минут, надеясь дождаться рабочих, которых смыло вместе со мной. Я тщетно звал их – никто не отзывался. Прежде чем я добрался до шахты, вода поднялась так высоко, что я уже не мог удержаться на канате и поплыл к лестнице для посетителей, потому что рабочая лестница была занята теми, кто успел спастись раньше. В эту минуту я получил такой удар проклятым настилом по коленям, что едва не потерял сознание. Не уверен, смог ли бы я плыть дальше, а потом забраться по ступеням, но, к счастью, поток воды понес меня сам, и через некоторое время я все же оказался в безопасности…
Когда прошла первая волна ужаса перед случившимся, я приказал подготовить водолазный колокол для осмотра состояния дна реки и оценки степени смещения ее ложа, вызвавшего прорыв воды в туннель. Отец одобрил мои распоряжения.
Правда, они были сделаны мной, когда я еще находился, вероятно, в состоянии шока после того, что пережил, – я практически не ощущал боли, мне казалось, что я вполне способен продолжать свою деятельность.
Однако уже через несколько часов стало понятно, что я все же довольно серьезно ранен. Глядя на мои ноги, врач не мог сдержать изумления: «И вы еще ходили?!» Он промыл раны и ссадины, приложил компрессы к ушибам, сделал перевязки. Поскольку передвигаться самостоятельно я практически не мог, а дело не терпело отлагательств, и подготовка к нему шла полным ходом, то, как только баржа с водолазным колоколом была снаряжена к отправке, меня перенесли на нее и уложили на палубе на матрас, чтобы я мог руководить происходящим.
К вечеру, правда, начался озноб, и меня переместили в кабину. Это было не так удобно, но все же позволяло участвовать в происходящем и кое-как контролировать его.
Когда, наконец, колокол был готов, уже стемнело. Решили ждать до утра. Ночь я провел в неприятном состоянии не то полусна, не то полубреда.
Утром лодка привезла на баржу доктора. Он сделал перевязку и приободрил, сказав, что, честно говоря, ожидал худшего развития, однако сейчас видит, что я, судя по всему, родился с серебряной ложкой во рту.