Жизнь идиота - Страница 3
Андрюхе понравилось, он даже мелодию промурлыкал, но вскоре «Карлик Мун» был забыт, как и десятки других наших совместных творений. Отряскин требовал смысловой изощренности, этакого словесного импрессионизма, а мне больше по душе были простенькие, доходчивые тексты про то, как парень полюбил девчонку или, наоборот, она его полюбила.
Однажды я заглянул в каморку: хозяин куда-то улетучился, а на его кровати сидел и скучал Мурашов. Лехе я напел свою единственную песенку, которую потом, через много лет, записал «Секрет». Песня давно благополучно забыта. Называлось творение «Она так любит…».
Что касается Отряскина, то с ним гораздо больше повезло тексту «Музыка». Как-то я принес бумажку и прочитал:
И так далее.
Он посидел, подумал – и сочинил мелодию. Сочинял он забавно: шевелил губами, потряхивал головой, задумывался на пару минут, а затем начинал мучить струны.
Впрочем, как полагается всякому творцу, Отряскин пробовал себя в разных жанрах.
Неожиданно все стены в его жилище покрылись листами с акварелью: размытые пятна, капли, круги, пирамиды – ни дать ни взять Чюрлёнис. На нескольких картинках небо плакало кровавыми слезами. Некоторые творения были наивны, как и наше тогдашнее желание изменить мир. Некоторые удались. Акварель тем оригинальна, что после первого мазка кисти ничего нельзя исправить. Как получилось, так получилось. Отряскин рисовал и рисовал – и губу прикусывал от усердия. Он трудился и днем и ночью. Какое-то время он казался одержимым. Все остальное забросил. Даже гитару. Мне подарил несколько картинок.
А потом как отрезало.
Стихи Отряскин любил (надеюсь, и сейчас любит).
Гарсию Лорку он читал с упоением.
Помню в его руках еще какие-то сборнички. К тому же иногда мой друг и сам уходил в «те горы и долины» – совсем недавно в ящике своего стола я разыскал целую стопку его виршей.
Я не отношу себя к ценителям поэзии. Но, по-моему, у друга выходило очень даже неплохо.
Главное, искренне.
Что-что, а руки у него всегда были на месте. Состояние дел с музыкальной техникой вызывало отчаяние. Отечественная делалась на оборонных заводах как побочное производство и представляла собой само воплощение халтуры: в ней постоянно что-то трещало, фонило, горело и лопалось. Иностранная баснословно, запредельно, заоблачно дорого стоила. Выхода не оставалось. У какой-то команды Отряскин приобрел самопальный усилитель. Затем, не раздумывая, взялся за молоток и дрель. Вся комната покрылась стружками. В перерывах между беготней в институт, маханием метлой и репетициями он строгал, сколачивал, обтягивал, мазал эпоксидной смолой – и сделал-таки отличные колонки. Правда, до ужаса тяжеленные – как их потом спускали по лестнице, не представляю.
Из-за всех этих передряг с дефицитом техники и инструментов Отряскин более чем критически относился к действительности. Меня все устраивало, а он время от времени поругивал совдепию почем зря. Строгает, бывало, рубанком очередную колонку и ругает.
Как-то он взялся пародировать генсека. Надо сказать, здорово получалось. Однажды пародист позвонил Мурашову и подобным образом что-то прошамкал.
Леха не одобрил такую лихость и сказал:
– Когда-нибудь попадешься.
Но Отряскин не попался.
А Брежнев умер.
К магниту липнут металлические опилки. В данном случае опилками явились Игорь Тихомиров и Андрей Мягкоступов. Игорь с Андреем были славными малыми. Как они нашли Отряскина, имею самое смутное представление; кажется, Игорь учился в школе вместе с Мурашовым. А работал он тогда в Учебном театре на Моховой. И Мягкоступов там подвизался монтировщиком сцены. Позднее к нашей компании присоединился барабанщик Назаренко – тоже тамошний обитатель. Ударник все время ходил с одной заботой – отсрочкой от армии. Даже в Москву поехал с челобитной. И оставил нам записку:
Надо отдать РККА должное: военкомат тогда (как и сейчас) умел добавлять в жизнь огонька.
После того как были сколочены колонки, мы переехали в подвал Учебного театра. С названием группы проблем не возникло – Отряскин недолго чесал в затылке и выдал: «Джунгли». Никто против такого экзотического названия и не возражал.
Благодаря тихомировской протекции в распоряжении «Джунглей» оказалась комната, обитая дерматином. Откуда-то появилось электропианино, с грехом пополам мы настроили микрофоны.
Первой песней была «Святой устал». Стихи создал Дима Генералов. Творение впечатляло – нечто вроде блюза с довольно большим гитарным проигрышем.
Пел Мягкоступов. Надо сказать, и Отряскин в то время уже пробовал голос. Его фальцет мне нравился. Несмотря на то что, вообще-то, мы готовились к танцам, поэтому и набрали всяких тогдашних хитов вроде «Ветерка» (бессмертный шедевр группы «Воскресение»), он взялся за сочинение собственного репертуара. Я, честно говоря, тоже сочинял, но своими легкими песенками, скорее, мог заинтересовать соседей-«секретчиков». Что касается музыки серьезной, на которую не жалко положить будущую жизнь, концепция новоиспеченных «Джунглей» определилась сразу – арт-рок с элементами джаза и классики. Пение допускалось. Не все мне тогда нравилось в этом арт-роке, но ребята были симпатичны, а Отряскин все-таки друг. Конечно, по логике развития стало ясно, что долго я со своими тремя аккордами здесь не задержусь, но об этом как-то не думалось. Тем более в подвальчике мы не скучали. Подруга Игоря, Машка, темпераментная, взрывная девчонка, вносила определенный колорит в нашу новую жизнь. Тихомиров был спокоен, как танк, а она дергала за чеку по каждому поводу – слушать их семейную ругань было одно удовольствие.
Кроме того, заглядывало в театр много всяческого рок-народу. Некоторые потом стали отечественными знаменитостями. Приходил со свежими анекдотами Мурашов – его уже тогда забрали к себе Фоменко и Леонидов.
«Секретчики» квартировали через дорогу – в здании Театрального института, – этакие развеселые балбесы. Мне импонировал Фома (Коля классно раскатывал на папиной машине – сразу было видно, что будущий гонщик).
Всякий раз после посещения их репетиций Отряскин страдал почти физически:
– Ну кто же так играет! Они одновременно все вместе берут один и тот же аккорд!
«Секретчики» уверенно рвались к признанию, куда-то там бегали, что-то устраивали – энергии всем им было не занимать.
Наше же будущее выглядело весьма неопределенным: вот-вот в армию загремит барабанщик. Танцев не предвиделось. И вообще казалось, все не так уж и радостно складывается.