Жизнь Галилея - Страница 21

Галилей. Нет. (Подходит.) Гуси. Кто прислал, не сказано?

Вирджиния. Нет.

Галилей (берет одного гуся в руки). Тяжелый. Я бы съел еще кусочек гуся.

Вирджиния. Ты не мог уже проголодаться. Ведь ты только что ужинал. И что это опять с твоими глазами? Неужели ты даже иа таком расстоянии не видишь?

Галилей. Ты стоишь в тени.

Вирджиния. Вовсе я не стою в тени. (Уходит в переднюю, унося гусей.)

Галилей. Не забудь к нему тмину и яблок. Вирджиния (монаху). Необходимо послать за глазным врачом. Отец, стоя у стола, не смог увидеть гусей.

Монах. Пусть сначала монсиньор Карпула даст мне на это разрешение. Он опять сам писал?

Вирджиния. Нет. Он диктовал мне свою книгу, вы же знаете это. Вы уже получили страницы сто тридцать первую и сто тридцать вторую; это были последние.

Монах. Он старая лиса.

Вирджиния. Он не делает ничего, что противоречило бы предписаниям. Он раскаялся совершенно искренне. Я слежу за ним. (Отдает ему гусей.) Скажите там, на кухне, чтоб печенки поджарили, добавив одно яблоко и одну луковицу. (Проходит в большую комнату.) А теперь мы подумаем о наших глазах и быстренько перестанем возиться с этим шариком и продиктуем еще кусочек нашего еженедельного письма архиепископу.

Галилей. Я себя не совсем хорошо чувствую. Почитай мне немного из Горация.

Вирджиния. Только на прошлой неделе монсиньор Карпула, которому мы столь многим обязаны, - на днях он опять прислал овощи, - говорил мне, что архиепископ каждый раз его спрашивает, как тебе нравятся вопросы и цитаты, которые он тебе посылает. (Села, приготовилась писать под диктовку.)

Галилей. На чем я остановился?

Вирджиния. Раздел четвертый: что касается отношения святой церкви к беспорядкам в арсенале Венеции, то я полностью согласен с мнением кардинала Сполетти относительно мятежных канатчиков...

Галилей. Да. (Диктует.) Согласен с мнением кардинала Сполетти относительно мятежных канатчиков, а именно, что куда лучше выдавать им во имя христианской любви к ближнему похлебку, чем -платить им больше денег за канаты для колоколов. Поелику представляется более мудрым взамен их корысти укреплять их веру. Апостол Павел говорит: "благотвори с радушием". Ну как, тебе нравится?

Вирджиния. Это чудесно, отец.

Галилей. А тебе не кажется, что в этом можно усмотреть иронию?

Вирджиния, Нет, архиепископ будет очень рад. Он такой практичный.

Галилей. Я полагаюсь на твое суждение, Что там еще?

Вирджиния. Прекрасное изречение: "Когда я слаб - тогда я силен".

Галилей. Толкования не будет.

Вирджиния. Но почему же?

Галилей. Что там еще?

Вирджиния. "...И уразуметь превосходящую разумение любовь Христову...". Послание апостола Павла к эфесянам, глава третья, стих девятнадцатый.

Галилей. Особенно благодарен я вашему преосвященству за дивную цитату из послания к эфесянам. Побуждаемый ею, я нашел в несравненном творении святого Фомы "Подражание Христу" (цитирует наизусть): "Он, кому глаголет вечное слово, свободен от многих расспросов". Смею ли я по сему поводу обратиться к вам по личному делу? Меня все еще попрекают за то, что некогда я написал книгу о небесных телах на языке простонародья. Но ведь это отнюдь не означало, что я тем самым хотел предложить, чтобы и книги на значительно более важные темы, такие, как, например, богословие, также писались на наречии продавцов макарон. Объясняя необходимость богослужения по-латыни, обычно говорят, что благодаря всеобщности этого языка все народности слушают одну и ту же святую мессу. Но такая аргументация представляется мне не совсем удачной, ибо дерзкие насмешники могли бы возразить, что, таким образом, ни одна из народностей не понимает смысла слов. Я, однако, считаю, что священные предметы вовсе и не должны быть общепонятны и всем доступны. Латынь, звучащая с амвона, оберегает вечные истины церкви от любопытства непосвященных, пробуждает к себе доверие, когда произносится священникамивыходцами из низших сословий, - с интонациями местного говора... Нет, вычеркни это...

Вирджиния. Все вычеркнуть?

Галилей. Все после слов "продавцов макарон".

В ворота стучат. Вирджиния выходит в переднюю. Монах открывает. Входит

Андреа Сарти. Теперь он уже мужчина средних лет.

Андреа. Добрый вечер. Я уезжаю из Италии, чтобы вести научную работу в Голландии; меня просили посетить его, чтобы я мог сообщить о "ем.

Вирджиния. Не знаю, захочет ли он тебя видеть. Ведь ты никогда не приходил. Андреа. Спроси его.

Галилей узнал голос Андреа. Сидит неподвижно. Вирджиния входит к нему.

Галилей. Это Андреа?

Вирджиния. Да. Сказать ему, чтоб уходил?

Галилей (после паузы). Веди его сюда.

Вирджиния вводит Андреа.

Вирджиния (монаху). Он не опасен. Он был его учеником. А теперь он его враг.

Галилей. Оставь нас вдвоем, Вирджиния.

Вирджиния. Я тоже хочу послушать, что он расскажет. (Садится.)

Андреа (холодно). Как вы поживаете?

Галилей. Подойди ближе. Чем ты занимаешься? Расскажи о своей работе. Я слышал, ты занимаешься гидравликой.

Андреа. Фабрициус из Амстердама поручил мне узнать, как вы себя чувствуете.

Пауза.

Галилей. Я чувствую себя хорошо. Мне уделяют много внимания.

Андреа. Меня радует, что я могу сообщить о том, что вы чувствуете себя хорошо.

Галилей. Фабрициус будет рад услышать это. Можешь сказать ему, что я живу с достаточными удобствами. Глубиной моего раскаяния я заслужил благорасположение моих руководителей настолько, что мне разрешено в известной мере вести научные работы под духовным надзором.

Андреа. Да, мы тоже слышали, что церковь довольна вами. Ваше полное подчинение подействовало. Уверяют, что церковные власти с удовлетворением отметили, что, с тех пор как вы покорились, в Италии не было опубликовано ни одной работы с новыми утверждениями.

Галилей (прислушиваясь). К сожалению, существуют и такие страны, которые уклоняются от покровительства церкви. Я опасаюсь, что эти осужденные учения продолжают развиваться там.

Андреа. И там ваше отречение также вызвало такие последствия, которые весьма радуют церковь.

Галилей. Вот как?

Пауза.

Ничего нового у Декарта? В Париже?

Андpea. Есть новое. Узнав о вашем отречении, Декарт спрятал в ящик свой трактат о природе света.

Продолжительная пауза.

Галилей. Я все беспокоюсь о тех моих ученых друзьях, которых я некогда увлек на неверный путь. Надеюсь, что их вразумило мое отречение?

Андpea. Чтобы иметь возможность вести научную работу, я намерен уехать в Голландию. То, чего себе не позволяет Юпитер, того, уж наверно, нельзя позволить быку.

Галилей. Понимаю.

Андреа. Федерцони опять шлифует линзы в какой-то миланской лавке.

Галилей (смеется). Он не знает латыни.

Пауза.

Андреа. Фульганцио, наш маленький монах, отказался от науки и вернулся в лоно церкви.

Галилей. Да.

Пауза.

Мои руководители предвидят, что скоро у меня наступит полное душевное оздоровление. Я делаю более значительные успехи, чем предполагалось.

Андреа. Так.

Вирджиния. Слава и благодарение господу!

Галилей (грубо). Погляди, как там гуси, Вирджиния.

Вирджиния, рассерженная, выходит. Монах заговаривает с ней, когда она

проходит мимо него.

Монах. Этот человек мне не нравится.

Вирджиния. Он не опасен. Вы же слышите сами. Мы получили свежий козий сыр. (Уходит.)

Монах идет вслед за ней.

Андрея. Мне предстоит ехать всю ночь, чтобы завтра на рассвете пересечь границу. Могу я уйти?

Галилей. Я не знаю, зачем ты пришел, Сарти. Чтобы растревожить меня? Я живу осторожно и думаю осторожно с тех пор, как очутился здесь. Но все же бывает, что вдруг примусь за старое.

Андреа. Я не хотел бы вас волновать, господин Галилей.

Галилей. Барберини сказал, что это прилипчиво, как чесотка; он и сам не избежал этого. Я опять писал.