Жизнь для вечности - Страница 3

Нежно любил Колюша и животных. Мне приходилось пробирать его за то, что он целовал своего котика в самую мордочку (как он называл, «моську») и брал его с собой в постель под одеяло. Следует упомянуть, что в нашей семье дети были приучены к ласке. Некоторые из наших знакомых считали неправильным наше отношение к детям, характеризовавшееся избытком нежности. Про нас говорили: «У Пестовых все время целуются» – и считали, что подобное воспитание детей вредно и прививает им излишнюю чувствительность.

Колюша никогда не позволял себе драться с товарищами. Когда ему было около шести лет, мы были с ним на рождественской елке у одних знакомых. У них был единственный сын – мальчик четырех лет, который воспитывался в одиночестве и не привык, чтобы кто-нибудь, кроме него, мог играть его игрушками. Мальчики были оставлены одни в детской. Несколько времени спустя Колюша пришел к нам в столовую с грустным видом и молча прижался к маме. «Что ты, Колюша?» – спросила она. «Совсем забил, мама!» – отвечал он со слезами на глазах. Как выяснилось потом, четырехлетний хозяин не позволил ему брать ни одной игрушки. Кроткому Колюше оставалось лишь с грустью покинуть детскую…

Колюша был живым и подвижным мальчиком. Семи лет он начал учиться играть на рояле. Нелегко ему было сидеть спокойно и выигрывать скучные гаммы.

«Надо играть, голубок мой», – побуждала его мама возобновлять прерываемую игру. «Подожди, мамочка, – отвечал Колюша, – я только крылышками помахаю». Он соскакивал со стула и начинал бегать по комнате, размахивая руками, согнутыми в локтях наподобие крыльев. Так отдохнув, он возобновлял занятия.

Зоя Вениаминовна Пестова с Колей и Сережей

Я не помню случая, когда Колюша капризничал.

Плакал он лишь тогда, когда его обижали. Впрочем, в этом отношении было одно исключение. Колюша от природы имел очень нежную кожу и был чувствителен к горячей воде, поэтому, когда его мама мыла в ванне, дело нередко сопровождалось слезами. По мнению Колюши, его не мыли, а всегда «шпарили». Так же чувствителен он был и к прикосновению к его коже хотя бы несколько грубой шерстяной материи: от нее его тело покрывалось прыщами. «Как же это ты, Колюша, будешь служить в армии, ведь там тебе придется носить суконную шинель?» – заранее сокрушалась мама. Маленький Колюша успокаивал ее преждевременное беспокойство и говорил: «Не бойся, мамочка, я попрошу мне под ворот баечки подшить, скажу, что меня синейка закоёя (шинелька заколола)».

От первого весеннего солнышка лицо Колюши покрывалось веснушками. От жары и возбуждения оно сильно краснело. Беспокоясь о своем виде (когда, например, надо было идти в гости), он говорил: «Подождем, мамочка, пока сойдет с меня „индюшатина"».

Восьми лет Колюша поступил сразу во второй класс школы, за первый класс он был подготовлен дома. Впрочем, это сказано не точно – его не готовили специально ко второму классу: как-то само собой вышло, что он к семи годам уже бегло читал, писал и хорошо считал, и в первом классе ему нечего было делать.

Колюша был одаренным мальчиком по своим умственным способностям – от Господа он получил полные десять талантов. Наука давалась ему легко, он учил ся как бы шутя: был всегда отличником и в конце года приносил награды и похвальные грамоты. Будучи в восьмом классе, он, как бы случайно, нашел неизвестные ему два варианта доказательства теоремы Пифагора; один из них пошел на школьную выставку как еще никем не открытый. Его сочинения читались всем в классе как образцовые. Учителя очень ценили Колю: его классная наставница в старших классах школы так и сказала о нем одной его однокласснице: «Мы еще услышим в будущем про Колю…» Когда мама справлялась у учителей об успехах и поведении Колюши в школе, то слышала такие ответы: «Что вы беспокоитесь? Он лучший из лучших. Откройте нам секрет вашей системы воспитания». Что могла мама ответить на последний вопрос, когда в основу всей системы нашего воспитания детей мы клали живую веру и учение Христа?

Но не умственные способности были тем главным талантом, который он получил от Господа. В нем, глубоко в сердце, была заложена искра христианской любви, горячее желание служить людям с готовностью на самопожертвование.

С бабушкой

Тридцатые годы были очень трудные. Все продукты получались по карточкам в мизерном количестве.

В столовой на окне стояли две коробочки, куда дети откладывали из своего пайка то кусочек сахара, то пряник, то конфетку. Эти запасы посылались по большим церковным праздникам в провинцию к дедушке и к одной монахине. «Это трудно, но это прекрасно», – говорил Колюша вычитанное им где-то выражение. Да, это было трудно для детей его возраста, выраставших на ограниченном пайке.

С детства прочно укоренилось у Колюши и чувство долга. Когда ему было одиннадцать лет, он пришел к маме за советом, как добиться красивого почерка. Мама обещала ему за старание и красивые тетрадки купить шоколадку.

– Что ты, мама, – отвечал смущенный Колюша, – я и так обязан иметь отличные тетради.

Как-то раз я спросил его, когда ему было лет десять-одиннадцать:

– Колюша, не трудно ли тебе стоять так долго в церкви?

– Да, папа, – отвечал он, – но ведь так нужно.

Еще мальчиком лет двенадцати он удивил меня своим глубоким пониманием заветов Христа. На мой вопрос о причинах какого-то его поступка он ответил: «Господь велит быть всем слугою». Как будет видно из дальнейшего, этот завет Христа стал жизненным девизом Колюши и наполнил его жизнь впоследствии ценным содержанием. А будучи мальчиком, он всегда, без напоминаний, уступал в вагонах место старикам и детям.

Колюша имел очень живое выразительное лицо, на котором всегда можно было читать его чувства. Взор его голубых глаз был всегда ясен. Он просто и скромно держался и был несколько застенчив и робок. Как-то раз, уже будучи юношей, он получил упрек от сестры своего товарища по классу, что он «не умеет ухаживать» и что у него «не хватает нахальства». «Она не понимает, что скромность – это красота души», – с грустью сказал Колюша сестре, рассказывая этот случай.

Колюша имел мягкий характер, и его легко было уговорить. Я даже побаивался в этом отношении за его будущность. Однако, когда дело шло о совести и верности принципам, Колюша всегда находил в себе силы быть им верным. Так, его вера не позволяла ему быть пионером или комсомольцем. А на него, как на лучшего в классе, всегда давили в этом направлении. Однажды классная руководительница вызвала его, двенадцатилетнего мальчика, настойчиво уговаривала его вступить в пионеры и расспрашивала о причинах отказа. В этих случаях он обычно молчал.

– Как тебе было при этих уговорах? – спросила потом его мама.

– Так страшно, мамочка, было, что коленки у меня дрожали! – отвечал Колюша.

И всегда, несмотря на свою робость, он выходил победителем в подобных искушениях, хотя и знал, что его упорство в этом вредит ему в школе. Так, в одном из его писем дедушке (из старших классов) имеется такое упоминание: «Меня втягивали в комсомол, я выдержал диспут с комсоргом, и положение не изменилось. Окончить вторую четверть отличником мне не дадут, да мне и не надо, незачем. Прошлый учебный год я кончил отличником, а похвальную грамоту мне не дали».

Колюша в школе изучал немецкий язык. Будучи в шестом или седьмом классе, он стал брать у одной частной учительницы уроки английского языка. А когда он был в старших классах, он занимался с мамой и французским языком. Первый урок его по английскому языку начался не совсем обычным вступлением. Его учительница, старый человек, была несколько эксцентрична и предубежденно настроена по отношению к современной молодежи. Она неохотно дала согласие на занятия с Колюшей, считая его «дитёй своего времени». Когда он в первый раз пришел к ней и поздоровался, то произошел следующий диалог.