Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Страница 4

– Воздух, Том, везде один. А так, дело хорошее… смотайся.

– С тобой хочу, я сама там запутаюсь.

– Нет, Том, – отрезала я. – Мотаться у меня нет времени. Именно сегодня подписала договор на книгу о преподобном Серафиме.

– Да ты что!.. – ахнула Тамара. – Чудеса! А ты уже была там?

– Не была. И нет времени побывать. Сорок пять дней дали на книгу – тикает с завтрашнего дня.

– Как же писать, если не была в Дивеево? Придумывать будешь? Враки ведь получатся, – язвительно сказала Тома.

У меня не было ни сил, ни желания спорить с ней, что это не совсем так, даже совсем не так… Тамара не сдавалась, пристала ко мне как банный лист: поедем и поедем. В конце концов, я «сломалась», подумав, а вдруг через нее преподобный старец и меня к себе призывает. Конечно, молитва ко святому на всяком месте хороша, но все же около раки с его мощами особенно живо чувствуется невидимое присутствие и присущая ему благодатная сила Божия[3].

В шесть утра к моему подъезду подкатил джип, за рулем была Томина приятельница Валя, которая, воспользовавшись остановкой, стала искать, какую кассету послушать в дороге и поставила Высоцкого.

Я поморщилась.

– Не нравится Владимир Семенович? – удивилась Валя.

– Смотря по обстоятельствам. Тишины хочется…

– Ну, сказанула… я усну в тишине! Садись на переднее, тоже меня веселить будешь! Томка сказала, что ты такая начитанная-начитанная.

Мы тронулись в неведомый путь. Мои дамы, прицениваясь к проезжавшим мимо редким еще иномарками, с восторгом обсуждали недавнюю покупку Вали – этот самый вожделенный джип, на котором мы ехали. Она заработала его тоже челночными рейсами, но в Китай. Томе, как мне показалось, было завидно. Ей тоже хотелось и джип, и квартиру попросторнее… У Вали характер был пожестче, и желание ее было на порядок выше – открыть свой бизнес.

Пока выезжали из Москвы, я молчала. И хотела молчать всю дорогу. Но как только мы пересекли кольцевую, мои попутчицы заговорили о цели своего путешествия. Дамы, как оказалось, не собирались задерживаться в Дивееве. К ночи им надо было «непременно» вернуться в Москву – «какие там всенощные»! Они были решительно настроены на чудо, а поездку в монастырь воспринимали как магический акт: приедут, поставят «куда ты нам скажешь по самой большой свече», закажут «обедню за здравие», «поцелуют мощи» и «покровитель торговли» непременно устроит так, как им надо. Вот тут пришлось заговорить. Я постаралась втолковать им, что это совершенно неправильный подход к святыне – потребительский: выбралась вот к тебе, чудотворец, деньги привезла, а ты нам – чудо сотвори.

– Святому деньги не нужны, – сказала я. – Это ваша жертва на монастырь, где сестры денно и нощно молятся за мир.

– Натаха! А что же ему надо? – подергала меня сзади за плечо Тома. Голос у нее был охрипший, простуженный.

– Ему надо благое расположение ваших сердец.

– Чего-чего? – закашлялась Тома.

– Жизнь по Божиим заповедям. Покаяние.

– Так, дорогая редакция, значит, зря едем? – отрезала Валя и притормозила джип.

– Да почему же зря! – воскликнула я. – Не вы первые, не вы последние… К батюшке Серафиму в Саровскую пустынь, где он был монахом, в конце жизни приезжало до двух тысяч человек ежедневно. Плюс присылали ему множество писем, в которых просили советов и молитв в какой-нибудь беде. Отец Серафим часто, не распечатывая, знал их содержание и просил писать адресатам ответы. При этом он говорил писцу: «Вот что скажи от убогого Серафима…» После его кончины в келье обнаружили чуть не мешок нераспечатанных писем, авторы которых в свое время получили точные ответы.

– Да ты что!.. Правда? – Валя повернула ко мне изумленное лицо и одновременно поддала газу и ловко обогнала грузовик.

– Ты и лихачка! – вскрикнула я. – Поосторожней…

– Не боись! – чихнула сзади Тома. – Валюшка – ас! Ты рассказывай, рассказывай… Отрабатывай, Натаха, дорогу.

– Вот так вот, – с обидой сказала я. – Может, лучше высадите меня, вдруг не отработаю…

– Да не обращай на нее внимания! – ответила Валя и убавила Высоцкого. – Говори! Что хочешь. Мы – ноль в этом деле.

Трудно было начать, если люди «в этом деле ноль».

– Расскажу вам интересную историю про одного генерала… – начала я, кое-как собравшись с мыслями. – Однажды приехал в Саров заслуженный генерал, который много слышал о Саровской пустыни. И вот, издалека, наверно, с балкона гостиницы, осмотрел он монастырские здания, потом зашел внутрь монастыря, прошелся мимо церквей, увидел келью известного уже на всю Россию старца Серафима, и решил, что любопытство его удовлетворено, пора ехать дальше. Но тут встретился он с одним знакомым помещиком, который с трудом, но уговорил генерала все же зайти к старцу Серафиму. Вместе они вошли в его дом-келью и увидели полусогнутого батюшку, который как будто знал об их приходе, потому что тотчас вышел навстречу и поклонился генералу в ноги. Полусогнутым на всю жизнь отец Серафим остался от побоев разбойников, которые думали найти в его лесной келье деньги. Ну вот… Помещик вышел в сени, а увешанный орденами генерал около получаса беседовал с монахом. И вдруг из кельи послышался плач: это плакал военный. Вскоре раскрылась дверь, и отец Серафим вывел под руки генерала, который продолжал плакать, закрыв лицо руками. Фуражка и ордена, которые свалились с генерала во время той беседы сами собой, были забыты им у старца. Отец Серафим вынес ордена и тихо сказал: «Это случилось потому, что ты получил их незаслуженно». Впоследствии генерал многим рассказывал, что прошел всю Европу, знал множество людей, но впервые увидел такое смирение, с каким встретил его Саровский старец. А о подобной прозорливости даже и не слышал: «убогий Серафим», впервые увидев генерала, рассказал ему обо всех его грехах до тайных подробностей.

– Да ты что!.. – поразилась Валя, которая, не жалея свой джип, гнала его по колдобинам расейской глубинки. – И как это он отгадывал, не пойму?

– Не отгадывал он, – воскликнула я. – Дело это Божье. Бог Всеведущий про любого человека знает все. Он и открывал святому, с чем каждый пришел к нему. А открывал, потому что многими и великими монашескими трудами очистил старец свою душу и мог воспринять Божии внушения. Тебе, например, Высоцкий внушает, ты его любишь, а преподобному Серафиму – Бог, Которого он возлюбил больше всего на свете.

– Да так чё хошь можно объяснить, – откликнулась Тома.

– Конечно! У нас же страна советов: все всё знают… – ответила я. – Только чудотворцами почему-то не становятся.

– А что, он в чем угодно мог помочь? – задала другой вопрос Валя.

– Статистику, как говорится, не наводила. Но правильно будет сказать так: с каким затруднением человек приходил к батюшке Серафиму – в том и получал облегчение. Если хотел узнать, где спрятана украденная лошадь, – он указывал. Если приходил, чтобы разобраться в причинах жизненных неудач, прозорливец открывал эти причины. И если потом человек поступал по советам батюшки, то вся его жизнь постепенно исправлялась и устраивалась. Из тех двух тысяч приходящих к нему многих он просто благословлял, кому-то говорил на пользу несколько слов. Но с особенной любовью принимал тех, в ком прозревал раскаяние в грехах и желание исправиться.

– Что-то мне страшно… не хочу туда ехать, – вдруг сказала Тома и схватила меня за плечо. – Давайте вернемся.

– Не выдумывай! – строго ответила Валя. – А я бы обязательно к Серафиму пошла, жаль, что умер. Подсказал бы, что не так делаю… А то ведь правда не у кого спросить. Я вот ходила ко всяким астрологам, сколько деньжищ угробила. Гороскопов мне насоставляли – и каждый свой рисует… Какому верить?