Жижи - Страница 3

– А вот и нет, – проворчал Гастон. – Я собираюсь сэкономить на розах, раз уж у меня есть предлог.

Госпожа Альварес молитвенно сложила руки.

– О, Гастон. вы этого не сделаете! Без вас всё это шествие будет похоже на траурный кортеж.

– А мне-то что? – мрачно возразил Гастон.

– И вы отдадите расшитое знамя этой Валерии Шенягиной? Ах, Гастон, это невозможно!

– Очень даже возможно, – сказал Гастон. – Валерия – женщина со средствами.

– Вот уж кто не разорится. Знаете, откуда в прошлом году она взяла столько букетов? Она наняла трёх женщин, усадила их за работу, и они двое суток эти букеты складывали. А цветы были куплены на Блошином рынке. Представляете себе – на Блошином рынке! Только карету, сбрую и ещё, кажется, хлыст она не взяла напрокат.

– Что ж, примем на вооружение, – развеселился Лашай. – Боже мой, я съел все леденцы.

В прихожей раздался по-солдатски чеканный шаг Жильберты.

– Ты уже? – удивилась госпожа Альварес. – Что это значит?

– Это значит – ответила девочка, – что тётя Алисия неважно себя чувствует. Но я всё-таки прокатилась в дядюшкином драндулете, и это главное.

Она улыбнулась, сверкнули её блестящие зубы.

– Знаете, дядюшка, пока я ехала в вашем автомобиле, я притворилась такой уставшей, томной, словно мне давно осточертела вся эта роскошь. О, я отлично провела время.

Жижи швырнула в угол свою шляпку, рассыпавшиеся волосы закрыли её виски и щёки. Взобравшись на высокий табурет, она подтянула колени к подбородку.

– Как дела, дядюшка? Вид у вас неважный. Хотите, перебросимся в пикет? Сегодня воскресенье, мама весь день в театре. Неужели вы съели все мои леденцы? Нет, дядюшка, так дело не пойдёт. Надеюсь, вы хотя бы купите мне новые.

– Жильберта, веди себя прилично, – набросилась на Жижи госпожа Альварес. – Сейчас же опусти ноги. Ты думаешь, у Гастона есть время заниматься твоими леденцами? Одёрни юбку. Хотите, Гастон, я отправлю Жижи в её комнату?

Лашай-младший как заворожённый смотрел на истрёпанную колоду карт, которую тасовала Жильберта, и в душе его почти неудержимое желание расплакаться боролось с желанием немедленно рассказать о всех своих несчастьях, подремать в старом кресле и сыграть в пикет.

– Не ругайте малышку, тётушка. Мне так хорошо у вас. Даже дышится свободнее. Жижи, давай сыграем на десять кило сахара.

– Ешьте сами ваш сахар! Я предпочитаю конфеты.

– Конфеты и сахар – это одно и то же. Только сахар здоровее.

– Вы говорите так, потому что сами его делаете.

– Жильберта, ты забываешься!

В печальных глазах Гастона Лашая мелькнула улыбка.

– Пусть, пусть говорит, тётушка… На что же ты хочешь играть, Жижи? Может, на шёлковые чулки?

Большой детский ротик Жильберты недовольно скривился.

– Брр, от этих шёлковых чулок я вся чешусь. Знаете, чего мне хочется?..

Она задумчиво посмотрела вверх, морща свой курносый носик, склонила набок головку, тряхнула волосами, перебросив их с одной щеки на другую.

– Мне хочется корсет «Персефона» зелёного цвета с подвязками рококо, расшитыми розами… А лучше всего – нотную папку.

– Разве ты занимаешься музыкой?

– Нет, но мои подружки по курсам носят в нотных папках тетради, и все думают, что они учатся в Консерватории.

– Жильберта, ты ведёшь себя бестактно, – вмешалась госпожа Альварес.

– Ты получишь папку и леденцы. Сдавай, Жижи.

Минуту спустя известный сахарный магнат Лашай-младший уже горячо обсуждал ставки. Его монументальный нос и чёрные глаза ничуть не смущали партнёршу. Жижи облокотилась на стол, так что плечи её оказались вровень с ушами, её синие глаза блестели и щёки горели румянцем, она была похожа на подгулявшего пажа. Оба играли увлечённо, вполголоса переругиваясь. «Молоко оближи, прежде чем козырять», – бросал Лашай. «Сейчас мы хлопнем по чьему-то вороньему клюву», – отвечала Жижи. Мартовские сумерки опустились на узкую улочку.

– Не сочтите за намёк, Гастон, но уже половина восьмого, – сказала госпожа Альварес. – Я ненадолго отлучусь, чтобы позаботиться об ужине.

– Половина восьмого! – воскликнул Лашай. – Да ведь я должен ужинать у Ларю вместе с Дионом, Фей-до и младшим Барту. Сдавай последний раз, Жижи.

– А сколько их всего, этих Барту? – спросила Жильберта.

– Двое. Старший красавец, младший похуже, но он-то как раз самый из них известный.

– Это несправедливо, – заявила Жильберта. – А кто такой Фейдо?

Лашай от удивления выронил карты.

– Вот это да!.. Ты что, не знаешь Фейдо? Ты когда-нибудь ходишь в театр?

– Очень редко.

– Ты что, не любишь театр?

– Не особенно. Бабушка и тётя Алисия считают, что театр отвлекает от серьёзных проблем. Только не говорите бабушке, что я вам об этом рассказывала.

Она подняла обеими руками копну волос и со вздохом отбросила её обратно на плечи.

– Уф! Как же мне жарко от этой гривы.

– А что они называют серьёзными проблемами?

– О! Их очень много, все я и не припомню. К тому же тут они не всегда согласны друг с другом. Бабушка всё твердит мне: не читай романы, от них портится настроение. Не пудрись, от пудры портится цвет лица. Не носи корсет, он портит фигуру. Не глазей на витрины. Не знакомься с родителями своих подруг, особенно с отцами, когда они забирают дочерей после занятий…

Она говорила быстро, слегка задыхаясь, точно набегавшийся до упаду ребёнок.

– А тётя Алисия заводит другую песню. Я, мол, вышла из возраста, когда носят корсеты с лямочками, и почему я не беру уроки танцев и хороших манер, и как это я до сих пор не знаю, что такое карат, а уж если мне понравится, как одета какая-нибудь актриса… «Это же мишура, – возмущается она, – все эти наряды на самом деле просто смехотворны!» У меня просто голова пухнет. А чем вас будут угощать сегодня у Ларю, дядюшка?

– Ты думаешь, я знаю? Скорее всего, морскими языками с мидиями. Ну и, конечно, седлом барашка с трюфелями. Шевелись, Жижи. У меня на руках пять червей.

– Всё равно останетесь с носом. Уж я об этом позабочусь. А мы на ужин будем доедать вчерашнее рагу. Обожаю рагу.

– Рагу, к сожалению, со свининой, – сказала Инес Альварес, успевшая вернуться из кухни. – Я так и не смогла купить гуся.

– Я распоряжусь, чтобы вам прислали гуся из Бон-Абри, – сказал Гастон.

– Большое спасибо, Гастон. Жижи, помоги господину Лашаю надеть пальто. Подай ему трость и шляпу.

Как только мрачный Лашай, принюхиваясь и сожалея о разогретом рагу, наконец удалился, госпожа Альварес повернулась к внучке.

– А теперь ответь мне, Жильберта, почему всё же ты так быстро вернулась от тёти Алисии? Я не стала допрашивать тебя при Гастоне. При посторонних семейные дела обсуждать не полагается, запомни.

– Всё очень просто, бабушка. Тётя Алисия была в кружевном чепчике, она всегда его надевает, когда у неё мигрень. «Я сегодня неважно себя чувствую», – сказала она мне. «Ну, тогда не буду тебе надоедать и вернусь домой», – сказала я. «Отдохни хоть пять минут», – сказала она. «Да что ты, – сказала я, – я совершенно не устала, я приехала на автомобиле». – «На автомобиле?» Она очень удивилась и даже всплеснула руками, вот так. Понимаешь, мне очень хотелось показать дядюшкин автомобиль тёте Алисии, и я попросила шофёра задержаться на две минутки. «Да, – сказала я, – это «Дион-Бутон», четырёхместный, с откидным верхом, мне одолжил его дядюшка. Он сейчас у нас. Он поссорился с Лианой». «За кого ты меня принимаешь? – рассердилась тётя. – Я пока ещё в своём уме и газеты читаю. Я не хуже тебя знаю, что он поссорился с этой дылдой. Ну что ж, возвращайся домой, нечего тебе скучать с бедной больной старухой». И она помахала мне из окна, когда я садилась в автомобиль.

Госпожа Альварес поджала губы.

– Бедная больная старуха, ничего себе! У неё и насморка никогда в жизни не было. И как только ей не стыдно…

– Бабушка, как ты думаешь, дядюшка не забудет о моих леденцах и нотной папке?

Госпожа Альварес задумчиво уставилась в потолок.