Живое дерево - Страница 26

Юра прямо не мог поверить своим глазам и быстро-быстро заморгал, стряхивая иней с ресниц, мешавший смотреть, — в дверях появился маленький чернолицый мужик без уха, с сильными хваткими руками.

— Чужак! — воскликнул Юра и прикусил язык. У него заслезились глаза от радости, и он их постоянно вытирал, чтобы хорошо видеть. Нет, разбойничек, теперь не уйдёшь! Вот где ты прячешься, чужак!

Сомнений не было. Да провалиться ему на месте, если это не чужак. А Юра собирался уходить. Вот что значит действовать без тонкого расчёта, так бы никто и не узнал о пропавшем Шторме, о той великой тайне, которую скрывает старик Шупарский. Теперь не будут болтать, будто Юра оговорил Шупарского. Всё прояснится. Да отмёрзни у него сейчас руки и ноги, окоченей он совсем, всё равно он всё выследит и высмотрит.

На чужаке была большая, не по его росту, серая шерстяная кофта, горло обмотано шалью, на голове взъерошенные длинные, давно нечёсанные волосы, вообще мужик по прошествии времени сильно оброс. Но конечно, это тот самый чужак, который свернул шею гусю на котловане и потом исчез вместе со Штормом. Это он так осторожно пробирался тогда по тропинке и махал мёртвым гусем. Трижды тот самый человек.

Чужак о чём-то спросил Шупарского, сел на табурет, потирая забинтованную руку; быстрыми своими и острыми глазами окинул поданное на стол, и ноздри его жадно раздулись от запахов. Юра замер, стараясь услышать, что ему ответит старик.

Чужак снова глянул на старика, что-то ему проговорил сердито, и в ответ старик вскочил и, выбрасывая руки вперёд, отвечал так же сердито. Юра прильнул к окну, но ничего услышать не мог, лишь доносились обрывки слов. Ему так хотелось услышать разговор, что казалось, будто он слышит:

«Я спрятал коня в пещере, и его никто не найдёт, но нужно переждать время, потому что за мною следят, могут вызнать, где находится этот прекрасный конь».

Тут же Юра подумал, что никакой пещеры у них нет, так что разговора о пещере не могло быть. Но ему так хотелось услышать нечто подобное, что убедил себя, что именно такие слова он слышал.

Чужак похлебал щей, оглянулся на старуху, и его взгляд скользнул по окну. Юра пригнулся.

Шупарский приподнялся из-за стола и повёл головой, показывая племяннику на дверь. Они, одевшись, вышли в сени и там закурили.

— Прокантуюсь две-три недельки в лесу и завалюсь к ним, скажу: денежки за такого жеребца племенного на стол да побыстрее, — услышал Юра голос племянника Шупарского. — А ты, а ты никому! Понял? Чтоб не проболтался, а то — я скор на расправу и твёрд на руку! Понял меня? Молчи, как в рот воды набрал. Ты меня понял или не понял? Даже старухе — ни-ни! Как только мне за жеребца дадут полный куш, ищи меня! Ищи ветра в поле! Понял? Справочку ты подделал прехорошо, что, мол, так и так, податель сего продаёт коня. Это ты придумал прехорошо, потому что все записано, всё прописано, никто не подкопается, а пока… Спать надо пока.

— А если всё ж накроют? — осторожно поинтересовался старик, цвиркнул слюной и закурил. — Гляди! Отговорочку найди.

— А пушка на чего нам дана? — отвечал, посмеиваясь, чужак и хлопнул шумно по карману. — Чай, не воробьёв стрелять. Тут я спокойный. Тут нормальный уровень. А вот чтоб чего другое не ввело в подозрение… Вдруг догадаются позвонить или телеграмму послать: кто, мол, и кто от имени колхоза продаёт жеребца? Вот где может в тонком месте порваться, а в остальном я спокоен. Буду стоять на стрёме, глядеть в оба, милиция потому что не дремлет. Наверняка ищут. Пасся мой жеребчик все те месяцы спокойненько у моего одного дружка в табуне, разжирел, раздался в боках, залоснился. Такой… смотреть на него — красиво!

— А тот твой приятель ничего? Не продаст?

— Нет. Свой человек. В доску.

— Гляди, — неопределённо проговорил старик, позёвывая.

Хлопнула дверь, и они вошли в дом.

Чужак заходил по комнате, поглядывая быстро-быстро то туда, то сюда, словно что-то искал он, словно потерял что. Потом он остановился и начал о чём-то говорить старику, жестикулируя руками. Слова доносились отрывочными звуками, которые разобрать было невозможно, но Юра понял, что чужак говорил о том, что у него раньше была какая-то хорошая и прекрасная жизнь, а теперь плохая и никуда негодная. Вот он перестал говорить, быстро подошёл к окну и из-за занавески глянул во двор, как будто ночью можно было что-то увидеть во дворе.

Юра задрожал от страха и поклялся тут же убежать. Но любопытство держало его под окном.

Вот мужик налил себе водки, выпил её залпом и долго сидел, глядя на стол, потом, пошатываясь и плохо соображая, с трудом облачился в полушубок старика, натянул шапку и направился к выходу.

Юра вскочил и побежал.

Председатель сидел за столом и считал на счётах. Семья его уже спала. На стук в окно председатель вышел в сени, накинув на плечи пиджак, отворил дверь.

— Что случилось? Юра Бородин? Ты?

— Дяди председатель, там! — запыхавшись, проговорил Юра. — Я видел своими глазами! Чтоб мне провалиться на этом месте! — От волнения Юра даже забыл, как звать председателя, ему не терпелось немедленно, сейчас же спешить к Шупарскому, и он бессвязно, то и дело сбиваясь, рассказал всё, что видел и слышал.

— Скачи к участковому Загорулько, кажись, никуда не убрался. Пусть торопится ко мне, а я сам позвоню в районную милицию, там ищут его давно. Заявился, значит, бандюга. А районная милиция с ног сбилась — пропал куда-то, исчез, а он — здесь.

Через десять минут Юра с участковым милиционером вернулся к председателю. Председатель послал участкового за Николаем, Шундиком и председателем сельсовета, а Юре велел отогреваться, выпить чаю. Юра дрожал от холода и нетерпения.

Вскоре пришли Николай и Шундик с ружьями. Вслед за ними прибежала Юрина мать, накричала на Юру и пыталась заставить его пойти домой, но он вырвался из цепких материнских рук и спрятался в сене у председателя во дворе. Выследить, узнать всё, а теперь, когда наступает самое ответственное, захватывающее, он пойдёт домой? Нет уж. Не на того напали! Когда мужики направились к дому Шупарского, Юра незаметно присоединился к ним.

Мужики шли молча, не курили. По одному прокрались во двор. Николай и Шундик притаились у дома со стороны огорода, а председатель и Загорулько подошли к двери. Председатель толкнул дверь. Заперта. Тогда он постучал.

Юра прильнул к окну. За столом сидел старик и спал. Старуха у печи мыла посуду. Как только постучали, свет в доме погас. Может быть, чужак перехитрил и спрятался где-нибудь во дворе? Стало жутковато: вдруг выстрелят по нему, Юре, сзади!

— Юрик! — услыхал он голос матери. — Юрик!

Милиционер постучал в дверь так громко, что Юра вздрогнул. Стучал он носком валенка. Никто не отвечал. В доме, судя по всему, не ожидали прихода. Юра почувствовал, как кто-то лизнул его тёплым в руку: Шарик! Зачем прибежал? Только Шарика не хватало сейчас, когда решается, быть может, судьба человека.

В сенях раздался голос старушки:

— Хто там? Чего надо? По ночам людей будяте!

— Отвори! — громко сказал участковый. — Нечего скрываться! Без сопротивления, дом оцеплен! Открывай! Это смягчит наказание!

«Ну вот, началось», — подумал Юра.

Старушка смолкла, а через несколько минут страшной, томительной тишины задвигали, зашумели в коридоре, закашляли, к двери подошёл старик и хрипло спросил:

— Хто такие? Чего тут надо?

— Я, — ответил председатель. — Открывай. Дело есть.

Дверь отворилась, и участковый, отпрянув в сторону, скомандовал:

— Руки вверх! Руки! Где племянник? Пусть выходит. Эй, там, выходить! Руки вверх! Чистосердечное раскаяние…

В это время позади дома закричали. Юру словно кто дёрнул, и он кинулся туда. По огороду бежали трое.

— Держи его! — это отчаянный голос Николая.

Племянник Шупарского вышиб окно и через огород побежал к лесу. Бежал он быстро, хотя бежать по глубокому снегу было трудно. За ним что есть мочи торопился Николай и, чуть поотстав, задыхался в торопком беге старик Шундик; позади всех, утопая, захлёбываясь снегом, азартно, словно на охоте, лаял Шарик.