Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Том II. Февраль - Страница 28

– Здесь, юноша, – сказали они ему, – хорошее место для исполнения твоего намерения, здесь ты можешь получить желаемое и вскоре будешь причтен к прекрасному лику иночествующих.

Поручив его игумену, они отошли в путь.

Игумен несколько раз спрашивал, откуда он и какого рода, но ничего не мог узнать: раб Божий скрывал свое отечество и свой дом и не желал никому открывать себя. Однако, видя, что он юноша добронравный, тихий, кроткий, смиренный и послушливый, игумен постриг его в новоначальный чин.

Матерь же блаженного Луки весьма скорбела о нем: она не могла перенести разлуки с своим возлюбленным сыном, на которого смотрела как на единую утеху своего вдовства и как на отраду в печали, и горько плакала о нем, взывая к Богу:

– Увы мне, Господи! Свидетель моего вдовства и сиротства, сначала Ты опечалил меня, отняв смертью от меня друга, которого Ты сочетал со мною супружеством, после чего подверг меня бедам вдовицы, которые для меня ужасней самой смерти, ныне же Ты удалил от глаз моих того, кто в столь великих бедах был для меня отрадою, и теперь я не знаю, где могу увидеть его – единственную зарю моей многобедственной жизни. Теперь мне следует вместе с Давидом воскликнуть: «Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих, – и того нет у меня» (Пс. 37:11). И почему отрок так далеко от нас удалился? Разве мы возбраняли ему непрестанно служить Тебе, Владыке нашему? Или разве мы приказывали ему исполнять какие-либо домашние работы, заставляя его через то пренебрегать обычными его молитвами? Разве учила я его любить более плотское, нежели духовное, земное – больше небесного, временное – больше вечного? Я научилась от родителей своих быть матерью не только по плоти, но и по духу, и хотела сына своего видеть совершенным в добродетелях; я ему предоставляла больше времени для молитвы, нежели на услужение мне; для меня было радостию видеть возлюбленное мое чадо если не всегда, то по крайней мере хотя некоторое время; для меня довольно было только слышать от соседей похвалу его добронравию и этим утешать свою печальную душу. Итак, Владыко Царю, не презри слез очей моих, но услышь их и благоизволи утолить мою великую печаль; утолишь же Ты ее тогда, когда снова подашь очам матерним зреть возлюбленное чадо: тогда я, найдя сына своего, соберу всех и исповедую величество Твое, и буду прославлять Тебя во все дни жизни моей.

Так в печали своей помолившись, вдовствующая матерь преклонила на милость благого Бога, и о чем просила, то и получила.

Господь, все мановением Своим соделывающий, сподобил видения игумена того монастыря, в котором в новоначалии подвизался блаженный Лука, – он во сне увидел плачущую матерь, которая так взывала к нему:

– Зачем ты обидел меня, вдову? Зачем к страданиям моим ты приложил еще сию печаль? Зачем так беспощадно ты отнял от меня единую отраду моего вдовства? Зачем ты похитил моего сына, опору старости моей?

Претерпевая сию печаль, я не перестану обращаться к Богу и Царю всех и вопиять на тебя.

Устрашенный таким сонным видением и сказанными словами, игумен сначала думал, что это простое бесовское наваждение, но когда в следующую ночь и в третью он увидел во сне ту же жену и услышал от нее те же гневные слова, тогда он понял, что это не бесовское прельщение, но от Бога посылаемое явление.

Утром игумен, призвав к себе находившегося у него в новоначалии юношу Луку, сказал ему с гневом:

– Зачем ты задумал все о себе утаить, хотя я несколько раз спрашивал тебя, кто ты и откуда? Зачем ты говорил, что не имеешь ни родителей, ни сродников? И как ты дерзнул приступить к сему святому чину и к сожитию с нами, весь исполненный лести и лжи, как о тебе свидетельствует самое дело? Если бы в начале ты сказал нам правду, то ныне, вопреки твоему желанию, не были бы о тебе откровения. И так, отыди от нас и от всех нас, монашествующих, и возвратись к родившей тебя; от нее, очень сокрушающейся, я третью ночь весьма страдаю.

В то время как игумен так говорил, блаженный Лука, весьма испуганный, стоял как бы изумленным; он смотрел долу, и глаза его испускали слезы: так ему не хотелось разлучаться со святою дружиною. Игумен, видя его слезы и смирение, умилился и начал кротко с ним так беседовать:

– Нельзя, чадо, теперь тебе не вернуться к матери своей, а после не возбранена тебе будет и жизнь в монастыре; так и сделай, советую тебе, ибо явно, что ее молитва сильна умолить Бога и намного превосходит твою молитву.

Выслушав это, блаженный Лука ничего не возразил против слов игумена; поклонившись ему, он только испросил его молитв и благословения. Итак, хотя он не желал даже и выходить из монастыря, но принужден был отправиться в путь к матери своей, в селение Касторийское.

Войдя в дом, он нашел матерь свою сетующею, но когда она увидела его, то исполнилась радости и умиления, но не тотчас же устремилась к сыну своему, дабы его обнять: как женщина сильная духом и богобоязненная, она прежде всего, возведя очи к Богу и воздев к нему руки свои, вознесла Ему благодарение, что, по Его содейству, она теперь снова приемлет возлюбленного сына своего, которого перед этим лишилась.

– Благословен Господь, – говорила она, – Который услышал молитву мою и не лишает меня милости Своей.

Так Лука, Божиим изволением, возвращен был матери; он служил ей, как сын, и пробыл при ней четыре месяца. Потом блаженный Лука, горя духом к Богу и к безмолвному по Боге житию, снова задумал уйти от матери своей. На этот раз она уже не препятствовала его доброму намерению и не удерживала его от пути, ибо знала, что сыну ее, как и всякому другому, Бога подобает почитать больше, чем родителей.

Итак, святой Лука, сопутствуемый молитвами матери, как добрым вождем, скоро пришел к одной приморской горе, которая называлась Иоанновой; там была церковь во имя святых бессребреников, врачей Космы и Дамиана. Там, устроив себе небольшую келию, он и стал в ней жить по Боге. Какие он здесь подъял труды, борясь с бесами и умерщвляя свою плоть, – об этом подробно нельзя рассказать, однако нельзя и умолчать обо всем; итак, из многого расскажем только несколько, чтобы знать, каков был по житию сей угодник Божий.

У преподобного был один ученик, который соблазнялся о наставнике своем: он думал, что святой лицемерно непрестанно молится. Видя, что он ничем не занимается: ни чтением Божественных книг, ни изучением отеческих творений, ученик этот думал, что наставник его, как человек некнижный и не знающий Божественного Писания, все ночи проводит не в бдении, но во сне и лености. И вот, однажды, поздно ночью, когда старец уже затворил двери своей келии, ученик его сел извне при дверях и, приклонив к ним голову, стал прислушиваться, что старец делает по ночам, – почивает или молится? И, так подслушивая, он оставался при дверях всю ночь до утра. О том же, что он здесь слышал, он после сам передавал. «Слышал я, – говорил он, – как святой, преклонив колена, ударялся головою о землю и с каждым поклоном благоговейно произносил: “Господи, помилуй!” Потом, воспламенившись еще большим усердием к Богу, стал делать более частые поклоны, и еще усерднее взывал: “Господи, помилуй!” И так он молился до тех пор, пока не изнемог телом; но, и упав ниц на землю, он не изнемог духом, ибо и лежа он в молитве взывал к Богу. А потом, восстав, он преклонил свои колена и стал делать то же самое, и в такой молитве провел всю ночь, до самой утренней зари. После этого ученик сей, уверившись в подвигах отца своего, раскаялся в прежнем своем сомнении, и после кончины святого с клятвою исповедовал все это пред другими».

Но преподобный умерщвлял свою плоть не только ночными коленопреклонениями, но и дневными трудами. Он устроил себе небольшой сад и стал сажать там различные деревья и сеять всевозможные семена, – не для потребы своей или продажи, но для изнурения плоти, ибо каждый день до пота лица трудился в саду своем.

А если и бывали плоды от его дерева и семян, он их раздавал приходящим к нему, иногда же, наполнив ими большую корзину, он относил ее на соседние, чужие нивы, и там оставлял ее; так святой Лука питал других трудами своими, сам же пребывал всегда в посте.