Жить стало лучше, жить стало веселее! - Страница 8

– Сука, – тот не оценил юмора, – у тебя ботинки стальные, что ли?

– Титановый стакан в носке, – не стал отрицать очевидное я. – Как раз для таких, как ты.

– Нечестно!!! – тут же заголосили сибсельмашевские. – Так не договаривались!

– Мы с вами вообще никак не договаривались! – я повысил голос, перекрикивая толпу. – Это вы приперлись к нам с двумя Разрядниками. Причем один минимум КМС по боксу, а другой – детина, отслуживший в ВДВ. А теперь вспомнили о чести, уроды?! Давай, кто не зассал, выходи в круг! Я ботинки сниму и даже без них надеру задницу любому.

– А ты, сморю, слишком правильный стал, а, Чобот? – было бы удивительно, если бы меня не узнали, в одном районе ведь живем. – Сам-то раньше у Каленого шестерил, толпой всех метелили. А теперь подмусоренным стал, да?

– Что ты сказал, сука?! – У меня упала планка, глаза застила ярость, и я резко повернулся на голос, двинувшись прямо на толпу. – А ну иди сюда, ушлепок! На кого я шестерил, падаль? Иди сюда, тварь!!!

– Семен, Сема, стой! – мне в грудь уперлись маленькие ладошки Ленки, а на плечах повис Роман. – Да успокойся ты.

– Отвалите! – Еремина-то я сбросил одним движением, а вот Зосимову побоялся отталкивать, потому что такую мелочь и убить можно ненароком, так что подхватил под мышки и переставил себе за спину. – Чё, сучата, кто там такой смелый базлать на меня был?! Сюда вышел, падаль!!!

– Э, парень, тормозни! – Передо мной появился заметно прихрамывающий десантник. – Ты чего взбеленился?

– Твои ублюдки за базаром не следят! – Ярость кипела в груди, но небольшой заминки хватило, чтобы я взял себя в руки и немного остыл, начав мыслить рационально. – Если еще хоть одна мразь скажет, что я на Каленого шестерил, клянусь, выверну его мехом внутрь.

– Да ляпнули, не подумав, – «фазан» явно не хотел продолжения конфликта и ловко сменил тему. – А что у тебя за стиль? Ногами бьешь типа как в тхеквондо, но как-то странно. Никогда такого не видел.

– Это сават, – я решил не обострять. – Французский бокс. Но в нем тоже большой упор на ноги, обутые в крепкие ботинки. Отсюда специфика. А мои еще дополнительно усилены.

– Это не по понятиям, – набычился было десантник, но я его тут же обломал.

– А я по понятиям не живу, себе их оставь. – Я тяжело уставился в глаза противнику. – Хватит, наелся блатной романтики, что аж блевать тянет. Так что даже не думай мне предъявлять за эту херню. Беспредела за мной нет, у кого есть претензии – готов ответить. Но вот эту муть про понятия мне не лепи. Я по совести живу, что бы там раньше ни было. Понятно?

– Да чего непонятного, – пожал плечами «фазан», – хочешь красную масть тащить – тащи. Твое право. Чего по нашим-то делам решим?

– Вы от наших отваливаете, – я не собирался миндальничать. – Узнаю, что кто-то деньги трясет, ноги сломаю. Надеюсь, понимаешь, что я тебя просто калечить не хотел. А захочешь матч-реванш – милости просим. За мной не заржавеет, еще раз вас напинать.

– Ну-ну, посмотрим, – «фазану» очень хотелось оставить за собой последнее слово, но прозвучало это скорее жалко, учитывая, как он морщился от боли. – Уходим.

– Вот и валите!!! – наши тут же воодушевились, поливая сдувшихся противников насмешками, но, к счастью, за рамки не выходили.

– А ты крут, Чобот, – протянул мне руку пришедший в себя Чернов. – Не ожидал. Думал, что ты так, чисто выпендриваешься.

– Перед кем? – я ухмыльнулся, но руку пожал. – Извини, но становиться школьным авторитетом у меня желания нет. Мои планы куда обширнее. Так что можешь не волноваться за свое место альфа-самца. Только на твоем месте я бы к Сикорской яйца не подкатывал. Оторвет.

– Да больно надо, – Виталя воспринял совет как обозначение моей территории, а мне было лень объяснять. – Ладно, считай, что я тебе должен. Если что – зови. Впишусь без вопросов.

– Заметано! – Я не представлял, чем мне может помочь обычный школьник, но отказываться не стал, мало ли. – Ладно, пошли в школу, а то вон девчонки уже замерзли.

– Это… – тормознул меня комсорг одиннадцатого «А», – может, вмажем? У нас есть.

– Не, я пас, – не то чтобы мне прям совсем не хотелось выпить, но квасить в подворотне из горла, лишь бы было, – это не про меня. – У меня режим, так что сорян. В смысле без меня.

– Ну, как хочешь, – было видно, что мой отказ восприняли с облегчением, видимо, самим было мало.

– Держи, – я снял куртку и накинул на плечи Зосимовой, которую уже изрядно потряхивало. – А то Машка потом мне всю плешь проест, если заболеешь.

– Сп-спасибо, – замерзшая девчонка не стала кобениться, а послушно замоталась в теплую кожу, правда, не забыла пожаловаться: – Тяжелая.

– Это просто ты мелкая, – ляпнул я, не подумав, но тут же сообразил. – Извини. Как говорится, большие женщины созданы для работы, маленькие – для любви. Так что не комплексуй.

– Значит, ты себе маленькую ищешь? – не пойми с чего вдруг задумчиво поинтересовалась Ленка.

– Конечно, чтобы кружка пива… – хотел уже было спошлить я, но одумался и взял себя в руки. – Я вообще девушку пока не ищу. Так, раз-другой погулять еще можно, но отношения начинать рановато. Я еще не нагулялся.

– То есть ведешь аморальный образ жизни, – припечатал меня Ромка. – Все с тобой ясно, Чобот. Как был хулиганом, так и остался.

– Ложь и провокация! – я открестился от злостных инсинуаций. – Во-первых, я сразу ничего не обещаю, так что не надо мне тут аморалку шить. А во-вторых, мы живем в свободном советском обществе, и не надо тут свои мещанские ценности устанавливать. Советская женщина – свободная личность и имеет право делать то, что хочет, если это не противоречит уголовному и административному кодексу. Возраст согласия у нас – шестнадцать лет, то есть государство уже дает добро на любые отношения. Включая самые интимные. Причем, если они перерастут во что-то большее, к этому тоже нет никаких препятствий. Ты, кстати, знаешь, что у нас официально разрешено многоженство?

– Это как? – опешил Еремин. – Брешешь!

– Возьми кодекс и почитай, – я с превосходством уставился на друга. – В нем нет статьи за многоженство. И ни в одном законе или акте не сказано, что жена должна быть одна. В среднеазиатских республиках это вообще норма. Там, правда, по традиции, не больше четырех жен брать можно, а по факту, старшая может и в райком партии пожаловаться, если попытаешься ее на молодую променять.

– Раньше была, – показала внезапные знания Зосимова. – Ее во время войны отменили. Тогда мужиков мало было. Бабушка рассказывала, что, бывало, один вернувшийся с фронта на половине деревни женился.

– А, ну про это я слышал, – сообразил Роман. – А разве потом снова не приняли закон?

– Не. – Я наткнулся на этот факт случайно и нехило так офигел, но, заинтересовавшись, попытался раскопать побольше информации. – Решили зайти с другой стороны. Не ограничивать и плодить безотцовщину, а действовать через партию и комсомол. Продвигать значимость одного партнера и привычной ячейки общества. Так что сейчас, если кто-то захочет жениться на двух девках, с ними сначала будет партком разговаривать. Но в целом если задаться целью, то все возможно.

– А ты, значит, хочешь гарем завести? – снова подколола меня Ленка. – Кобель ты и есть, кобель.

– Вот не надо на меня напраслину возводить, – я сурово цыкнул на ехидную мелочь. – Знаешь, чем на самом деле карается двоеженство? Двумя тещами. А искать сирот мне лень. Да и я уже сказал, пока хочу просто погулять. Рано мне еще о гаремах думать. Дел невпроворот, спать когда не знаю, а тут еще гаремы. Не-не, это без меня. Я лучше вон сейчас пойду, на дискотеке с какой старшеклассницей замучу. Чтобы погулять и разбежаться без проблем и обязательств.

– Ну-ну, давай, – расхохотался Еремин. – Так они и пойдут с малолеткой гулять.

– А это как приглашать будешь, – я подмигнул мигом стушевавшемуся другу. – Это ты подкабл… однолюб, от Машки ни на шаг не отходишь. А я птица вольная, куда хочу, туда лечу.