Жили по соседству - Страница 43

В чертежной, помогая Лилиан надеть пальто, словоохотливый Иван Васильевич успел поведать, что собирается уйти с завода на пенсию. Потерять только что наладившееся с ним знакомство Лилиан было жаль, но, к счастью, тут же выяснилось, что отпустить Ивана Васильевича должна... она сама!

- Я уже год назад все оформил, - объяснил он, - но заместителя нет, который на Александра Александровича угодил бы. Теперь на вас надеяться буду... Ну и, конечно, пока новую конструкцию не сдадим, уйти и думать нечего... а вы тем временем подучитесь.

В отделе кадров все решилось легко и быстро: Ляликов успел позвонить.

На улице серо, сыро, холодно. Над заводской электростанцией, мешаясь с ранними сумерками, висит тяжелая туча дыма и пара, но как легко и радостно на сердце Лилиан! Первый раз за много недель она идет по поселку с поднятой головой.

Вечером к Карасевым по обыкновению забегает Доротея Георгиевна. Она старается говорить шепотом, но это ей не удается: Федор Иванович за две комнаты слышит все от слова до слова.

- На нее нашло окончательное умопомрачение! - переживает Доротея Георгиевна поступок Лилиан. - Пошла нынче на завод и нанялась на самую головоломную работу, от которой ученые инженеры лысеют и с ума сходят. Книжки принесла такие, что в них решительно ничего понять невозможно. А она над ними всю ночь просидела... Ей их Ляликов дал.

"Уж, впрямь, не перестарался ли Николай Петрович?" - соображает про себя Федор Иванович, но его успокаивает то, что не обошлось без участия инженера Ляликова, человека большого ума и опыта.

Здесь его мнение курьезнейшим образом совпадает с мнением Доротеи Георгиевны.

- А этот Ляликов, - во всеуслышание шепчет она, - из всех заводских самый солидный: обязательно два раза в неделю голову бреет. Очень культурный инженер!

3.

Чуть ли не сразу после Октябрьских праздников начались сильные снегопады. Раньше в многоснежные зимы совсем заметало деревню Церковную: так заваливало сугробами двери изб, что соседям приходилось откапывать друг друга. Рассказывают об этом старики, молодые улыбаются.

- Отчего же сейчас так не бывает? Память о молодых годах многое приукрашивает, и кажется старичкам, что раньше и солнце грело жарче, и ветры были сильнее, и снегу выпадало больше, даже зелень деревьев и та ярче была! А все дело в том, что за многие годы успели они ко всему присмотреться и разучились удивляться.

Спорить со стариками бесполезно. Упрутся на там, что "своими глазами видели", - их с места не сдвинешь. И невдомек им, что дверей домов снег не заваливает не потому, что его меньше выпадает, а потому, что не стало простора степным метелям.

Только разлетится снежная буря, чтобы замести поселок, - и с размаху ударится о высокую и длинную цементную стену заводского двора, замечется, закружится. Попробует выше подняться - и сразу заблудится между корпусами завода и многоэтажных жилых домов. Пока бьется о кирпичи, устанет и обессилеет. Тут еще навстречу ей, сверкая огнями, снегоочиститель прет, снег расшвыривает... Насмешливо позванивают на улицах трамваи, шумят автобусы и машины.

А что снегу много - хорошо: к урожаю.

Пусть короток зимний день. Спокойно и равномерно идет работа в залитых электричеством цехах завода. Как ни в чем не бывало, нежась в тепле и свете, растут Наташины пальмы.

К Новому году вырастила Наташа в теплице подснежники. В апреле по тавровским заповедным дубравам от них вся земля синяя, но в разгар зимы кто ни взглянет на подснежник, обязательно улыбнется.

Увидел Ляликов на столе у Лилиан стакан с несколькими подснежниками, не утерпел и понюхал, хотя, разумеется, прекрасно знал, что подснежники не пахнут. Поймал себя на том, что каким-то цветочкам обрадовался, и улыбнулся.

Улыбнулся Наташиным подснежникам и Федор Иванович.

- Весну торопишь, птица-синица? - спросил он дочь.

- Тороплю! - задорно ответила она. - Ты знаешь, в этом году сколько праздников будет? В апреле Леньке исполняется двадцать четыре года, потом сразу Первое мая, День Победы и двадцатипятилетие завода, потом твоя и мамина серебряная свадьба, потом фестиваль, потом - сорокалетие Великой Октябрьской революции, потом мамин день рождения, потом мой...

Много праздников насчитала Наташа. Над смыслом каждого стоило задуматься.

По вечерам Федор Иванович подолгу пишет. Как ни живы его воспоминания о монтаже, о пусковых днях, о первых годах работы завода, но кое-какие имена и даты успели вылететь из памяти, приходится обращаться к другим ветеранам производства: что запамятовал один, обязательно вспомнит другой. Так в складчину создастся "История тавровского завода "Сельмаш". Очень хочется Федору Ивановичу иной раз оживить воспоминания, написать о ком-нибудь, о чем-нибудь посердечнее, покрасивее, но не удается... Утешает себя мудрой мыслью, что от литературных красот один шаг до вымысла, в историческом же повествовании ему не место. Таков принцип истории, а Федор Иванович всегда и во всем принципиален.

Так принципиален, что, говоря по правде, иной раз сам не рад! Из-за одной только принципиальности и запутал отношения с сыном.

На днях довелось ему слушать доклад начальника бюро новой техники. Больше всего говорилось в нем об освоении новых станков в токарно-механическом цехе, и не мудрено: освоив новые мощности, токари начали наступать на хвост другим цехам. Доклад был обстоятельный, речь шла о многих хороших делах. Стоило бы и Федору Ивановичу выступить и похвалить токарей, но уж больно часто упоминалось в докладе в качестве примера имя однофамильца! Только поэтому Федор Иванович и промолчал. Когда же секретарь заводской парторганизации прямо спросил его, какое решение следует принять по докладу, он сухо посоветовал: "принять к сведению". Секретарь удивленно поглядел на Федора

Ивановича и сказал:

- Неправильно, товарищ Карасев! Когда о плохом слышим, мы так и оцениваем: "плохо" или "неудовлетворительно". Значит, и хорошее имеет право на оценку. Тем более, что токари нам "узкое место" пробили.

Возвращаясь домой, Федор Иванович даже не заметил бесновавшейся метели, так был занят своими мыслями. Разобрался и понял: если бы он и Леонид впрямь были однофамильцами, ничто не помешало бы ему его похвалить, но Леонид вопреки всяким договорам был и оставался родным его сыном. Порицать его было можно, хвалить - нельзя. Нежелание быть объективным и привело Федора Ивановича к несправедливой оценке работы всех токарей.