Жестокий шторм - Страница 54

— Но мною собран большой материал, опрошены все его карточные партнеры, стюард, бармены, маркер, палубные матросы…

— Подождите, лейтенант. Вы со своей задачей справились блестяще. Я говорю о другом: об итоге человеческой жизни, о бренности всего земного. Зачем стремиться, вести борьбу, повергать в прах соперников, когда однажды утром придут в твою пустую квартиру, а ты уже где-то по пути в бесконечность?

Лейтенант Лоджо состроил печальную мину:

— Вы абсолютно правы, сэр. Мне также приходилось задумываться над этим…

— Над чем, лейтенант?

— Над этой самой бренностью, сэр.

— Напрасно, лейтенант. В ваши годы я думал о деньгах, о женщинах, о том, как проведу вечер, что сделать, чтобы не обошли по службе, о новом костюме… Словом, обо всем, из чего складывается наша жизнь. С годами мелочные желания отпадают, остаются главные. — Он поправился: — Может, только кажущиеся главными, хотя и они… — Он махнул рукой и, слегка наклонив голову, дал понять лейтенанту Лоджо, что аудиенция окончена.

Бетти спросила, задыхаясь от любопытства:

— Ник, вы верите, что он сам прыгнул за борт?

— Видишь ли, у меня другая версия. Его прикончили, а может быть, и живого сбросили в воду.

— Но кто? Кто мог это сделать?

— Люди Барреры. Месть, Бетти. Между кланами идет вечная война.

— И убийцы едут с нами?

— Конечно, Бетти. По крайней мере, до Токио они будут на судне.

— Как вы хладнокровны, Ник! Убийцы рядом, а вы спокойно об этом говорите! Их надо схватить и надеть наручники!

— Не так-то легко, Бетти. К тому же я не могу разбрасываться.

— Из-за дела Паулины?

— Именно, Бетти. Раскрыв убийц Антиноми, мы не получим тысячного гонорара.

— Как мне хочется хоть одним глазком взглянуть на убийц бедного Антиноми!

— При первой возможности я покажу их тебе, Бетти. Люди Барреры сейчас ходят в черных бархатных джинсах…

— Только в джинсах?

— Желтых рубахах, сандалиях на босу ногу.

— Так почему их всех не переловят?

— Чтобы взять их, нужны улики, неопровержимые улики, Бетти.

— Держитесь от них подальше. Ник. Я волнуюсь за вас…

Мисс Брук и Малютка Банни сидели за столиком в баре «Тритон и наяда», пили сухое калифорнийское вино.

Мисс Брук пристально посмотрела на шею своего кавалера:

— Банни! Я все хочу спросить вас: с кем вы вчера дрались?

— Я? Что вы, мэм! С кем я мог подраться? Из-за чего?

— Вот об этом я вас и спрашиваю.

— Из-за царапины на шее?

— Да, Банни. Царапина у вас приметная.

— Поскользнулся на трапе, мэм.

— Не зовите меня мэм. И, пожалуйста, не врите! Мне знаком такой удар.

— Вам, Лиз?

— Я, Банни, учусь на курсах каратэ.

— Вы?!

— Да, Банни. Вам нанесли удар раскрытой ладонью в дыхательное горло. Как вам удалось увернуться?

— Не знаю, Лиз. В драке об этом не думаешь.

— Ну вот, это другой разговор. Из-за чего вы поссорились?

— Играли в карты. Партнер стал мухлевать… — Он умоляюще посмотрел на нее. — Не стоит об этом, Лиз. Так получилось. Я не хотел… Давайте лучше выпьем, Лиз.

— Я догадываюсь, кто был вашим противником, Банни.

— Ваше здоровье, Лиз!

— Вы сильно рисковали, Банни. С противником, умеющим наносить такие удары, шутки плохи.

— Это верно, он умеет драться.

— Точнее — умел?

— Какое приятное вино, Лиз…

— Дайте мне вашу руку, Банни. Сильная рука у вас. — Она пожала ее. — Вы же дрались за меня, Банни. Я знаю.

— Сегодня в ресторане танцы, Лиз.

— С удовольствием, Банни, потанцую с вами.

Мистер Гордон говорил, всем своим видом показывая, как он доволен ходом событий:

— Вы не могли не заметить, друзья, с какой четкой последовательностью на сцене появляются все новые и новые персонажи! И каждый в свое время, в нужном месте!

Джейн сказала:

— Мне все как-то не верится, что Банни это сделал.

— Милая Джейн! Жизнь жестока, как ты убеждаешься, и если бы не этот молодой человек, то мы с вами в лучшем случае смогли бы оттянуть весьма неприятные последствия.

Томас Кейри улыбнулся:

— Вначале нас выручил Кинг, теперь Банни. Ну, Кинг всегда находился на нашей стороне, чего не скажешь об этом Малютке. Тем более что Никколо Лоджо характеризовал его как убийцу, торговца наркотиками, затем раскрыл его связи с людьми Минотти. Зато последний его поступок, когда он рисковал из-за нас жизнью, я никак не могу объяснить, не могу найти побудительные причины, Стэн.

Джейн сказала:

— Банни просто благородный человек. К тому же он неравнодушен к Лиз.

— Браво, Джейн! — воскликнул мистер Гордон. — Последнее, пожалуй, самый убедительный аргумент.

Они сидели на балконе левого борта. На безоблачном небе покачивались звезды. «Глория», вздрагивая от избытка сил, мчалась на юго-запад, оставляя за кормой широкую голубую полосу.

Старшина Асхатов сменил Горшкова и сказал:

— Ты, Алексей, помаячь на рубке, оттуда обзор миль на тридцать, особенно когда волной поднимет, да потом я обратил внимание, что с правого борта поручни потемнели.

— Есть, товарищ старшина. Только посижу с минуту: ноги затекли. Будто свинцом налились.

— Посиди, а ноги повыше подними. От прилива крови тяжесть в ногах. К тому же зарядку ты сегодня почему-то не делал. С сегодняшнего дня зарядка вводится обязательно. Это когда у нас харч был плохой, вернее, когда его почти не было, силы следовало беречь, да и то ты делал гимнастику, а сейчас, — он обвел руками, показывая, сколько у них висит рыбы, — необходима физическая нагрузка.

Горшков устроился на крыше рубки. Сильно качало. Чтобы не упасть, он держался за хлипкую мачту и, прищурясь, вглядывался в расплывчатый круг горизонта. Только небо, слабо голубевшее сквозь редкий туман, да подавляющий своей бескрайностью океан. Ни дымка, ни паруса он не увидел. Сверху волны казались еще более прозрачными, в толще воды висело множество красных медуз, которые словно раскачивались в медленном танце.

— Медузы! — крикнул он радостно. — Целая стая красных медуз!

Асхатов сказал:

— Ядовитые твари, не возрадуешься, если обстрекает красная медуза. Ну а еще что там сверху увидел?

— Ничего — пустыня. Или — постойте! Интересная рыба, вроде колючего шара. Не двигается.

— Луна-рыба, — определил старшина. — Так, когда она плывет, больше на обыкновенную рыбу похожа, а в случае опасности раздувается и все колючки у нее торчком, как у ежа. Ее из-за этого и акула не трогает. Ты смотри получше, нет ли этой зубастой голубушки поблизости, а то зачем луне-рыбе раздуваться?

Вскоре действительно Горшков увидел двух небольших акул, плывших за кормой. Они то расходились в стороны, то опять возвращались к катеру. Горшков спустился с крыши рубки на палубу и долго наблюдал за ними.

— Что им надо: все равно у нас им поживиться нечем? — спросил он, обращаясь и к старшине и к мотористу.

Старшина ответил:

— Их, видно, рыба наша привлекает. Дух от нее идет аппетитный. — И это, может, им понравилось, — сказал Петрас. — Кроме того, акула всегда идет за судном. Уж такая у нее привычка.

— Насчет поживы пусть не надеются, — сказал старшина и спросил моториста: — Как там у тебя акулья снасть, Петрас?

— Порядок. Крючок что надо, поводок из стального канатика.

— Может, попробуем? — спросил Горшков. — Давай, Петрас, закинем. А то еще уйдут.

— Не к чему, Алеша. Еда у нас пока есть. Девать нам акулье мясо некуда. А так они как в холодильнике.

— Думаешь, не уйдут?

— Если привязались, то надолго. Ждут, может, что и перепадет.

Старшина Асхатов сказал:

— Я читал, что акула — примитивное существо, скудно у нее с мозгами, а гляди — просуществовала сотни миллионов лет. Мало кто из животных сумел сохраниться за это время. Смотри, как выкаблучивает, то одним боком повернется, то другим. Красива, стерва, ничего не скажешь.