Жестокая охота - Страница 103

Но, удивительное дело, на этот раз Молчан послушался: он спрятал клыки, посмотрел на лесничего — как тому показалось, неодобрительно — и неторопливо потрусил к сараям.

— Уф-ф… — Валентина, не спуская с него глаз, бочком прошла по дорожке и взбежала на крыльцо. — Тигра, а не пес. Так и родимчик может приключиться с испугу… Здрасьте! — протянула руку.

— Добрый вечер… — смущенный Иван едва не уронил нож, и крепче, чем следовало бы, пожал узкую ладонь женщины.

— Ой! — вскрикнула она. — Ну и силища… — в восхищении округлила глаза.

Кудрин окончательно сконфузился и в ответ только пробормотал что-то не очень вразумительное.

— И долго мы здесь будем стоять? — лукаво прищурилась Валентина. — Может, в дом пригласите?

— Проходите, пожалуйста! — спохватился Иван, пропуская ее вперед.

А сам тем временем лихорадочно пытался распустить завязки передника.

— Как у вас тут чисто, уютно… — видно было, что женщина приятно удивлена.

— Стараюсь… — не нашел ничего лучшего ответить Кудрин и украдкой запихнул передник за шкаф.

— Что-то подгорает, — Валентина показала на дверь кухни.

Сковородка с жареным луком уже дымилась. Иван впопыхах схватил ее голой рукой, обжегся, но не выпустил и поставил на кухонный стол.

— Можно, я вам помогу? — спросила Валентина и, не дожидаясь ответа, принялась хозяйничать: доварила борщ, приготовила поджарку, мясной салат, помыла посуду,

Кудрин только смотре;:, ошеломленный непринужденностью с которой Валентина распоряжалась и его холостяцкой обители. А она, как ни в чем не бывало, достала из своей сумки банку маринованных помидоров, эмалированную миску с солеными груздями, пышные пирожки с брусничной начинкой, кусок копченой колбасы, небольшой торт, накрыла стол и, водрузив посередине бутылку коньяка, сказала:

— Вот. Вес. Чем богаты… Да ны садитесь, не стесняйтесь. Будьте как дома. — засмеялась грудным смехом. — У меня сегодня праздник. День рождения. Одной скучно, вот я и… Не обижайтесь за нахальное вторжение, ладно?

— Я… нет, что вы! Поздравляю… — церемонно склонил голову Иван. — Извините, но подарка у меня никакого… Как-то все неожиданно…

— Лучший подарок для женщины — доброе, ласковое слово и внимание, — снова рассмеялась Валентина, усаживаясь за стол. — Начнем?

Иван выпил самую малость, но, к своему удивлению, захмелел. Ему пришлись по вкусу пирожки с брусникой, и он ел их да нахваливал. Валентина, подперев голову кулачком, весело смотрела на него загадочно прищуренными глазами.

— У вас разве нет друзей? — осторожно спросил ее Кудрин.

— Как вам сказать… — поскучнела Валентина. — Не то, чтобы… Так, бабы… Надоели. Шестой год живу здесь, одни и те же лица, разговоры. Вы сами видели, что клуб полуразваленный, кино крутят три раза в неделю. А картины к основном типа “наш паровоз, вперед лети…” Где только такие ухитряются откапывать… Телевизор не работает, мастера из райцентра не дозовешься. Живем… Взбеситься можно…

— Хорошего мало, — согласился Иван и. вспомнив свое, нахмурился.

Валентина, уловив перемену в его настроении, пытливо заглянула в глаза.

— А я приходила к вам под Новый год. Хотела пригласить в нашу компанию. Но, увы, дом был на замке.

— Ездил в райцентр. К товарищу, — объяснил Иван. — На два дня.

— К товарищу… — Валентина поправила волосы и лукаво спросила: — В юбке?

— Нет, нет, что вы! — с неожиданной для себя горячностью стал отнекиваться Иван.

И чтобы, как-то скрыть смущение, которое вновь овладело им. Кудрин r свою очередь задал вопрос, давно вертевшийся на языке:

— Валя, а ваш муж… где?

— Там… — неопределенно махнула она рукой. — Где-то на “материке”… Не интересовалась.

— Что так?

— Долго рассказывать, да нечего слушать… Обычная история… — Горькая складка легла на сс высоким лоб. — Колыма, будь она неладна… Приехали сюда денег подсобрать на кооперативную квартиру. Мечтатели… Появились деньги, зарабатывали неплохо. Вначале дали нам комнатку в семейном общежитии, потом квартиру в бараке. Жить можно было. А потом… В кармане не пусто, червонцы шелестят, в магазине водки хоть залейся, опять же, дружки, пьянь-рвань залетная… И пошло-поехало… до белой горячки… В общем, вместо цветущей жизни в будущем, о которой было столько говорено-переговорено с моим ненаглядным. — в голосе Валентины зазвучали злые нотки, — остались мы оба у разбитого корыта. Он уехал, точнее, в шею вытолкала, а я… Ни вдова, ни девка… Кручусь. Теплицу завела, кур держу. Деньгу зашибаю… Кому, зачем? Детей нет, а мне много ли нужно? Да ну его все!..

— Неладно… — Ивану было искренне ее жаль.

— Да уж… — Валентина пригорюнилась.

— Может, еще чуток? — потянулся за ее рюмкой Иван.

— Хватит. Спасибо, — Она вдруг схватила его руку и заговорила быстро, сбивчиво: — Вы не подумайте чего… У меня правда день рождения. Если честно, эго был еще и удобный предлог встретиться с вами. И рассказать… — Валентина запнулась, подыскивая слова. — В общем, слышала я недоброе. Наши мужики недовольны вами. Ну за это все… То, что вольница их закончилась, что нельзя в тайге промышлять, как прежде. Браконьерствовать. Поостерегитесь, прошу вас. Народу нас разный, а уж если выпьют… Никакого сладу. На все способны. Грозились… А тайга хранит тайны крепко. Ельмаков был такой же…

Кудрин проводил Валентину до околицы поселка. Распрощались они суховато, сдержанно. Валентина была непривычно робкая, неразговорчивая, а у Ивана под впечатлением ее предупреждения и вовсе пропала охота о чем-либо говорить.

Он поверил сіі сразу и не стал ни о чем расспрашивать. Даже о Ельмакове; хотя складывалось такое впечатление, что она кое-что знала о событиях, связанных с его гибелью — больше, нежели про то было известно другим. Кудрин шел обратно не спеша и вспоминал прошлую субботу…

Тропинка над озером уже просохла, н он вышагивал споро, не глядя под нош. Где-то рядом, в зарослях, неслышным призраком бежал Молчан, и Иван радостно улыбался — пес наконец привык к нему и теперь везде сопровождал. Правда, пока таился, старался не показываться на глаза, что не всегда ему удавалось — Кудрин был опытным следопытом, — но его незримое присутствие Иван ощущал на каждом шагу: то на тропу заяц выметнется, то рябчик взмоет свечой и сядет на дерево к пределах выстрела, а однажды, ломая кусты, прямо на него вымахнул перепуганный лось. Это была работа Молчана, великолепного охотничьего пса. Видимо, он очень удивлялся, почему Кудрин не стреляет…

Наконец тропинка вывела Ивана на открытое место, где кончался лозняк и белела крупная галька на берегу. Здесь в озеро вливался неширокий ручей, через который было перекинуто бревно. И тут Кудрин в удивлении замер — на его пути встал Молчан. Едва лесничий шагнул к нему, как пес угрожающе оскалил зубы. “Что это с ним? — недоумевал Иван. — Не пускает… Странно… Ладно, обойдем его стороной…" — И он свернул с тропинки.

А Молчан тем временем разгребал лапами прошлогодние листья. И только когда наблюдавший за ним Кудрин увидел присыпанную песком и каменной крошкой цепь, стало понятно недружелюбное настроение пса — кто-то насторожил капкан прямо на тропинке!

Молчан, поняв, что лесничий заметил коварную ловушку, скрылся в зарослях. Кудрин нагнулся, потянул за цепь, которая была захлестнута вокруг дерева и заперта скобой с двумя болтами, и покачал головой — капкан был самодельный, устрашающих размеров, с острыми зубьями на створках. Он представил на миг, что сталось бы с его ногой, не будь Молчана — такие, “медвежьи” капканы легко дробят кости, — и содрогнулся.

Иван освободил пружину, и акульи челюсти ловушки с лязгом захлопнулись. Он оттащил ее подальше, к кустам, и уже было направился дальше, как вдруг раздался резкий хлопок, будто неподалеку хлестнули пастушьим кнутом. Уже падая на землю, Кудрин услышал зудящий голос пули. По-пластунски уползая в заросли, он машинально отметил, что стреляли из малокалиберки, но патрон был с усиленным пороховым зарядом — звук выстрела более густой, басовитый. А стрелок, похоже, таился на противоположном берегу озера.