Жест Евы (сборник) - Страница 9

– Можете сами убедиться, – заметила мадам Этерп, – у нас очень широкий выбор. Что есть то есть…

Стараясь не задеть посетителя неуместной настойчивостью, а привлечь его внимание к качеству предлагаемого товара, она давала пояснения учтиво и в то же время слегка печально, сопровождая их сдержанной жестикуляцией. Исходя из опыта, она знала, как трудно заставить клиента, выбирающего венок, позабыть, что удача продавца всегда опирается на потери покупателя. Из вежливости соболезнуя его горю, она осторожно начала:

– Такие, как вы, мсье, часто встретившись с подобными хлопотами, не решаются выбирать и покупают первое, что подвернется под руку. Если вы не будете против, я бы вам посоветовала…

– Не нужны мне ваши советы, – отрезал мужчина.

– Незабудки видны издалека, – невозмутимо продолжала мадам Этерп, – зато фиалки, которые мы делаем, радуют глаз своей сдержанностью. Что касается фарфоровых роз, я бы вам порекомендовала их для усопших в юношеском возрасте или женского пола. Не будет ли бестактностью с моей стороны поинтересоваться степенью вашего родства с покойником?

При этих словах лицо незнакомца исказила гримаса неподдельного физического страдания. Глаза его остановились, губы свело в две тонкие складки. Он глубоко вздохнул и переспросил:

– Степень родства?

– Ну да, – ответила мадам Этерп, – о ком идет речь – о мужчине, о женщине?

– О мужчине.

– Кем вы ему доводитесь?

Покупатель вздернул подбородок и окатил взглядом лицо мадам Этерп, словно струей холодной воды.

– Ваше любопытство весьма подозрительно, мадам.

– Вовсе это не любопытство, – проворчала мадам Этерп. – Я должна расспросить вас об этом, чтобы знать, кому вы собираетесь писать посвящение – отцу, брату, племяннику…

Мужчина прервал нетерпеливым жестом этот мартиролог:

– Мне нужно по одному на каждого.

– Простите? – чуть не поперхнулась мадам Этерп.

– По одному на каждого, – раздраженно повторил человек, – но только мужскому полу. Это ясно?

Мадам Этерп сглотнула слюну и замямлила:

– Ладно, мсье, значит, дорогому отцу, дорогому брату, дорогому сыну, дорогому племяннику…

– А еще дорогому дяде, – добавил мужчина с подозрительной горячностью, – дорогому кузену, дорогому другу, дорогому коллеге, дорогому соседу, тестю, зятю! Всем, кто есть!

Его глаза сверкнули недоброй заносчивостью, щеки разрумянились от прилившей к ним крови. Несомненно, он полоумен – или вообще маньяк, а может, даже изувер. Мадам Этерп, до смерти напуганная, юркнула за прилавок и позвала:

– Виктор! Виктор!

Однако Виктор из задней комнаты лавки слышать ее не мог.

– Ну так что? – спросил странный тип. – Да или нет? Есть у вас все, что мне нужно?

– Не могли бы вы подождать до завтра? – рискнула поинтересоваться мадам Этерп.

– Нет, я спешу. Очень спешу. Я взял такси, чтобы все сразу увезти. Если вы отказываетесь, я отправляюсь по другому адресу.

Пока он все это говорил, в голове мадам Этерп разгорелся нешуточный диспут. Имеет ли она право отречься от выгоды, которую сулит такой большой заказ, по единственной видимой причине – покупатель очень странно себя ведет? А способен ли этот эксцентричный тип обойтись без ее услуг, если она решит от него отмахнуться?

– Ну так что? Я жду, – напомнил посетитель.

– Так и быть, – ответила мадам Этерп, – я обслужу вас.

Потея от страха, она отобрала венки и по одному перенесла их в такси. На заднем сиденье пристроилось целое семейство – отец лежал на зяте, сын придавил племянника. Даже на мадам Этерп, вроде бы свыкшуюся с посмертными почестями, эта братская могила не могла не произвести тягостного впечатления. На нее снизошло озарение:

– Я поняла, что все это значит! Вся мужская часть вашего семейства погибла в автомобильной катастрофе!

– Точно, – отрезал незнакомец. – Однако поторопитесь аккуратней уложить дядин венок. Туда! Я сяду рядом с водителем… – Немного подумав, он добавил: – Дайте мне и дедушкин.

– Вы и дедушку потеряли?

– Я же вам сказал.

– Должно быть, он был очень старым.

– Ему было почти сто лет.

Вздохнув с облегчением, мадам Этерп принесла венок для дедушки и счет. Клиент рассчитался, не торгуясь, залез в такси, хлопнул дверцей и тронул край шляпы. Машина отъехала. Застыв у обочины, мадам Этерп долго смотрела вслед символу огромного горя, удаляющемуся в неизвестном направлении.

Возвратившись в магазин, она увидала Виктора – тот выходил из служебной комнаты и непослушными пальцами застегивал ширинку.

– Виктор! – крикнула она.

Он вздрогнул, опустил глаза и вымолвил:

– Слушаю тебя, душа моя?

И она все ему рассказала. Едва жена замолчала, Виктор насупился и пробурчал:

– Чудовище!

– Отчего же? Бедняга потерял всех мужчин своего семейства в катастрофе, а…

– И ты поверила во всю эту историю с несчастным случаем? – нервно поинтересовался Виктор.

– Нет, – ответила мадам Этерп. – Теперь я вижу, что-то не так. Придумай другое объяснение, раз ты такой умный. А что если это конкурент и приехал пополнить запас?

– Ну да – и заплатил хорошую цену. Ты шутишь. И не попросил ни о малейшей скидке. Нет, правда в другом. Тебя нельзя оставлять одну в магазине. Это был садист.

– Садист?

– Человек, покупающий венки всем мужчинам своего семейства, может быть только садистом, никем иным. Не сомневайся, он решил истребить их по одному, а может – и всех сразу, в ближайшие дни. И наши украшения будут венчать могилы жертв. Это скверно! Нужно любой ценой предотвратить бойню – и как можно быстрее. Ты спросила его имя, адрес?

– Я и не подумала об этом.

– Запомнила хотя бы номер такси?

– Нет.

Виктор недовольно прищелкнул языком:

– Жаль, надо поговорить с Симоном. Он что-нибудь посоветует.

Симон, их племянник, служил в полиции. В тот же вечер Виктор пригласил его, чтобы выложить новость. Втроем они устроились в задней комнатке за бутылкой малаги, и у них была еще бутылка старого рома. Симон пил ром, семья Этерп – малагу. Выслушав рассказ дяди, полицейский агент, отличавшийся декартовым складом ума, уединился в медитации. Прошло немало времени, прежде чем он заявил, кивая головой, что случай, конечно же, – не из простых, но если ему не изменяет память, ни одной статьей закона покупка множества похоронных венков одним лицом не запрещается. Такой поступок не подпадает под определение «преступный», а посему дело возбудить невозможно. К тому же – непонятно, против кого.

– Но мы-то, мы же знаем, что этот помешанный купил наши венки ровно под коллективную экзекуцию, – воскликнула мадам Этерп.

– Мы сможем его арестовать только после преступления, совершенного и засвидетельствованного, – ответил Симон с многозначительным вздохом. – Только так.

Несчастная тетушка пробовала урезонить племянника, мол, теперь из-за пассивности властей под угрозой дюжина человеческих жизней, но Симон, укрывшись за уложениями закона, опорожнил бутылку, вытер усы и пожелал супругам Этерп приятного отдыха, похвалив качество их рома.

Невозмутимое спокойствие полицейского передалось, в конце концов, и Виктору: он заявил о сложении с себя всякой ответственности – хотя бы потому, что забыть о случившемся ему посоветовал служитель закона, облаченный в форму. Напротив, мадам Этерп, как и большая часть представительниц ее пола, осталась глуха к доводам юриспруденции, и провела остаток ночи в беспокойстве. В то время как Виктор подрагивал во сне губами от едва сдерживаемого супружеской заботой храпа, она, уставившись в темноту одним, широко раскрытым от ужаса перед собственными фантазиями глазом, вспоминала мельчайшие детали облика и одеяния клиента, с болезненной отчетливостью отпечатавшиеся на ее сетчатке. И во всех этих чертах, как и в его поведении, находила она признаки, свойственные извращенцу. Подстегиваемая темнотой и безмолвием, она будто наяву представляла себе кровавую резню целого семейства. Может, именно теперь, увешанный венками, ходит он на цыпочках по комнатам и режет горло грудничкам в колыбельках, выкидывает на всклокоченную бороду дедушки выпотрошенные внутренности, дядю и племянника увечит лезвием бритвы, проламывает череп спящему брату, режет на куски беззащитных отца и кузена, оскопляет зятя и, хохоча во всю глотку, шлепает по разбросанным вокруг мозгам и разлившейся крови.