Женщина в зеркале - Страница 52

Ох… опять постель.

Так, ну что, шпики ушли? Нет. Кожей она ощущает их липкие прикосновения.

Но кто шпионит за ней?

Она выпрямляется в поле обзора камеры, закрепленной под потолком в левом углу. Красный огонек свидетельствует, что аппарат зафиксировал это.

«Меня снимают!»

С той стороны тоже камера. И в другом углу. Медленно она пересчитывает. Пять видеокамер. Не меньше.

Входит Джоанна. Вид у нее ликующий.

— Как ты, малышка?

Энни радость агентши кажется странной. Видимо, это все еще сон.

Джоанна, обычно не слишком щедрая на нежные жесты, крепко обнимает ее.

— О, тебя все так любят! А ты забавляешься, пугая нас. Хочешь, чтобы мы поняли, как ты нам дорога! Но мы тебя и без этих твоих глупостей обожаем.

Слова Джоанны звучат фальшиво. Любопытно… Обычно во сне персонажи неплохо справляются со своей ролью.

Внезапно Энни отстраняется, угадывая, что за этим последует.

— Знаешь, почему ты здесь?

Энни мотает головой.

— Не припоминаешь?

Энни прекрасно помнит, как впрыснула себе героин в туалете и затем лишилась чувств, в этот миг ей казалось, что она умирает. Но чтобы узнать, что скажет Джоанна в этом сне, она изображает потерю памяти.

— Ну, ты… перебрала. Конечно, это стресс. Страх перед судом публики. Бедная Энни… Ты была не права, опасаясь реакции.

Джоанна внезапно встает.

— Дорогая, это был триумф! — восклицает она. — «Девушку в красных очках» называют главным фильмом года. Ты ошеломила и публику, и журналистов. Браво! Уже поговаривают о номинациях на «Золотой глобус», на «Оскар»… Срочно готовят новые копии для проката.

Джоанна выкрикивает это, раздувая свой искусственный энтузиазм, будто обращается не к Энни, а к кому-то, кто стоит метрах в двадцати.

Энни оглядывается. К кому взывает Джоанна? Кому предназначено это шоу — «Пресс-атташе на пике карьеры»?

— Какая жалость, что ты не могла выйти на сцену. Люди ждали тебя, аплодировали стоя. И все это досталось Заку и Табате Керр.

Табата Керр? Джоанна так назвала Кошелку Вюиттон. Стало быть, происходит нечто странное.

Энни перехватила взгляд Джоанны, и ее осенило. Та посмотрела на ближнюю к ней камеру и, осознав свою ошибку, потупилась. Значит, ей известно, что их снимают, и она пыталась держаться естественно.

Джоанна, что происходит? К чему здесь видеокамеры?

Джоанна, поколебавшись, достала телефон и набрала номер. Оставив преувеличенно восторженный тон, она сухо спросила:

— Ладно, так что мне теперь делать?

В ответ донеслось потрескивание.

— Ясно, — ответила Джоанна.

И тут Энни почувствовала, что атмосфера переменилась. Бросив беглый взгляд, она заметила, что красные огоньки вверху видеокамер погасли. Джоанна, расслабившись, села.

— Энни, ты была в полном дерьме, но я это уладила.

— В смысле, ты тоже в него вляпалась?

— Я превратила дерьмо в золото. Прежде такое было под силу алхимикам, а теперь хорошему агенту. Послушай, все проще простого: так как после инцидента на премьере стало невозможно скрыть твою зависимость от алкоголя и дури, я решила превратить это в показательный пример.

— Господи боже, чего именно?

— Пример раскаяния. Энни, ты выздоровеешь, будешь лечиться, делая это не только для себя, но и для других. Ты укажешь выход, расскажешь юнцам и их сокрушенным родителям, как избавиться от этого.

— Избавиться от чего?

— От наркотиков. От тяги к выпивке. От пагубных привычек.

— Ты, похоже, уверена, что тебе это удастся.

Джоанна посмотрела на нее с сомнением, отстранилась и резко бросила:

— Я подписала контракт.

— Ты?!

— Я подписала. Твое падение было публичным, так что оправдываться придется тоже на публике. Если не хочешь пустить карьеру под откос, мы организуем спектакль вокруг твоего возрождения. Телеканал «Америкэн» дал согласие. — Она наклонилась к Энни и прошептала ей на ухо: — Четыре миллиона долларов. А если просчитать результаты кампании в прессе, можно смело удвоить сумму.

Джоанна выпрямилась, гордясь собой, с улыбкой довольной акулы. Это резко отличалось от того аффектированно жалостного выражения, с которым она вошла в палату. Энни не реагировала, она все еще гадала, происходит ли это во сне или наяву. Впрочем, чудовищность предложения, безнравственного, как кошмар, жестокого, как реальность, не оставляла выбора.

Джоанна, решив, что молчание — знак согласия, сообщила в телефонную трубку:

— ОК, все в порядке. Продолжаем.

Через четыре секунды вновь загорелись красные контрольные огоньки камер.

Джоанна опять заговорила медовым голосом, умудрившись трижды упомянуть название фильма «Девушка в красных очках», потом удалилась с ликующим видом.

«Какая скверная актриса», — подумала Энни, глядя ей вслед.

Это, по крайней мере, не вызывало сомнений, все прочее по-прежнему выглядело хаосом.

В палате появился доктор Шинед. Так как он жаждал покрасоваться на экране, то на сей раз обошелся без толпы ассистентов; только пара молодых врачей следовала за ним на почтительном расстоянии, как телохранители, что подчеркивало значимость эскортируемой персоны.

Энни тотчас решила разыграть отупение, шок и смирение. Прикрывшись этой маской, она разглядывала доктора Шинеда: восьмидесятилетний старец с безупречно перекроенной физиономией работал на камеры, изображая суперврача. Сначала он обратился к пациентке с вежливым благодушием, признав, что в юности порой бывают нелегкие периоды, — и тут он на миг показался искренним: он с удовольствием злословил, твердя, как ему жаль молодых. Потом он расковырял рану, расписав страдания Энни. Наконец, сделал прижигание: выразил к ней уважение, сообщив, что она уже не ребенок, она будущая мать. Вдобавок к этой смеси он восславил жизнь, любовь к жизни, будущее, возвысившись до пафоса, чуждого его обычной сухой точной резкости. Энни, понимавшая, что это спектакль, пропустила все мимо ушей; она лишь подметила, что грим придал его коже оранжевый оттенок, а подкрашенные брови кажутся такими же густыми, как парик.

«Уж лучше смириться со старостью, чем отрицать свой возраст. В том числе и по эстетическим причинам», — подумала она. Это была единственная мысль, вынесенная из визита, который, кажется, не имел к ней никакого отношения.

— Итак, милочка, мы пришли к согласию? Готовы ли вы довериться мне?

По его энергичной настойчивости Энни поняла, что в сцене, разыгрываемой доктором Шинедом, она должна произнести последнюю реплику. Ухватившись за обрывки своего сна — где она, застигнутая врасплох, изображала Кармен, не зная роли и без единой репетиции, — Энни пробормотала, что готова.

Довольный доктор Шинед откланялся.

Открывая дверь, он, забыв о том, что камеры все еще работают, самодовольно улыбнулся, гордый собой, как актер, которому вручили вожделенную премию. Но это тщеславие, после старательно разыгранной им сцены, выглядело столь же уместно, как волос в тарелке с супом.

«Дебютант», — со вздохом подумала Энни.

Она закрыла глаза и снова погрузилась в сон.

В половине седьмого появился Итан, он принес поднос с ужином. Этот ничего не изображал. В каждом его движении, в каждом слове сквозило лишь стремление помочь Энни. Как только он оказался рядом, девушка почувствовала себя лучше. Они бегло обсудили серьезные темы.

Когда она доела, Итан взглянул на часы.

— Уже семь, — объявил он.

Атмосфера неуловимо переменилась. Огоньки камер погасли.

Итан, достав из кармана коробочку с пилюлями, выдал Энни лекарства.

— Что, после семи вечера камеры выключаются? — спросила она.

— Нет. Съемку возобновят через три минуты. У передачи два формата: интернет-трансляция двадцать четыре часа в сутки и ежедневный двадцатиминутный выпуск на канале «Америкэн». Так что допускаются лишь краткие перерывы. Фармацевты и клиника не желают засвечивать прием всей этой химии. Прежде всего, чтобы сохранить врачебную тайну. К тому же репортаж должен подчеркнуть твое стремление вылечиться.