Женщина начинается с тела - Страница 8

Впервые меня всерьез заинтересовал вопрос табуированности Эроса еще в студенчестве, когда я выбрала в качестве дипломной работы взаимосвязь Танатоса и Эроса в европейской литературе. Именно тогда, в свои 18, я впервые соприкоснулась с трудами Фрейда и Маркузе, с христианскими догмами и теософскими спорами. И это знакомство перевернуло мое представление о жизни в целом! Идея о том, что Эрос был «порабощен» обществом с целью управления человеком, вызвала бурную реакцию в моем юношеском сознании, одновременно расширив представления об Эросе как таковом. Тогда он стал для меня не просто выражением гендерной принадлежности и сексуальности, но символом свободы, самопроявления и творческого начала человека! Очевидно, свободные люди не входят в зону интересов больших систем, ибо становятся неуправляемыми, а значит, опасными для всей структуры. Системам нужны послушные муравьи, а не самостоятельные индивидумы… увы. До тех пор, пока таких «выскочек» меньшинство, мир кардинально не изменится…

Итак, говоря о наследстве нашего отношения к телу, мы можем говорить о социокультурных предпосылках, в которых выросли мы и наши родители. Понятно, что западная культура находится под эгидой христианства. В основе нашей религии лежит идея о духовном развитии и очищении через аскетизм и «умерщвление» плоти, что связано с необходимостью научиться управлять желаниями своего тела, но «не становиться его рабами».

Часто тело, телесное и плотское, в религии обретает негативную коннотацию и используется в контексте «греховного», «стыдного», «непристойного» и т. д. Полагаю, что причина – человеческие интерпретации, ибо отношение к телесному в целом в христианстве вызывает довольно много споров, и вряд ли можно говорить об изначальной «настроенности» нашей религии «против тела».

Понятно, что когда идея обуздания желаний плоти доносится до людей с не очень высоким уровнем осознанности и духовного развития, то интерпретируется она весьма примитивно. Так, не вникая в тонкости христианского подхода, обычная паства из поколения в поколение передавала идеи о грехопадении, стыде, табуированности плотских желаний, тотальном чувстве вины за свое тело, «грязи» секса и всего, что выходило за рамки общепринятого.

Подобно тому как в западном обществе «качели» сексуальности раскачивались то в одну, то в другую крайность (любители прекрасного в Древнем Риме и Греции, охота на ведьм в Средневековье, оттепель Возрождения, свободные нравы куртуазного века (XVI–XVIII), снова пуританская мораль XIX, наконец, сексуальная революция 1960—1970-х), в каждом человеке также присутствует, с одной стороны, программа подчинения общественным догмам и морали, с другой – внутренний бунт против норм и ограничений.

Такая модель остается актуальной до тех пор, пока человек находится в парадигме родительско-детских отношений, сначала в своей родительской семье, а потом во взрослой жизни – когда эту роль берет на себя социум. И чем сильнее подавляется бунт, вынося на поверхность «приличного» человека, тем жестче проявления этой пружины, когда она все-таки «разжимается» и выскакивает наружу.

Как известно, «в тихом омуте черти водятся». Большинство «извращенцев», людей с отклонениями в сексуальных нравах и девиациях в поведении, не говоря уже об откровенных преступниках, – внешне люди очень благонравные и приличные. И никогда ничего такого по ним не скажешь…

Это наследство, заложенное на уровне коллективного бессознательного, проявляется во всей западной культуре и по сей день. Безусловно, очень многое зависит от конкретных людей и среды, в которой воспитываются будущие взрослые. Но стыд наготы, чувство вины за сексуальное желание, табу на проявление сексуальности или нежности так или иначе проявляются у нас повсеместно.

Я часто слышала на своих тренингах такие истории:

«Я помню, как в детстве с удивлением наблюдала за одноклассницами, которых обнимали и целовали их отцы. Мой папа никогда не проявлял ко мне особой нежности, и когда я тянулась к нему, чтобы обнять или поцеловать, одергивал: «Что это за телячьи нежности?!» У них в семье было не принято проявлять чувства…»

«Моя мать любила принимать ванну, когда мы с сестрой сидели возле нее. Меня это подавляло – я изо всех сил старалась не смотреть на ее обнаженное тело, испытывая стыд и неудобство. Еще хуже я себя чувствовала, когда она, запрещая мне закрывать дверь, входила ко мне в ванную… Ей казалось, что это нормально, а мне в 12 было ужасно неловко, и только сейчас я понимаю, что это было нарушением моих границ».

«И где ты была? – спросила мать свою тридцатилетнюю дочь, вернувшуюся домой под утро. – В смысле?! Ты знаешь, что я была у… – Ты что, вот так поехала к нему, как последняя шлюха?»

Удивительно проявляются подсознательные запреты даже в случаях, когда на поверхности, казалось бы, все хорошо. Красивая благополучная женщина, и с сексом нормально, и детей нарожала. А с гинекологией проблемы, оргазма в жизни не испытывала. При ближайшем рассмотрении психосоматических расстройств выясняется, что где-то глубоко «под коркой» – мамины или бабушкины слова, сказанные в раннем детстве («Не трогай себя! Убери оттуда руки!» «Так себя ведут только шлюхи!»). Или просто неприязнь и отчуждение в отношении собственного тела, уже не связанное с конкретными словами или событиями в жизни женщины. Они просто есть внутри ее как программа, которую она несет и передает дальше – из поколения в поколение. И скорее всего, в их роду это уже стало «нормой» – болезненные месячные, «фригидность» и отсутствие представления о том, что такое быть по-настоящему счастливой.

Конечно, очень многое здесь зависит от культуры сексуального воспитания ребенка в семье. Я подразумеваю не только подростковое воспитание, когда вопрос половой идентичности встает острее всего, но и первые признаки сексуальности, которые начинаются у ребенка еще около двух лет.

Это и телесный контакт с родителями, особенно с мамой, и отсутствие запретов трогать и изучать свое тело, и возможность бегать голышом и не чувствовать при этом стыда, и проявления нежности между родителями…

Это не значит, что ребенка нужно растить при полном отсутствии ограничений. Начиная с «эдипального периода» (около 3 лет) ребенку важно четко сознавать свою половую принадлежность. В это время нагота родителей (особенно своего пола), чрезмерные ласки и сон в одной постели чреваты для ребенка последствиями в виде нарушения формирования собственной идентичности и дальнейших девиаций в сексуальной сфере.

Есть разница между вседозволенностью и свободой

Задача родителей – не вмешиваться в личную сферу жизни ребенка (а сексуальная сфера, включая ЕГО отношения с ЕГО телом, безусловно, таковой является), уважать его границы, при этом не создавая негативных ассоциаций.

В общем-то, не так важно, что родители говорят своему чаду. Важно их собственное состояние и отношение, которое они при этом транслируют. Мы все прекрасно знаем, что чем счастливее родители, чем лучше в их жизни контакт с телом и сексуальная жизнь, тем легче будет их детям перенять эти поведенческие модели.

Например, я бесконечно благодарна своей маме за то, что она, при всей строгости нравов (учительница, сами понимаете), всегда поддерживала меня в желании выглядеть женственно и привлекательно (в чем она, конечно же, преуспела сама).

Пожалуй, самыми дорогими «напутствиями» от нее были нежданные сюрпризы – такие подарки, как комплект красивого красного белья в мои 18 (по тем временам безумная роскошь!) или кружевной пояс для чулок…

Она не читала мне моралей, не говорила о хорошем и плохом, она прививала мне эстетический вкус – и в этой сфере тоже. Молча, своим примером и безупречным поведением.