Жёнка (СИ) - Страница 36
- Василиса! Я жду ответа!
- Я не прощу тебе, коли что-то сделаешь Борову.
А в следующий миг он поцеловал. Не так, как муж. Князь был уверен в себе, он покорял, подминал под себя.
- Я хочу сделать тебя женой.
- Мне надо подумать, - прошептала я, вырываясь из-под него, уткнув его одеялом.
С трудом разыскала мужа и, всхлипывая, поведала ему всё.
- Что мне делать? Он убьёт тебя! - заламывала я руки, понимая, что наваждение Князя не пройдёт, либо он возьмёт меня у мужа, опорочив мою честь, либо сделает вдовою.
- Собирай вещи, мы уезжаем! Коли се не бред от жара, он будет искать, но у нас есть небольшой запас времени, пока он не поправится, - велел муж.
Быстро собравшись, мы той же ночью уехали верхом на княжеской лошади.
Мы ожидали погони, но её не было, а как добрались до соседней губернии, муж лошадь отпустил, велев той возвращаться.
На сей раз мы остановились на постое у вдовы, договорившись, что она всем будет говорить, что я её племянница. Мы предлагали за се денег, но она отказалася. Ведь помогать друг другу нужно просто так, живя по совести.
Меня из воспоминаний вырвало покашливание. Я взглянула в серые очи Бера. Почему первый порыв назвать его именем брата?
- Лисочек, пойдём покушаем и отдохнём. Последний рывок остался. Перекусывать в следующий раз на ходу будем, - Бер тронул мою щёку, вытирая слёзы. - Опять брата видела во сне?
Обманывать не хотелось, потому просто кивнула.
Муж лишь вздохнул, глубоко, тяжко. Мне не хотелось делать ему больно. Чувствовала себя виноватой, словно предаю нынешнего любимого.
- Давай только договоримся, что ты не будешь его представлять, когда я к тебе прикасаюсь.
Я всхлипнула. Прости, любимый. Ты самый лучший муж на свете!
Он притянул к себе и обнял, насколько позволяло дитятко.
- Как мы дочку назовём?
- Дочку?
- Да, девочка будет.
- А волхв? Он ведь должен нарекать...
- Ну так то когда ещё будет, в двенадцать лет только - второе имянаречение, определяющее судьбу. А она завтра-послезавтра появится на свет, потому и тороплюсь.
- Откуда ты знаешь?
- Просто ведаю. Чую!
Завтра, значит, свидимся! Я доселе и не задумывалась над именем. Бер мой суженый, счастливой судьбой подаренный, может назвать в честь богини Сречи, дочери Макоши? Долею?
- Как тебе Реча? Речка, Реченька?
Подняла на него очи. Но как он слышит мои думки?
- Я согласна, - прошептала, борясь с нахлынувшими щемящими сердце чувствами. Он ведь не видел моего лица. - Скажи, Берушка, откуда знаешь, о чём думаю?
- Я ж говорил, ощущаю тебя. Твои страхи, чаяния. Пойдём в шатёр, покушаем да спать. Утро вечера мудренее!
Глава 18
На утро четвёртого дня мы приехали в Выселки. Знакомые некогда избы выглядели сейчас несколько обветшало. Притоптанный снег ещё лежал, хотя уже был рыхлым. Сани подъехали к дому и нас встретил отчаянный злобный лай. У нас пёс?
Муж осторожно открыл калитку и зверюга бросилась на него. Я в ужасе закрыла очи, пытаясь унять готовое выскочить от беспокойства сердце. Живот закаменел, словно отзываясь на мои переживания. Больно-то как! Я стала оседать.
- Тихо дитятко, всё хорошо, - меня удержал дед Тур, поглаживая другой рукой по плечу, затянутым в рукав тулупа.
Я открыла глаза, было страшно глядеть. Но в неожиданной тишине, нужно было узнать победителя.
Собака лежала, положив морду на лапы и виновато поглядывала на мужа, присевшего рядом.
Последняя мысль была, прежде чем всё померкло: "Бер очень не прост".
Проснулась от того, живот сильно сводило. Я была в доме, узнавалась моя светёлка. В окошко заглядывали лучики солнышка. А на стене висел деревянный крест. Я наклонила голову, стараясь рассмотреть. Обычный крест, из потемневшего дерева. Коли Голуба подалась в веру крестьянскую*, так пусть и держит близ себя. С приходом Ермака сия вера распространилася по многим градам, да поскольку мы веротерпимы к другим, то и остались храмы, Единому Богу посвящённые. На сим влияние запада не завершилося. Московский царь Фёдор Иоанович, проявляя свою милость и распространяя праведные молитвы, как писалось в одной книге Князя, ставил в Сибири свои грады, такие как Берёзов, Кургур и другие, не обходили си грады и храмы. Переселенцев пускали туда. Селитесь, люди добрые, но и в миру живите с такими же, как вы(переселенцами с западной части Руси). Ну вера у них другая, так не ровен час и вы придёте к Богу.
Приход* во всех храмах упал, как Ермак помер, ведь сибирские люди вновь вернулись к родным Богам. Но остались и те, кто сменил веру. Многие из которых становились проповедниками, получая при церквах образование, а в народе их называли "прах отцов предавшими" или сокращённо "попами".
Боль ненадолго отпустила, и я встала потихоньку, подошла к кресту и сняла с гвоздя, не желая видеть его у себя в светлице. Руку обожгла боль, что я едва не выронила деревяшку. Сколько ненависти исходило от сей вещи. С каких пор я такое ощущаю? Или из-за того, что рожаю, связь меж мирами становится тонкая. Я прислушалась: тишина. Где все?
Пока живот ненадолго перестал болеть, я по стеночке пошла к выходу. Походка была неуверенной, без опоры идти было тяжко. Положила крест на один из сундуков Голубы, осмотрела руку. Повреждений не было. Хорошо. Дошла до сенной двери. Дёрнула за ручку - не поддалась. Только с третьего раза удалось выиграть сражение, но силы кончились, пришлось плечом прислониться к дверному косяку. Тут и накрыла схватка. Я старалась глубоко дышать, но не особо помогало.
"Берушка..." - смогла подумать, когда боль отпустила, неуверенно пробираясь вдоль окна. Мелькнула тень и входная дверь распахнулась, являя взору взмыленного мужа.
- Где все? - поинтересовалась я, когда муж одним движением перекрыл доступ к холодному воздуху.
- Они тебе сейчас нужны? - муж обнял меня. Я прислушалась к ощущениям. Не знаю, но неизвестность меня пугает. - Голуба топит баню с детьми, - последовал ответ после небольшого молчания.
- А дед Тур?
- Он с воеводою дела обсуждает. Влад взял его под своё покровительство, так что жить он будет с ним.
Меня вновь скрутило. Бер отвёл меня в общую светёлку, оставив близ одного из сундуков, против очага.
- Давай попробуем на схватке выдыхать звук "Э" животом, не грудью, растягивая на весь выдох, - муж затянул для примера, и я попробовала. Вышло вначале коротко, а муж всё тянул, и я пробовала вновь и вновь. Так действительно было легче. О боли почти не думалось.
В промежутках между схватками мы разговаривали о малышке. Бер интересовался, положу ли я её рядом или подвесить люльку. Первый день она будет со мною, а вот как дальше? Предлагал даже на печи нас положить.
И выгнать Голубу? Ну уж нет. Она ведь меня со свету сживёт. Сколько времени мужа не видала, а приехал с молодою жёнкою да выпер? Да и крест меня начинал пугать, тут помимо веры в Единого Бога примешивалось колдовство. Плохо. Сказать мужу? Отринув сомнения, поведала. Кому доверять, как не ему. Может подсобит чем?
Он взял крест рушником* и бросил в печь.
- Семаргл Сварожич*, прошу, сожги всю волшбу*, - муж поклонился до земли перед печью. Огонь, словно в ответ, вспыхнул синими искорками, обхватывая языками пламени вещицу, а затем, когда крест догорел, печь словно кашлянула, выдыхая огонь в избу. Он полыхнул по избе, проникая даже в мою светёлку, облизав своими тёплыми языками меня и мужа, но не причиняя вреда.
- Благодарствую, Семаргл, - я слегка поклонилася, а огонь втянулся вновь в печь.
Печь всегда считалася связью с чем-то потусторонним, обычно божественным мiром. Муж вновь поклонился от своего рода, благодарствуя за оказанную милость.