Жена-незнакомка - Страница 9

Раймон медленно и грозно повернулся в своем кресле, словно медведь в берлоге. Он никак не мог понять, какое чувство испытывает при разговоре с женой. Пожалуй, смесь злости, раздражения и удивления. Она от страха такая храбрая? Не иначе.

– Бальдрик знает, что я не люблю непрошеных визитов, и он вежлив, чтобы дать мне отдохнуть с дороги. Дайте мне его письмо, я отвечу.

– Оно в левом верхнем ящике, – указала Жанна.

– Вы не станете возражать, если он составит нам компанию завтра за ужином?

Может быть, встреча со старым другом поможет. Поговорить с Бальдриком… или помолчать с Бальдриком. Барон де Феш всегда все понимал. Не зря он так долго сражался рядом, и жаль, что не может сражаться сейчас. «Если бы Бальдрик был там, он не позволил бы выбросить меня за пределы войны, как новорожденного кутенка».

– Нет, я буду очень рада.

– Хорошо. Это все.

Жанна осталась сидеть.

– Это все, мадам, мы все обсудили, – повторил Раймон.

– Вы так полагаете? Вы отпускаете меня, словно… Норбера?

Ее тонкие ноздри затрепетали, и вот это чутье Раймона уловило точно: злость.

– У нас есть еще темы для бесед? – Бок болел все сильнее, и сейчас шевалье хотелось одного – чтобы Жанна ушла, а потом вызвать слугу и приказать принести вина. Рановато пить много, но один бокал успокоит боль и голову.

– Да, сударь, имеются. Видите ли, я не ваш управляющий и не служанка. Я ваша жена. Это немного больше того, что мы обсудили. Но если вы желаете говорить не как супруг, а как владетель, извольте. Вчера я уже упомянула, что наш брак должен быть… скреплен окончательно. Чтобы он стал настоящим браком пред Богом. Вы мой муж, что бы вы об этом ни думали, я ваша жена. Церковь благословила нас на супружескую жизнь и рождение детей. Марейлю нужны наследники, а я хорошо понимаю свой долг, и он не только в том, чтобы считать пшеницу и устраивать бал.

– Вы настаиваете, чтобы мы скрепили брак? – насмешливо произнес Раймон, которому не терпелось от нее избавиться. – Что ж, мадам, идемте! Арендаторы подождут.

Жанна вспыхнула и вцепилась тонкими пальцами в украшавшие платье кружевца.

– Боюсь, нынче утром я откажу вам в этом, господин мой супруг. Мы должны прежде узнать друг друга, потому что брак – это не только обязанность, но и священнодействие. И святость его состоит в… любви.

Она запнулась перед последним словом, вновь отвела глаза, однако через мгновение посмотрела на Раймона опять, прямо и решительно.

– Я не романтически настроенная особа, которой нужны фиалки и серенады, сударь. Или клятвы, если уж на то пошло. Или чувства, о которых пишут в книгах. Мир дал мне уже достаточно доказательств тому, что истинная и искренняя любовь встречается редко, а все, что существует на самом деле, – это те или иные стороны доверия. Мы с вами так мало знаем друг друга, что даже не начали доверять. Мы знаем только то, что писали друг другу в письмах, и эти письма… они мне нравились, – созналась она с обезоруживающей искренностью. – Я подумала, мы с вами могли хотя бы подружиться, сударь. Я не заставлю вас проводить со мною долгие часы или обсуждать Тацита вместо того, чтобы уделять внимание более важным делам, но дружба – это неплохо для такого брака, как наш. Хотя бы ее бледное подобие – все лучше того, что есть сейчас.

– Вы совсем не такая, – вырвалось у Раймона. Жанна удивилась:

– Простите?..

– Вы не такая, как на свадьбе. Тогда вы показались мне очень запуганной, и я помыслить не мог, что та девушка произнесет передо мною речь, достойную выступления перед королевой.

– А я боялась, – сказала Жанна. – И сейчас немного боюсь. Но прошло время, сударь, и я изменилась, потому что вы изменили мою жизнь. Для вас так не случилось. Наш брак стал всего лишь эпизодом между военными действиями, в которых вы участвовали, но для меня все по-другому. Возможно, потом вы это поймете.

– Возможно, – протянул Раймон и задумался. Жанна молчала, ожидая, что он скажет.

Она в чем-то права. Для нее все переменилось, и эта женщина выглядит достаточно крепкой, чтобы прожить долго и произвести на свет наследника. Если ее условие – дружба, это можно попробовать осуществить. Хотя Раймон не верил в успех подобного начинания. Он тяжело сходился с людьми и даже с Бальдриком всегда сохранял дистанцию – сейчас еще большую, чем прежде, из-за того, что случилось в Хемнице. Но если Жанне так хочется, пускай.

– Хорошо, – сказал шевалье де Марейль. – Это справедливое условие. Мы попробуем сделать так, как вы просите.

– Благодарю, сударь. – Она встала, сделала реверанс и направилась к двери, шурша юбками.

– Почему вы меня так называете? – сказал Раймон ей вслед. Жанна остановилась и обернулась, непонимающе нахмурив брови.

– Что?

– Сударь. Вы зовете меня – сударь, и ни разу не произнесли мое имя. Друзья так не делают.

Повисла пауза, а затем Жанна еле заметно улыбнулась:

– Да, Раймон. Верно, так не делают.

Он кивнул, и она ушла. Подождав некоторое время, Раймон позвонил и потребовал вина. Есть не хотелось.

Когда Жанна отыскала ее, Элоиза читала в гостиной. За завтраком родственницы говорили мало, и после него у хозяйки дома нашлось достаточно дел, чтобы отложить беседу. Однако время подбиралось к середине дня, скоро должны были накрыть стол к обеду, и Жанна чувствовала, что ей просто необходимо целительное общество Элоизы. Беспокойство нарастало вокруг, словно снежная шапка на камне.

Мадам де Салль без дел тоже не скучала, и Жанна была очень благодарна ей. Элоиза сумела подружиться с экономкой, женщиной пожилой и суровой, которая не слишком-то приветствовала появление совсем молодой хозяйки в доме. Мадам Батай полагала, что все женщины младше тридцати не иначе как вертихвостки, способные лишь наряжаться и спать до полудня. Жанна удивила ее, а Элоиза, сошедшаяся с экономкой не только на почве вдовства, но и в обсуждении юношеских нравов, окончательно поспособствовала перемирию.

Жанна уселась в кресло, устало вздохнула и потерла виски. Мадам де Салль отложила томик и с любопытством спросила:

– Ну что же?

– Я не знаю, Элоиза. Он весь день не выходил из кабинета, и я не видела его. – Жанна перестала трогать виски, все равно бесполезное занятие, и принялась вместо этого теребить кольцо на пальце. – Трое арендаторов приехали, они уже покинули замок, а Раймон все еще…

– Дорогая, – прервала ее Элоиза, – прошу тебя, не нервничай так. Он хозяин, и он хочет сам разобраться в том, что ты здесь делала без него.

– Я все думаю, не могу перестать думать… Если он… узнал? Он сказал, что я изменилась, и…

– И это так. – Голос Элоизы действовал успокаивающе. – Свадьба проходила в большой спешке, вы общались едва ли несколько минут.

Жанна усмехнулась.

– Так и есть.

– Не стоит придумывать, милая. Все будет хорошо.

– Мне это невыносимо, – тихо и четко произнесла Жанна. – Элоиза, ты знаешь, как я не люблю лгать. Пока Раймон был далеко, это происходило словно само собой, но сейчас он приехал, и я… растеряна. Может, стоит поговорить с ним, рассказать ему все? Не сейчас, а когда он станет чувствовать себя лучше. Он показался мне хорошим человеком. Не добрым, нет, но он справедлив.

Элоиза глубоко вздохнула и на мгновение прикрыла глаза.

– Я ожидала, что ты заговоришь об этом однажды, но не думала, что столь скоро. Видишь ли, для тебя свадьба прошла в смятении, однако для меня – нет. Смятение началось… после. А тогда я просто наслаждалась происходящим и наблюдала за женихом. И знаешь, ты права, он справедлив. Но при этом – холоден, расчетлив и помешан на войне. Ты не видела, какое облегчение отразилось на его лице, когда гонец приехал, а я видела, Жанна. Только дело даже не в этом. – Она помолчала. – Сейчас он слегка растерян и болен, а потому кажется тебе менее опасным. Однако позволь уверить тебя: Раймон де Марейль – не жалостлив, не всепрощающ и вообще не похож на доброго Господа. Я понимаю, что ты очарована им, но…