Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ) - Страница 45
Перебрав в голове список потенциальных кандидатур, я поняла, что как бы никто такого не заслуживает.
— Тебе не нужно говорить, кто это! Просто сказать желание и добавить, что кто угодно, но не я! — убеждала меня Ягиня. — Ты можешь не знать это человека.
— Спасибо, я очень рада, — кивнула я, понимая, что сидеть последним сугробом в лесу не так уж и плохо. По крайней мере, совесть моя будет чиста. А вдруг это будет ребенок? Нет, спасибо!
— Ты подумай, — убеждала меня Ягиня, пока ее дохлятина зевала и орала по старой памяти.
— Слушай, а ты можешь погадать на чувства? — спросила я.
— Вроде любит, — послышался голос Ягини, которая, видимо, расстроилась отсутствию во мне кровожадности.
— Ничего себе как быстро! Это ты как определила? — удивилась я, не видя ни свечек, ни «оммм!», ни яблочка, ни тарелочки.
— Есть такое гадание. Если мужик пришел сюда, хотя мы с ним слегка не ладим, и просил… — вздохнула Ягиня, загадочно улыбаясь. Послышался дрожащий голос там, за избой: «Матушка-Ягинюшка!»…
— Чую-чую, человечьим духом пахнет! Ой, мяско съем и косточки разбросаю! Кишочки по веточкам развешу, а голову на палку надену! — страшным голосом рявкнула Ягиня. От этого голоса у меня внутри все похолодело и вздрогнуло. Честно, я к скамейке примерзла.
Послышался испуганный писк и топот убегающих ног.
— Так, на чем мы остановились? — снова с улыбкой нежным голосом спросила Ягиня. — А! Это местные ходят!
— Мне Лель сказал, что после этой… горки, нельзя мне в лес! — вспомнила я, решив поинтересоваться на всякий случай.
— Ловить тебя будут! Колеса огненные пускать по лесу. Если поймают, то в деревню притащат и сожгут на Масленицу. А если нет, то чучело твое сделают! — произнесла Ягиня, почесывая свою дохлятину.
— Зачем? — ужаснулась я, представляя, как вся деревня присматривается к чучелу: «Похожа или нет?».
— А там уже и весна! Древний бог Велес обернется человеком. Таять все начнет, — задумчиво произнесла Ягиня. — А как Велес обернется, так уйдут морозы. Открою я им путь в Навь. И выйдет оттуда Весна. Так времена года меняются. А дворец последним растает!
Она смотрела на меня загадочным взглядом.
— От тебя Снегурочка ничего не зависит. Ничего и все, — усмехнулась она.
— Ну, прощай, — улыбнулась я, обнимая барыню.
— До свидания, Марысечка, — прижалась она ко мне. — Ну может, ты все-таки… Да вон сколько людей ходит по миру! Одним больше, одним меньше… Ты подумай!
Медальон заворачивали мне в руку, глядя на меня странным взглядом.
— Оставь себе, — пожала я плечами, возвращая его хозяйке.
В этот момент мне показалось, что в них промелькнула радость.
Я вышла из избушки, хрустя чьими-то свежими костями. На меня смотрел обглоданный череп. У меня много вопросов к подруге, откуда эти кости здесь вообще взялись. Но, как говорится, друзей нужно принимать такими, какими они есть!
— Ну! Че? — пристали ко мне Буран и Метелица, пока я хрустела косточками, выбираясь к моим зверюшкам. — Че сказала?
— Ничего! — улыбнулась я, вспоминая «наверное любит, раз сюда явился!».
— Во дворец! — вздохнула я, седлая медведя.
Либо после этого мрачного места, скрытого от глаз в самой чащобе, либо что-то изменилось в воздухе, но пахло весной. Небо изменилось. Оно стало не таким холодным и высоким, а солнце стало ярче.
Дворец вырастал огромной сосулькой, переливающейся в солнечных лучах. Солнце играло во всех гранях, словно просвечивая его насквозь.
Я вошла во дворец, чувствуя привычный мороз.
Время шло, а я честно сидела во дворце, изредка слушая скандалы в семье Лешего. Их передавали каждый вечер. Зато я знаю, что Леший за собой кружку не моет, крошки на столе оставляет и носки меняет раз в неделю.
С каждым днем солнца становилось все больше, а стенки дворца казались хрустальными.
Во дворце было привычно холодно!
— Снегурочка!!!
Я проснулась от голосов, наполняющих лес. Из окна дворца было видно, как прямо по лесу катятся огненные колеса.
— Нас ловят, — оперлась я на подоконник. Колеса крутились, рассыпаясь искрами. Где-то слышались веселые песни народных гуляний.
— Ой! — перепугалась я, видя, как обваливается вниз кусок подоконника. Он упал, словно сосулька с крыши и разбился. Шарахнувшись в роскошную комнату, покрытую узорами и наполненную ледяными цветами, я все еще не могла отойти от увиденного. Неужели? Так быстро зима прошла? Раньше зима казалась мне бесконечной! А теперь взяла и вот так вот пролетела!
Раньше у меня была первая примета весны. Порвались и прохудились зимние сапоги. И вообще народных примет у меня был целый вагон и тележка! Если в этом году ты купила себе ужасные сапоги, которые мало того, что неудобные, так еще и ни к чему не подходят, — зима будет долгой. А если красивые и удобные, то пролетит и не заметишь!
— Солнце зеленеет, травушка блестит, к нам летят с весною грипп и ларингит! — улыбнулась я, решив к окну подходить осторожней.
Толстый лед дворца, защищающий меня от тепла, стал немного тоньше. Или мне так казалось. Поэтому дворец наполнялся светом.
— Помогите! — пищал детский голосок в лесу, заставив меня дернуться и подавиться снежком. — Я заблудился!
— Чив-чив-чив! — послышались голоса птиц, влетающих в мое окно.
— Не ходи. Караулят. Сволочи! — произнес бас среди весеннего не замолкающего гомона стаи.
С тем самым весенним чириканьем, которое слышишь, когда переплываешь через лужи талого снега.
— Снегурочка! — звали меня мужские и женские голоса. А потом, видимо, отчаялись и решили сжечь чучело.
И правда! Зарева костров осветило пока еще зимний лес. Это были те самые костры, которые под древние песни чудились мне морозной ночью, когда я умирала в сугробе.
Огромные, почти до неба, они растапливали снега и призывали долгожданное тепло.
— Ничего, — вздыхала я, чувствуя привычный холод ночей. — Тепло еще не скоро! В том году зима почти до мая была! Из зимних унтов в летние кеды!
Ночи успокаивали меня своим холодом. Казалось, впереди было еще три долгих месяца зимы.
— Я же говорила! — радовалась я, когда сверху повалил снег, а землю стали заметать морозные ветры. — А вы мне тут — весна-весна!
Дворец покрывался узорами. Лед стен упрочнялся, нарастал. Мысль о том, что любимый насылает морозы, заставляла меня улыбаться каждой снежинке. Я резала снежинки из снежной бумаги, бросая их под перину. Но мой снег таял и застывал ледяной коркой, сверкающей, как грани драгоценного камня.
— Снегурочка, — послышался голос Бурана.
— Нет, ну про морозы я говорила, — заметила я, трогая сосульки над окном. Они, словно зубы дракона, прорастали откуда-то сверху.
— Снегурочка, — послышался тихий голос за спиной голос Метелицы.
Теперь уже я обернулась, глядя на заснеженную шкуру волчицы и медведя.
— Уходить нам пора, — переглянулись друзья. Буран утер лапой морду, а волчица глубоко вздохнула, опустив морду.
— Куда? — спросила я, отрываясь от окна, в котором весна боролась с зимой. И в первый раз я надеялась, что зима возьмет верх! Ведь был же ледниковый период? Так почему бы и нет!
— Время наше подходит, — проворчал Буран. — Нам оборачиваться пора. Скоро Велес обернется. Ему служить уйдем. До следующей зимы.
Волчица встряхнула белоснежную шкуру, словно пытаясь отряхнуть снег. Снежные хлопья взлетели вверх, оседая в комнате снежной пылью. Через мгновенье на меня смотрела черная, поджарая волчица. От былой пушистости осталось только название. Сейчас она напоминала черную собаку с желтыми глазами.
Буран проревел и встряхнул шкуру. Он не изменился. Только теперь на его шкуре не было налипшего снега.
Только сейчас я осознала, что они уходят.
— Мы тебе тут снежку натрусили, — вздохнула волчица. — Побольше!
— Да, — проворчал Буран, раскидывая огромные лапы. Он обнял меня, как человек, пока Метелица терлась об мою руку мордой.
— Ну что ж, — вытерла я льдинки слез о медвежью шкуру. — Удачи вам, ребята!