Жена на замену (СИ) - Страница 103

Но до этого дня у Кори не было никого действительно родного — а появилась Лейе. И хоть самому Рэю она не нравилась, он видел эти слёзы счастья в глазах супруги, и готов был ради этого поселить у них дома хоть Белинду Алгайскую, не то, что Лейе. Или десяток великих эльфийских волшебниц.

Кого угодно, лишь бы вытравить из ставших родными голубых глаз эту бесконечную тоску. Это чувство собственной ненужности. И у него получилось.

Это воспоминание и стало для Рэйнера путеводной нитью, укрепив связь достаточно, чтобы боль ушла. А сам он внезапно оказался не в собственном доме, а в совершенно незнакомом месте, в котором царил неестественный холод. Он так и не сказал Нику, что обманул его, и они на самом деле поженились с Коринной…

Я снова слышала дикий шёпот, который рассказывал мне, как славно было бы свернуть отцу шею собственными руками за то, что он сделал со мной и с Лейе. И как замечательно горели бы его пятки на костре, особенно если не дать ему слишком быстро задохнуться. Но сейчас я понимала: это навязанные мысли, чуждые. Это шепчет портал, отражая мои чувства в своём кривом зеркале.

Но кричала я не поэтому. Просто стоило шагнуть в портал — и я осознала, что он ведёт куда угодно, только не домой. От него самого веяло неправильностью — этого я ожидала. Но моя рука сама разомкнулась, выпуская руку Рэйнера, как бы я ни старалась цепляться за его ладонь. И путь словно искривился, стал неправильным.

Я вряд ли смогла бы объяснить, как я это поняла — тут нужен был кто-то с опытом дайнеке Алькарро. Но я даже не удивилась, когда услышала знакомый ненавистный голос. Раньше даже, чем поняла хотя бы приблизительно, где нахожусь:

— И мы снова встретились, дорогая Коринна, — насмешка сквозила в тоне, который казался каким-то более глубоким, плавным и тягучим — но всё же узнаваемым. Меня передёрнуло от сильнейшего отвращения, но я быстро осознала, что стою на месте и двигаться не могу. — Я терпеливо ждал этого дня, и вот вы — здесь. Девушка, которая одна умудрилась перемешать все карты. Впрочем, мне всё равно выпали козыри.

А потом глаза начали привыкать к странной красноватой темноте, и, хотя я по-прежнему не могла разобраться, где мы, демоны его забери, находимся, но зато рассмотрела другое. Сам Стефан выглядел совершенно иначе. Это был он, вне всяких сомнений. Его движения, его интонации, даже голос — его, просто чуть более мелодичный и даже демонический. Одновременно опасный и искушающий. Как будто Стефан сам стал одним из тех, кого призывал, или слился с ними.

Но вместо блеклого младшего принца с его спутанной бородой и бледно-голубыми водянистыми глазами я видела красавца из сказки. То ли о бедной дворянке, которую нашёл принц по туфельке, оброненной на балу, то ли о той, что проспала сотню лет, попав под чары разозлённой эльфийки, но была разбужена поцелуем истинной любви.

Сейчас у Стефана были каштановые кудрявые волосы, собранные в высокий хвост, но пару прядей он кокетливо выпустил, явно наслаждаясь новой внешностью. Глаза стали глубокого карего цвета, лицо заострилось, появились чётко очерченные скулы, и какое-то изящество в движениях. Словно все черты лица истончил на портрете льстивый художник, превращая одутловатого урода в писаного красавца. И бороды у него теперь, конечно, не было — казалось, на лице и вовсе ничего больше не растёт.

Я ничего не говорила. Таким, как младший принц, нужно было, чтобы им внимали, их боялись, трепетали. Он был в чём-то похож на Белинду, даром, что та была его тёткой. Впрочем, он умудрился извлечь желанное внимание к своей персоне даже с того, что я на него смотрела и осознавала изменения.

— Нравится мой новый облик? — он усмехался, и выглядел весьма довольным. — Старым пришлось пожертвовать, когда я убрался из ловушки дорогого братца. Он многое предусмотрел, только не знал, насколько я теперь могущественен. Я ждал. Ждал долго и терпеливо. И знаешь, что, Коринна?

Я молчала, но этому безумному павлину и не нужны были мои ответы. Даже бояться не получалось, хотя Стефан причинил очень много вреда, и мог убить меня в любой момент. Презирать и бояться одновременно практически невозможно, эти чувства исключают друг друга. А младшее Высочество я именно презирала, и ничего не могла с этим поделать.

Жгло другое. Рэй. Точнее, наша связь. Я только-только начала понимать, что имелось ввиду в той книге, а сейчас из меня как будто вырвали кусок души, и от этого было холодно. Пока не страшно — но холодно и одиноко. Словно в ночь ушла куда-то из любимого дома, и не могу больше вернуться. Не будь здесь Стефана я бы, наверное, расплакалась. Но мои слёзы — не то, что стоит давать кому-то вроде младшего принца. Он использует их как оружие и обратит против меня.

— Ах, какая прелесть. Ты пытаешься делать вид, что тебе совсем не страшно…, — от улыбки в его голосе я захотела отшатнуться, но не смогла. — Что ж, зря.

Принц хлопнул в ладоши, и сначала меня ослепило красновато-белым светом, удивительным образом не перетекавшим в оранжевый. А потом я увидела… это.

Существо, которое, как оказалось, не то, что занимало комнату — ей и было. Он блестело в неверном свете, видимо, магии, и напоминало больше всего кусок плоти без кожи, зато с огромным количеством глаз и странных отростков разного размера. Эти отростки тянулись и с «пола», и с «потолка», и я, наконец, поняла, почему люди Рэйнера не могли найти младшего принца. Он был не «где-то», он находился внутри «этого», а «это» никто и не искал. Просто не знали, что искать.

Я взвизгнула, не в силах сдержать крик, волоски на коже стояли дыбом, а сердце заколотилось так быстро, словно пытылось выбраться из груди. В самом страшном кошмаре я не могла предположить, что Стефан служит чему-то настолько отвратительному. Но он, кажется, полагал, что это тварь служит ему…

— Другое дело, — улыбнулся он. — Я подчинил существо, которое веками не могло даже найти хода в мир, так его здесь боялись. И как только я освобожу подлинную его мощь…

— …ты станешь ему не нужен, и он тебя уничтожит, — невольно сорвалось с моих губ.

Не знаю, зачем я это сказала. Разве можно достучаться до безумца? Он не понимает… он правда не понимает, что он натворил. Зато я теперь, с обучением, со знаниями Рэя, пусть и обрывочными от связи — понимала. И не могу сказать, что меня это радовало.

— Тупая, как и все девки, что «благородные», что дворовые, — поморщился он, разом разрушая даже намёк на красоту, который подарило ему новое тело. — Я же сказал, я его подчинил! Он не может мне ничего сделать! Нужно только убить некоторое количество безмозглых существ, вроде тебя, и перерезать на алтаре одно симпатичное горлышко, заливая его кровью, полной магии. И всё. Я стану императором! И буду править не только какой-то жалкой Даланной, нет. Это будет впервые в истории, Стефанийская Империя, и она займёт земли и за горами, а уж до них каждый клочок суши будет принадлежать мне!

Глаза его горели фанатичным огнём, он уже был там — в своих мечтах о безграничной власти и императорских регалиях. Продолжая говорить, Стефан подошёл ко мне, и до отвращения нежным жестом погладил по шее. Если бы не те чары, что он использовал, чтобы я оставалась недвижимой — отскочила бы. Но я не могла двинуть ни рукой, ни ногой, только стояла перед Стефаном, который, как я сейчас понимала, поднялся с черного кресла, больше всего смахивающего на плохую копию императорского трона в драконьей империи.

Рэйнер его видел когда-то, а через него — видела и я. Если бы не та тварь, я бы, наверное, даже рассмеялась. Но её я боялась. Её следовало бояться, это существо явно способно было уничтожить не то, что меня — даже Лейе. Да и всех немногочисленных даланнских магов, явных или тайных, вместе взятых. От того-то я и чувствовала неестественный холод, который пробирал до костей.

Стефан и одет был в явном подражании драконам. В черное одеяние, более всего напоминающее изящную версию балахона, перевязанного широкой лентой на поясе. Лента Стефана, конечно, была красной. Только у драконов такое носили лишь жрецы и те, кто выполнял их обязанности, в том числе император и его отпрыски. А Стефан, видимо, решил, что эти тряпки — и есть символ императорской власти. Он копировал бездумно, и оттого казался тем, кем собственно и был — жалкой пародией, которой нестерпимо хотелось стать оригиналом.