Жена моего босса - Страница 10

Да, помотала его жизнь за сорок семь лет, куда только не забрасывала! А так просто все начиналось. Небольшой солнечный городок: позади – бескрайняя песчаная пустыня, впереди – такое же бесконечное море. Весь мир для него, пацана несмышленого, был тогда голубой и желтый, двухцветный. Родители-геологи, образцовые советские труженики, переехали в этот пустынный край, на полуостров, напоминающий очертаниями женский профиль, в шестидесятые, когда здесь начались разработки нефти и газа. И детей там наплодили, идеалисты хреновы, по фигу им было, что в этом богом забытом краю и воды-то питьевой не было, одна морская, опресненная.

Но вообще, если по чесноку, он на родителей, вечно озабоченных своими изысканиями, обиды не держал. Хоть и рос почти без присмотра, шпана шпаной, зато свободный, делал, что хотел. Отец лишь изредка, заглядывая в дневник нерадивого отпрыска, хватался за ремень, а так воспитанием себя особо не утруждал. И Миша рос как сорная трава, может, не особенно культурный с виду, зато дерзкий, хваткий, способный выживать в любых обстоятельствах. К пятнадцати годам все местное хулиганье уже знало и уважало Мишу, именно тогда, в этих полудетских разборках за главенство в районе, Чернецкий и обзавелся полезными знакомствами, связями, которые в будущем помогли ему стать настоящим деловым человеком в городке.

Отслужив в армии, Миша вернулся в родной город, устроился на работу в порт. Через его руки проходили все нелегально ввозимые грузы. Подпольные цеховики, желая толкнуть товар куда-нибудь за пределы родного края, обращались к Мише, щедро платя оборотистому малому за услуги. Впрочем, в подобных делах Мишу привлекали не деньги – хоть и весьма солидные для простого советского рабочего, – а ощущение бешено кипевшей вокруг него жизни, опасности, риска. Именно тогда пригодились Мише все его подростковые знакомства. Внимательный к людям, веселый и обаятельный, Миша был своим человеком и в компании уголовников, и в милицейских кругах, часто шутил, что именно он обеспечивает контакт между двумя этими группами советского общества.

Однако потом, в один прекрасный день, в чем-то он прокололся. Где-то слишком активно засветился, кому-то вовремя не проплатил. В общем, чтобы не усвистеть в тюрьму, пришлось бежать из родных краев. И молодой, хваткий, поднаторевший в теневом бизнесе Михаил Чернецкий оказался в Москве.

Сначала, используя старые связи, занимался какой-то мелочовкой: сбытом подпольно изготовленного трикотажа, каких-то пластмассовых женских цацок – так, фигня. Потом через нужных людей вышел на экскаваторный завод, поставил там теневой бизнес в одном из заброшенных цехов. Денег падало тогда немерено. И жизнь текла легко и весело, даже срок, который Миша словил по дурости, не слишком омрачил его общего приподнятого настроения. Опять же, друзья постарались – тот же Муромец, наняли адвокатов, сунули, кому надо. И отсидел Миша четыре года из положенных восьми.

Когда Чернецкий вышел на свободу, на дворе стоял уже 1988 год. Самое время, чтобы развернуться вовсю, тем более что связями, как в среде высших чиновников, так и в криминальном мире, Миша обзавелся порядочными. Теперь, вместе с закадычным другом Ванькой Муромцем, они занялись уже совсем серьезными вещами – нефтехимией и металлургией. Благо в родном городе у Миши все еще было к кому обратиться. Пользуясь постсоветской экономической неразберихой, друзья прибирали к рукам крупные заводы, по бартерным схемам меняли уголь на автомобили «Жигули», сбывали их куда-то дальше. Буквально за пару лет Миша вывел свой бизнес на международный уровень. Без его помощи со снабжением и с поставками российские заводы практически не могли функционировать. Эх, лихое было время, ковбойское, усмехнулся Миша своим воспоминаниям. За один день строились и лопались миллионные состояния, люди проходили путь от мелкого уголовника до видного государственного деятеля. Теперь уже не то: все былые кореша облагородились, засели в кабинетах, брюханы отрастили.

Сам Миша в последние годы практически всю свою широкомасштабную деятельность свел к поставкам алюминия. Еще в начале девяностых они с Муромцем съездили в родной Мишин городок и договорились там с местными корешами о бесперебойном снабжении казахстанским глиноземом – основным сырьем для производства алюминия – заводов, которые вдвоем контролировали. Работа по алюминию обещала Мише и его компаньону колоссальные прибыли при минимальных затратах. Так, собственно, оно и вышло. Их с Муромцем тандем до поры до времени работал весьма успешно. Многословный и витиеватый в речах Муромец отвечал за связи с чиновничьими кругами, решал финансовые вопросы, обаятельный, живой, дерзкий Миша занимался организаторской работой, договаривался со всеми прямо или косвенно влияющими на бизнес сторонами. Какой-то там человечек Муромца в правительстве за хороший откат добился для них отмены государственных контрактов на экспорт алюминия, и фирма Чернецкого и Муромцева стала фактически монополистом в этой области. Тогда и потекли к ним настоящие большие деньги. Все работало как часы. Миша стал миллионером.

Теперь вот, правда, времена изменились. И Мише все чаще начинало казаться, что сделавшийся в последние годы совсем уж елейным и правильным Муромец тяготится совместным бизнесом с не желающим менять своих полублатных привычек Мишей. С другой стороны – фигня это все. Неужели они, старые кореша, вместе огонь и воду прошедшие, погрызутся из-за каких-то паршивых бабок?

Одевшись, Чернецкий спустился на кухню. Светлана, Олькина помощница по хозяйству, уже накрыла для него завтрак и спряталась куда-то. Прислуга его побаивалась, хотя дома он обычно даже голоса не повышал. Чувствуют, пройдохи, с кем имеют дело.

Миша не любил завтракать один, не садясь к столу, выпил чаю из любимой большой кружки, сжевал на ходу пару бутербродов и прошел в кабинет. Через несколько минут заверещал телефон.

– Доброго здоровья, Мишаня, – басовито прогудел Иван. – Там человечек от меня сейчас пожалует, про которого мы говорили с тобой. Ты его попытай, может, и сгодится тебе на что.

– Вот спасибо тебе, добрый молодец, – в тон отозвался Чернецкий, – челом бью.

Повесив трубку, он подошел к окну и выглянул во двор. Увидел какое-то движение в будке у ворот, телефон на столе снова тренькнул, и Миша, не дожидаясь вопроса охраны, приказал:

– Пропустить!

Ворота медленно поползли в стороны, и во двор, громыхая, как цинковое ведро, въехала старая, проржавевшая «пятерка». Миша присвистнул. Кого это Ванька к нему прислал? Непонятно: он сам хотел человека не засвеченного, скромного, не понтярщика какого-нибудь тупого. Но не до такой же степени!

Из машины вышли двое: один – высокий, крепкий, в замшевой мягкой куртке, второй – какой-то вертлявый, тощий, в джинсовке. Миша поморщился и неприязненно цыкнул: нищеброды какие-то, спровадить их побыстрее, пока не стащили чего в доме. Он вернулся к столу, сел в кожаное мягкое кресло. В дверь осторожно постучали, и Миша скомандовал:

– Заходите!

В кабинет вошел только один, тот, что был в замшевой куртке песочного цвета. Поздоровался, шагнул к столу.

– Садись-садись, – пригласил Миша и шутливо добавил: – Рассказывай, как дошел до жизни такой.

Сам же, откинувшись на спинку кресла и прищурившись, принялся изучать незнакомца. Мужчина был молодой, лет тридцати пяти, не больше. Это Мише понравилось – не пацан сопливый, но и не перестарок, бегает еще хорошо, значит. И в хорошей форме: подтянутый, жиром не заплывший, плечи широкие, руки сильные. Ростом выше Чернецкого на полголовы – это для телохранителя тоже важно. Лицо… Миша прищурился, вглядываясь в гостя, – черты правильные, резкие, скорее восточные: тонкий нос с небольшой горбинкой, широкие, вразлет, темные брови, резкие скулы, твердый подбородок, волосы жесткие, коротко остриженные, только глаза светлые – то голубые, то синие, в зависимости от освещения – это сбивает с толку. Где-то он уже видел эти светлые глаза на восточном лице.