Жемчужинка для Мажора (СИ) - Страница 8

На этот моменте мой порядком потрёпанный стрессом и шоком организм решает выйти из ступора. Я, чеканя каждый шаг, иду в зал с твёрдым намерением поставить зазнавшегося мажора на место и, наконец, вытурить его из квартиры.

Но доклад, который оказывается в лапах Соколовского, пока я преодолевала небольшое расстояние между нами, заставляет меня остановиться.

— Положи на место. — Требовательно говорю я. Не прошу, а именно приказываю.

Глеб игнорирует мои слова, будто бы он один в комнате, а мой голос — не более чем комариный писк.

— Интересный доклад. — Кивает одобрительно головой, быстро пробегаясь по формулам на листе и строчками с пояснениями к ним. — Признаюсь, Скворцова, я ожидал от тебя худшего, но ты смогла меня удивить. Разумов будет завтра в экстазе от твоего доклада.

Брюнет переводит на меня задумчивый взгляд янтарных глаз, и, пока я мнусь в нерешительности, недовольно цокает языком.

— Так не пойдёт. — Выдаёт он, в конце концов.

— Что не пойдёт? — Хлопаю глазами, наверняка подтверждая этим, что блондинка я теперь не только по цвету волос.

— Сложи два плюс два, Жемчужинка, — снова называет меня этим странным прозвищем, от которого у меня по коже невольно проносятся мурашки, — ты, как оказалось, девочка не глупая. — И, спустя паузу, с сомнением оглядев меня, добавляет. — Наверное. Я пока ещё не уверен точно.

— Да как ты смеешь! — Взрываюсь я. — Оденься уже и вали домой! — Выпаливаю, приближаясь к Соколовскому.

Тянусь рукой, чтобы отобрать свой доклад, но Глеб слишком резвый. И слишком высокий. Ему достаточно просто вытянуть руку вверх и всё — я не достану доклад даже в прыжке.

Что он, собственно, и делает, с насмешкой глядя на меня сверху вниз.

— Мне понравился твой доклад, так что завтра мы расскажем именно его. Мой можно отправлять в топку. — С досадой на лице выдаёт парень, продолжая удерживать в плену мою кропотливую недельную работу по вышмату.

— Я не собираюсь отдавать тебе свои труды! — Пыхчу, словно ёж, от бессилия что-либо сделать.

— А я не собираюсь тебя спрашивать. Считай это платой за твоё спасение, хомячка.

Хо… Хомячка?!

Я взрываюсь. Наверное, даже искры из глаз сыпятся, когда я выдаю:

— Быстро вернул доклад и пошёл вон! — Рычу, стоя к нему близко.

Опасно близко.

Но я, во что бы то ни стало, намерена вернуть свой доклад и вытурить Соколовского из дома. После такого уж точно! Чаша моего безграничного терпения переполнилась.

— Ой-ой-ой, какие мы страшные, — продолжает дразниться мажор, встряхивая листами доклада в руке. Ещё раз напоминая, что мне не достать желанный объект.

Но я всё же решаю попытать счастья.

Не обращая внимания на возмущения Глеба, я опираюсь рукой о выступающую костяшку на боку парня, совсем недалеко от обёрнутого полотенца. Отталкиваюсь ногами об пол и прыгаю, изо всех сил вытягивая вторую руку вверх.

Мне не хватает какой-то пары миллиметров до желанной цели. А вот полотенцу, служащему последней обороной между обнажённым Глебом и моей дикой стеснительностью, хватает одного моего неаккуратного движения рукой.

И оно слетает на пол, оседая у ног брюнета полукругом.

Глеб Соколовский

И как я до такого докатился?

Стою в захолустной совковой квартирке со старыми, обшарпанными обоями. Голый. А рядом даже не одна из сексапильных красоток, которые меня обычно окружают, а Скворцова!

Скворцова, мать вашу!

Но отчего-то сердце, при виде застывшей, раскрасневшейся от стыда и смущения, блондинки, со всей дури шарашит по рёбрам. Дыхание становится рванным. А в горле пересыхает от одного только взгляда на сис… на губы девчонки, которые она бесконтрольно облизывает, пытаясь смотреть куда угодно, но не мне между ног.

Эта мысль тешит самолюбие. Судя по всему, хомячке точно понравилось то, что она успела увидеть, пусть и мельком.

На губах расплывается самодовольная ухмылка, а в голове мгновенно зреет план, который кажется гениальнейшим — я решаю добить ситуацию до конца. Потому что думаю я сейчас совсем другой «головой».

Тело реагирует на ситуацию логичным способом — возбуждением. И, если до этого Скворцова была растеряна и не знала, куда деть себя и свой взгляд, то теперь она с широкими, как два блюдца, глазами, смотрит на мою восставшую физиологию.

Но, как бы мне не хотелось себе польстить, увы, смотрит с первобытным ужасом во взгляде.

Я даже не успеваю отпустить привычную язвительную шуточку, как замечаю, что девчонка собирается закричать. И мой основной план — власть подразнить Скворцову, равно как и запасной план — поднять полотенце и прикрыться, летят к чертям.

Вместо этого приходится броситься к ведьме и закрыть ей рот рукой свободной рукой. Во второй я всё также продолжаю удерживать доклад на расстоянии. Чтобы не отобрала под шумок.

Сейчас — это единственное, благодаря чему я могу отыграться на Арине за её побег из библиотеки и посыл меня во всем известном направлении. Да и должок за спасение нужно взыскать. Хотя это несоизмеримо, учитывая, что придётся неделю с фонарём под глазом ходить. Да и рёбра уже начинают ныть…

Вскрик выходит приглушённым. Я пристально смотрю девчонке в глаза, словно пытаясь загипнотизировать:

— Успокойся, седовласая, — и быстро добавляю, заметив уже знакомый мне ужас в её глазах, который почему-то отзывается неприятным чувством в груди, — никто тебя трогать не собирается. Это просто полотенце, которое упало. И упало из-за тебя, прошу заметить! Я сейчас его подниму и прикроюсь. Хорошо? — Говорю медленно, как с ребёнком. А в голове красной бегущей строкой мигает — «опасность!».

Я заигрался. Слишком сильно заигрался. Настолько, что сам уже не понимаю, где играю, а где испытываю реальные желания и эмоции к девчонке.

Скворцова вроде успокаивается. Взгляд серо-голубых, как у ведьмы, глаз перестаёт быть чуть ли не безумным, постепенно проясняясь.

— Всё? Договорились? — Уточняю на всякий случай, прежде чем отлепить свою лапу от мягких губ, которыми она касается внутренней стороны моей ладони. И которые будоражат кровь в венах. Настолько, что тяжело себя контрить.

Арина неуверенно кивает, и я медленно, с каким-то тянущим, потаённым сожалением убираю руку от её рта.

Чёрт, и чего я так реагирую? Это же Скворцова.

Наверное, из-за того, что по разным причинам у меня вынужденное недельное воздержание, в голову лезет всякое… Даже на хомячку готов накинуться. Нужно скорее закругляться. Иначе этот ведьмин взгляд меня до добра не доведёт.

Как уже однажды в старших классах довёл до того, что я чуть было не решил, будто у меня есть чувства к мелкой занозе в моей заднице. К отраве моей жизни, которая никак не хочет отпускать.

Подняв полотенце с пола, прикрываю им своё достоинство. Но сбившееся дыхание не возвращается в норму, потому что девчонка смотрит на меня невинным взглядом оленёнка Бэмби. И всё это снизу вверх, хлопая неприлично длинными чёрными ресницами, контрастирующими с её белыми волосами.

Невероятная смесь, сражающая наповал любую оборону. А я всё же в первую очередь мужик и уже потом Глеб Соколовский, которого с самой старшей школы до зубовного скрежета раздражает эта мелкая зараза с непокорным взглядом.

В мыслях проносится нецензурная, отборная брань. Хочется ругнуться, но вместо этого я вымещаю раздражение привычным мне способом — язвлю:

— Чего вылупилась? Будто ни разу мужской член не видела, — поджимаю губы, с силой сжимая челюсти, потому что доклад в руках уже не спасает от желания повалить девчонку на диван и…

Округлые щёчки Скворцовой раздуваются от возмущения. Она раскрывает и смыкает свои пухлые губки, в попытке найти, что мне ответить, чем сильно усугубляет и без того тяжёлую ситуацию.

Контроль, Глеб, контроль. Холодные воды водопада… Нет. Ледяные воды водопада!

Так и не найдя, что ответить, девчонка со всего размаху лупит меня по груди и пулей вылетает из комнаты.