Жемчужинка для Мажора (СИ) - Страница 50

Я не успеваю увидеть, что там за поворотом, потому что Полина резко дергает меня назад и пришпиливает к стене здания.

— Цыц! — Прижимает указательный палец к губам, призывая меня молчать.

Я хочу спросить, что случилось, но вопрос отпадает сам собой, потому что я слышу тот самый голос, который узнаю где угодно и когда угодно. Особенно теперь, после всего того, что между нами было.

— Откажись.

— С какой стати я должна отказываться? — Надменно отзывается Лена.

Полина делает страшные глаза, видя, что я высовываю голову из-за угла, но не останавливает. Сейчас меня даже бульдозер не сумел бы остановить. Я своими глазами хочу убедиться, что услышанное мной — не галлюцинация. И не бред воспалённого сознания.

— Ничем хорошим это не закончится. Мы когда-то были друзьями и у нас были общие взгляды, как мне казалось. — Басит Соколовский, небрежно опёршись на Порше и скрестив руки на груди. Напротив него, как обычно одетая с иголочки, стоит Крицкая. — Поэтому прошу тебя в память о нашей дружбе, откажись.

— Дружба кончилась в тот момент, когда ты предпочёл меня этой замарашке. — Зло сузив глаза, накрашенные жирными стрелками, брюнетка отбрасывает свои волосы назад.

— Не советую наживать врага в моём лице, Лен.

Сердце колотится так, что голова начинает кружиться. Злость и ревность берут надо мной верх, и я выскакиваю из-за угла. Взгляды обоих моментально приковываются ко мне. Соколовский выглядит потерянным, явно не ожидая меня тут увидеть, а вот Крицкая, наоборот, становится довольной, как кошка, которая только что поймала мышь.

Вот только я больше не мышь.

— Что здесь происходит, любимый? — Рычу не хуже разъярённой пантеры, цепляясь за локоть брюнета.

Офигевают все: Глеб, приоткрывший рот и странно покосившийся на меня; Полина, быстро шагающая следом за мной; Лена, скептически выгнувшая бровь. И я в том числе. От собственной смелости. От силы ярости. От ревности и желания прикопать соперницу под ближайшим кустом.

Внезапно Крицкая начинает заливисто смеяться. Она оскаливает красивый ряд белоснежных зубов и слегка запрокидывает голову назад. Но взгляда от меня не отводит. На дне её глаз злое веселье и ревность, ничем не уступающая моей.

— Похоже, твоя замарашка почуяла запах денег, Глеб. Поняла, что ты для неё выгодная партия. — Лена перестаёт пялиться на меня и теперь смотрит на Соколовского. — Вот только не забывай, кто для тебя выгодная партия.

— Хватит стращать всех, — к нам подходит Полина. Подруга останавливается между мной и Крицкой так, словно не считает мажора тем, кто сможет за меня сейчас вступиться. — Для разнообразия можно иногда побыть милой, Леночка. — Ядовито улыбается Краснова.

— Именно это я сейчас и делаю. Стараюсь быть милой и не точить когти о двух беспомощных мышек. — Копирует её улыбку брюнетка. — Участвовать в этом цирке не собираюсь. Набери меня, когда снова начнёшь трезво мыслить. До встречи, Глеб. — Она выделяет его имя, кидая Соколовскому на прощание взгляд, поверх наших с Полиной голов. Разворачивается, чуть не хлестнув подругу своим хвостом по лицу, и быстро уходит в направлении своей машины.

— И что это было? — Злость и страх требуют выхода, и я срываю их на мажоре. — Ты не отвечал на звонки, не писал мне… — Я делаю небольшую паузу, отпуская руку парня и отходя от него на шаг, чтобы наши лица были друг напротив друга. — И всё это из-за Крицкой?

Мне нужна лишь секунда, чтобы осознать то, что я сказала. Понять и принять.

Сглатываю неприятный ком в горле, пока жду ответа.

Челюсть Глеба напряжена. Его взгляд мечется с меня на Краснову и обратно.

— Я не собираюсь обсуждать это при ней. — Хмуро отвечает брюнет. — Едешь домой? — Бросает мне холодно.

Моя дрожь усиливается. Как и неприятное предчувствие. Вся моя бравада, злость и ревность разбиваются о холодную стену отчуждения между мной и Глебом. Грудь топит неконтролируемый страх.

Что происходит?

Полина замечает мой потерянный взгляд.

— Вот как ты запел, Соколовский? Не стыдно? Я думала, ты изменился.

— Тебя это не касается, Краснова. — Зачем-то выделяет её фамилию.

На мою грудь будто бетонную плиту положили. Дышать тяжело. Сердце бьётся глухо и болезненно.

— Поль, спасибо, — беру подругу за руку и смотрю на неё умоляющим взглядом, — но не нужно. — И добавляю одними губами. — Я сама разберусь.

Та пожимает плечами.

— Как знаешь. — Но я успеваю заметить обиду на дне её синих глаз.

Краснова уходит, оставляя нас с Глебом наедине. Мажор не двигается с места, рассматривая трещины на асфальте парковки. И не моргая. Вся его поза выглядит так, словно он безмерно устал.

— Поехали домой, — наконец, тихо выдыхает брюнет. Открывает мне дверь Порше и ждёт, пока я сяду в машину.

— Всё хорошо? — Вопрос срывается с губ до того, как я успеваю прикусить язык.

— Будет, как только мы окажемся дома.

— Ты объяснишь мне, что происходит?

Проходит целая минута, прежде чем он утвердительно кивает. И я бы поверила ему, если бы в конце он не отвёл глаза.

Всю дорогу Глеб до отвратительного молчалив и не похож на себя. Его руки с силой сжимают руль. Так, что костяшки пальцев белеют. За прошедший месяц мы, как бы удивительно это ни звучало, научились тонко ощущать перемену в настроении друг друга. Словно родственные души. И сейчас я отчётливо чувствую, что брюнет на грани.

Поджав губы, смотрю в окно. Ожидание убивает. Заставляет накручивать себя до изнеможения. Успокаиваться. А затем снова. И так по кругу. Бесконечному и невыносимому. До тех самых пор, пока правая рука Соколовского не ложится поверх моих, нервно сжатых в замок.

Он ничего не говорит, а лишь успокаивающе поглаживает тыльную сторону моих напряжённых рук. Но от этих простых движений меня накрывает дикая волна облегчения. Чтобы ни происходило, он всё ещё тот «новый» Глеб, которого мне довелось узнать.

Пока.

Не успеваем мы переступить порог квартиры, как брюнет обхватывает мои бёдра и перекидывает мою тушку через плечо. Возмущения застревают в горле, когда я понимаю, куда он меня несёт.

— Что ты задумал? — Сердце колотится в горле. Я пытаюсь не двигаться лишний раз и не вырываться, чтобы не удариться ненароком.

— Мне срочно нужна доза успокоительного. — Загадочно рокочет Глеб. Открывает дверь, ведущую в ванную, и лишь здесь сгружает меня, аккуратно поставив на ноги.

— А причём тут я? — Растерянно хлопаю ресницами, сложив руки на груди брюнета и глядя на него снизу вверх. — Или ты хочешь, чтобы я приняла ванную, пока ты будешь громить квартиру?

Что-то в моих словах заставляет его улыбнуться. Порочно. Опасно. До дрожи в коленках.

— Нет, девочка моя, громить квартиру я не собираюсь. По крайней мере, пока. — Его янтарные глаза наполняются смесью желания и порочного намёка. — Ты и есть моё успокоительное. Поэтому ванную мы будем принимать вместе.

Опешив, отстраняюсь от парня. Отхожу назад, позабыв, что хищника нельзя дразнить охотой — это только раззадорит его. Соколовский надвигается на меня с неспешным предвкушением, вновь сокращая расстояние между нами. Но прежде отрезает нас от всего мира щелчком закрывшегося дверного замка.

У меня нет и шанса на побег.

Брюнет смотрит не отрываясь. Его золотистая радужка темнеет. Атмосфера вокруг накаляется, становится тяжелее. И эта тяжесть отдаётся томлением внизу живота. Тело вдруг становится таким слабым и податливым, что хочется осесть.

Я бы, наверное, так и сделала, если бы руки Соколовского не подхватили меня. Поймали. И заключили в объятия.

Не произнося больше ни слова, Глеб принимается стягивать с меня всю одежду, которая сейчас кажется лишней. Я заворожено смотрю на брюнета с осознанием, что не просто хочу этого мужчину. Я хочу, чтобы он был моим. Целиком и полностью.

Это жадное и эгоистичное желание настолько заполняет меня, что я становлюсь смелее. Стягиваю с парня худи цвета хаки, и кладу руки на пояс его джинс. Глеб шипит, и на мгновение закатывает глаза от удовольствия, когда я дразняще провожу пальчиками по краю его обнажённого торса.