Желтый дьявол
(Том 2) - Страница 50

— И кто они такие — продолжает Розанов — понять не могу. Тут, собственно, одно из двух: или это политические под маской уголовных, или это уголовные под маской политических.

— Ч… хам… хам… ам…

Таро смотрит изумленно. Он хотел спросить: «что такое», но во время поперхнулся шампанским.

— Да! — бубнит генерал, не замечая удивленной физиономии Таро. — Тут еще опять партизаны зашевелились. Не знаю, насколько это серьезно.

— Что ж… убедимся. Наша поездка к чему-нибудь да должна привести. Не для одной прогулки едем.

Замолкают.

Генерал Розанов, насупившись, подходит к окну. Таро тоже.

Смотрят.

Вот поезд въезжает на кривую, и впереди открывается глубокая выемка. Она приближается… приближается.

— Поезд идет — кричит часовой — броневик.

— Что такое? — спрашивает Сашка.

— Не может быть — волнуется Кононов — еще рано. О-ой должен проехать позднее. Во всяком случае, если даже это и он, то все равно теперь не успеем. Яму зарыть! В кусты! Прячься!

Партизаны — лопаты в руки и — раз, раз! — быстро забрасывают снегом, приготовленные для динамита, углубления. Торопятся. Подравнивают. Кончено.

Через минуту на полотне ни одного человека.

С шумом проносится через выемку броневик. Вьется и плещет японский флаг. У бойниц и пулеметов торчат черноглазые и желтые рожицы.

А вслед за броневиком через несколько минут мелькает служебный поезд. Пять вагонов насмешливо мигают зеркальными стеклами. Сзади прицеплена бронированная платформа. Жерла пулеметов и ружей готовы каждую секунду открыть зев.

За поездом саженях в двухстах катит второй броневик. На броневике трехцветный флаг.

Проехали.

— Эх, дьявол! Не успели. Проскочил О-ойка. Ну, ладно… Подожди, сволочь!.. Мы тебе покажем, — беснуется Ефим, тряся кулаком.

— Мерзавец! Обманывать, надувать честную публику?.. Тебе когда ехать полагалось?.. А? — орет в исступлении Сашка.

— Ну, ладно… Прозевали, так прозевали, а дело закончить надо. За работу! — командует Ефим.

— Едет!.. Едет! Попрятались.

Дрожащая рука Баранова нервно сжимает конец веревки.

Вдали клубится столб черного дыма.

Это, проводив до Спасска поезд О-ойя, возвращается обратно белогвардейский броневик.

К броневику сзади прицеплено шесть теплушек. В теплушках японская полурота.

Растет… приближается… ширится белая пасть выемки. Машинист дает свисток. Взбудоражив эхо, броневик подлетает к выемке.

Потянул.

Отделилась от земли крепкая бечевка. Натягивается… И — рраз! — дернул.

Тысячи допотопных чудовищ взвыли смертельным ревом.

Высоко к небу рванулся столб черного дыма, храня огневое сердце, и распластался гигантским грибом.

Во все стороны градом… щепья, буфера, смятые, закрученные стальные полосы вагонных рам.

Руки, ноги, головы, куски человечьего мяса — алым дымящимся дождем.

Рельсы, как гигантские змеи, изогнулись в спирали, протыкая бока уцелевшим вагонам… впиваясь, как жало (из полуроты японских солдат — давленая каша). Вот поднялась на дыбы одна змея и качается из стороны в сторону… Вот-вот свалится и придавит тех, кто цепочкой лежит в кустах впереди, наверху…

Уфффф! Свалилась спираль на другую сторону.

На сердце отлегло. Цепочка бросается в выемку.

Паровоз и бронированный вагон силою взрыва далеко отброшены вперед, сорваны с рельс… и носом — в откос выемки.

Полузадавленные, полуоглушенные лежат белогвардейцы. Несколько человек подняли руки и плачут.

Через час по дороге шагает горделиво партизанский отряд.

В середине идут пленные, белые солдаты. На них нагружена вся добыча.

Партизаны несут двух товарищей, раненых осколками.

Да редко у кого остались неоцарапанными лица или тела.

С торжеством вступают партизаны в Кронштадтку.

— Ну, вы!.. Белые… раздевайтесь.

Напуганные солдаты, свалив груз, торопливо хватаются за пуговицы гимнастерок и галифе.

Через полчаса, одетая в старое партизанское дранье, кучка пленных стоит в ожидании.

Сосредоточенный и важный смотрит на них Кононов.

— Что ж мне с вами делать? — говорит он. — Ну, ладно… хватит с вас и этого урока. Валите-ка во все четыре стороны.

Колчаковцы немеют от радости. Все это городские добровольцы: на пощаду не надеялись.

— Эй вы! Воины! — кричит Сашка-комсомолец. — Передайте от меня привет О-ойю и Розанову… Скажите: Сашка, мол, кланяется.

— Скажите… Вы знали, что поедет О-ой, или нет? — спрашивает майор Ходжерс.

На лице майора довольно отчетливо выступает досада и разочарование.

— Как вам сказать?.. И знали, и не знали — отвечает дипломатично Здерн — у нас, знаете, разведка плохая… Не точно время определила.

— Хем!.. Хем!.. — давится отчего-то Ходжерс, словно стараясь проглотить пилюлю — так. Галеты и обмундирование сейчас подвезут. Да!.. Чуть было не забыл… Вот что, господа… Я очень прошу вас вернуть моему унтер-офицеру кольт. По нашим законам за пропажу револьвера ему придется получить три года тюрьмы. Я вас очень прошу: верните.

— Ну, чорт с ним! — говорит Ефим — верну.

Размякло у Ефима сердце.

— Только… — добавляет он. — Если этот крючок вздумает в другой раз бить солдат, то пусть не говорит мне, что это не мое дело. То-то.

— Почему вы так думаете, — спрашивает Мацудайра. Разве большевики уж ослабли?

— В Сибири безусловно, — отвечает Таро.

— Ваши планы? Планы генерала О-ой?

— …Монархия под протекторатом Японии. Монархия до Урала.

— Но Иркутск… Иркутск все-таки кулак. Угроза… Что вы думаете предпринять?

— …Двинуть туда дивизию в помощь генералу Семенову. Разбить кулак…

— Вы надеетесь?

— О, да! Там монархисты будут держаться сильно. Баронесса Глинская сейчас в Чите. Она сумеет…

У двери нерешительно переминается с ноги на ногу горничная.

Наконец стучит.

— Войдите!

Горничная входит. Мнет край передника. Наконец:

— Барыня…

— Меня спрашивал кто-нибудь? — немного нервно перебивает ее баронесса.

Она уже две недели в Чите, но страх перед загадочной запиской не покидает ее. В гостинице она записана, как жена инженера Зацепина.

Горничная мнется:

— Может быть, к тебе приставали с расспросами. Ну, говори. Пристают?

— Пристают…

Баронесса в страхе закрывает глаза. Значит, напали на след. Нашли уже! Что им нужно?

— А не сказали, что им нужно.

— Сказали. Вот за этим я и…

— Что, что? Деньги, да?

— Да, деньги…

Так она и знала! Откуда она их возьмет?.. Драгоценности она уже продала.

Страшно. Страшно! Но все-таки страх баронессы имеет любопытство:

— Сколько?

Горничная подает счет гостиницы.

— Это что?

— Вот это и просили… чтоб немедленно! Уже неделю пристают. Управляющий…

— Болван он! Скажи ему.

Горничная поворачивается.

— Подожди! На тебе… Я сама поговорю с управляющим. Ступай!

— Боже мой, что это за жизнь!

К телефону:

— Атаман, пришлите за мною автомобиль.

В уютном кабинете Семенова баронесса приходит в себя.

Атаман с ней изысканно вежлив. Рассказывает об очередных новостях.

— Только что у меня был Мацудайра. Японцы довольно конкретно намекают на свои планы.

— А именно?

— Монархия…

— Кто же будет ее возглавлять?

— По их мнению (не без удовольствия произносит генерал) наиболее подходящей кандидатурой является моя.

— А силы?

— Они посылают дивизию.