Желтый дьявол
(Т. 1 ) - Страница 32

— Мадьяр? Кто такой? Большевик?

— Да. О, знаете — он интересный человек.

— Именно?

— Он бил мадьярский офицер… А потэм служил у большевиков в Иркутску.

— Ну?

— Егда мы взяли Иркутск… а… Читу… тэн Либкнехт ушэл со своим мадьярским отрядэм в тайгу…

— В тайгу?

— Да… Он бил сначала в Амурской области, а потэм вышэл в Приморье.

— Да… И что же?

— Ну… егда Лазо бил разбит — ви знаетэ… Лазо теперь о-кон-ча-тель-но разбитый…

— Да, да, знаю… ну?

— Ну… тэн мадьяр Либкнехт бил пойман… А потэм… его — сюда… в наш лягер. Високий такий, красивый, черный — негодьяй… большевик…

— Ха-ха-ха!.. Вы его не очень любите, мосье Чечек.

— О-о-о!.. Ви сами знаетэ — чехи не любят мадьяров.

— Да?.. А почему же, скажите, он об'явил голодовку?

— О, понимаетэ… он говорит, что в лягере… пльохо… обращение… а… тэн… другие… большевики… тоже… з ним… бунтуют.

— По-моему, такой человек опасен.

— Ну, конечно!., хотя-я…

— А он не убежит?

— Нет!.. Караул японский… а… чешский…

— Чего же с ним возятся?.. Вы как думаете, его расстреляют?

— Я думаю… Такий негодьяй… Но… теперь… Ви сами знаетэ… Американцы… а… правительство…

— Да, да… А вот, что: помнится мне, бывает так: приезжают в тюрьму или в лагерь несколько офицеров… Если есть опасные большевики… Ну… забирают их… и… увозят. Кончено. Пароль, приказания есть… кажется словесные… И администрация лагеря тут не причем. Бывает ведь?

— Да… Било… Ноо…

— Мосье Чечек! Ведь это правильно! Борьба… В интересах дела. Тем более такие люди, как… А вы знате, что!.. Вы меня заинтересовали. Мне очень хочется увидеть этого Либкнехта. Можно?

— Конечно.

— Вы едете сейчас. Разрешите мне с вами?

— С большим удовольствием.

— Вы очень любезны.

— Пожалюста…

— Так едем?!

— Едэм.

— Я сию минуту… Так значит, чехи не любят мадьяров?..

— О-о-о!

— Что мы не люди, што ли?..

— Звери?!

— Собаки?! Да?

Толпа заключенных шумит, волнуется:

— Голодом морят!

— Хлеб это разве?.. Свиньи есть не станут!..

— Не станут…

— Да-а-а…

— На обед баланда какая-то…

— В баню не водят…

— Вши совсем заели…

— Доктора нет…

— Да-а-а…

— Больные вместе со здоровыми валяются!..

— Помирай, как хочешь!

— Да-а-а… И мрем.

Шумят… Грязные… серые… страшные…

— Каратышка Баранов… рукава засучив, юлой вертится… Глазенки сверкают… кричит:

— Сволочи!.. Командира нашего до чего довели! Голодать заставили! Уморят…

Прокурор Чечек:

— Нэ вольнуйтэсь… нэ беспокойтэсь… Это будет разобрано… Подождитэ… Же будетэ вольноваться… тэн-то… вам хуже будет…

Быстро подходит комендант лагеря Вилк.

— На-здар, братрше прокурору!

— На-здар, братрше коменданту! Если они почнут слишком… то ви…

— Нэ беспокойтэсь. Я того лиду знаю… Я справлюсь.

Смолкают. Вилк свиреп.

Узкая камера. Окно с решеткой.

Либкнехт лежит на койке… Худой… бледный.

Восемь дней голодает — ослаб.

Дверь скрипит… открывается…

Вскочил.

Входит прокурор Чечек. С ним дама. И… на Либкнехта — через лорнет. Что ей надо?..

Чечек, волнуясь, говорит по-немецки:

— …это все, что можно сделать. Остальное, то, что вы просите…

— Требую!

— …пока невозможно. Там посмотрим… А теперь вы должны прекратить голодовку.

— Нэт!

— Лагерь волнуется. Вы делаете плохо и себе и им. Ответственность на вас. Говорю вам, — прекратите.

— Нэт!

Поворачивается спиной.

Чечек про себя:

— Сакраменто!

В автомобиле:

— Мосье Чечек! Я, кажется, права: это человек… очень опасный.

— Ничего… Ему тоже… будет…

— Да?! И следует. Кстати! Я буду очень рада видеть вас сегодня у себя… Вечером… часов в десять! Будете?

— С большим удовольствием.

— Жду.

Две Ольги, большая и маленькая, о чем-то взволнованно шепчутся. Работу забыли.

Мадам Танго… немолодая (молодится — это позволительно), одета с достоинством…

Томно просматривает книгу заказов.

— Олечка! Этот… ваш знакомый… все еще голодает?

— Да.

— Я знаю. Бедный! Мне говорил Роберт Поллак… А вы знаете, этот чешский солдат очень милый… Не правда ли?.. Да? Надо не забыть послать с ним в лагерь передачу…

— Кто это под‘ехал?.. Смотрите! — полковник Луцкий!

Ольга большая быстро встает и уходит… за портьеры.

— Один?!. Странно!.. А, вот и баронесса… Олечка, ты пришила канзу. Готово? Хорошо. Приготовь… — и мадам Танго жеманно приветствует баронессу и Луцкого.

— …вы сами видели Либкнехта?

— Да.

Они говорят по-английски.

Маленькая Ольга укладывает тюль и вся — внимание…

— Он необычайно красив…

— Гм…

— Но, вы знаете… такой враг опасен. Вчера вечером был у меня Чечек. Я говорила с ним… Он со мной согласен.

— Да?

— А у меня к вам просьба.

— Слушаю.

— Вы сейчас свободны?

— Не совсем, но…

— Милый, сделайте мне одолжение… Разыщите этого сотника… Баулина… Спешно… И пошлите ко мне. Я хочу…

— Что?

— Впрочем, это не важно… Так вы разыщете?

— Да. Но… что вы хотите?

— Я… Хочу… Чтобы вы сегодня вечером были у меня…

И баронесса улыбается. Лукаво… загадочно…

Все в сборе.

Две Ольги, Танючка, Кокушкин, Игорь Сибирцев. Бледный, курносый Кокушкин не сидит на месте:

— Слушай, Оля! Тебе это не померещилось.

— Да нет же. Вот странный… Спроси Ольгу.

— Или это просто… так… Пустяки.

— Нет. Не пустяки… Видно сразу, что Глинская что то затевает.

— Недаром она просила разыскать этого палача Баулина.

— А ведь правда. Тогда знаете что? — Кокушкин сразу вспыхивает, — не хотят ли они его тайком вывести в расход?

— Вот видишь, какой ты… — смеется Танючка — то пустяки, то — в расход.

— Нет… правда…

— Не знаю… — Ольга большая хмурит бровки — она говорила, что он очень красив… И в голосе у нее было что-то такое… непонятное.

— А может быть, она влюбилась в него и хочет переманить к белым… — опять вспыхивает Кокушкин…

А маленькая Ольга… тихо-тихо:

— Едва-ли… Я что-то боюсь за него, надо предупредить Раева.

Танючка — Игорю:

— Слушай… ты что же молчишь?

Игорь поднимается и… медленно:

— Я за него не боюсь… но… странно… Во всяком случае, Ольга, пиши записку… Этот самый чех у твоей мадамы сегодня будет?

— Да.

— Сделай так, чтобы было передано. Пиши.

Ее рука на его плече… и глаза близко-близко…

— Вот видите, милый прокурор, это очень просто… От вас нужен только пропуск и приказание отпустить его на допрос… А дальше… дело конвоя… Во время попытки к бегству… Понимаете?

— Есть… Понимаю?

— Целуйте.

Рука… белая… нежная-нежная.

… — Итак, сотник… теперь вы знаете, что это большая, важная тайна… Я выбрала вас… Все должны думать, что ему удалось бежать. Это необходимо… С ним мы уже давно сговорились… Это будет наш лучший шпион… Но вы об этом — никому… Благо родины…

— Слушаюсь, — баронесса! Можете положиться.

— Я знаю… — и— также, как и прокурору:

— Целуйте.

За решеткой окна чех часовой стоит и тихо-тихо поет:

Замолк… Слушает: как будто стукнуло что-то.

Нет. Снова и снова поет: