Железо, ржавое железо - Страница 77

После истязаний обессиленная Беатрикс лежала в мягком широком кресле и просматривала старые номера «Тайма». По телевизору показывали Рея Милланда в «Потерянном уик-энде». Ирвин тем временем совершал свой ежевечерний обход баров. Она уже решила, что терпеть его далее не намерена.

В разделе зарубежных новостей Беатрикс наткнулась на заметку о валлийских националистах. Писали о комическом фарсе, разыгранном ими на средневековых развалинах. Меч был извлечен из каменных ножен с большими затруднениями, что неудивительно, ведь вытащил его оттуда не сам король Артур, а пьяный валлиец, во всеуслышанье объявивший себя законным наследником легендарного короля. Эта комичная церемония вполне соответствовала мертворожденной идее валлийской независимости, тем более что новоявленный Артур упал носом в грязь прямо на глазах у собравшейся публики. Уэльс давно уже является неотъемлемой частью Великобритании (в сноске точно указывалось, как давно), что было официально закреплено восхождением валлийских Тюдоров на британский престол. Все это выглядит пародией на требования Ирландской республиканской армии, которые все-таки можно счесть законными, и сильно отдает романтикой, так свойственной валлийцам.

Пьяный Ирвин вернулся домой поздно. Он пробормотал что-то нечленораздельное и, спотыкаясь, отправился в туалет, где его стало громко и мучительно рвать. Явившись в гостиную в испачканном бирюзовом свитере, он поставил пластинку Брамса. При первых звуках «Вариаций на тему Гайдна» он оживился и потребовал ужин.

– В холодильнике есть курица, – сказала Беатрикс.

Он стал отчитывать жену за то, что она до сих пор не научилась готовить. Почему он должен есть холодное куриное дерьмо? Затем, с не свойственными ему, наигранными еврейскими интонациями и акцентом, он заявил, что раз так – пусть тащит свою гойскую жопу в постель и готовится к хорошей вздрючке, по через минуту он грохнулся на пол. Пластинка застряла на одной музыкальной фразе и без конца ее повторяла. Беатрикс выключила проигрыватель, набросила на мужа одеяло и отправилась спать.

Зачем она вышла за него? Наверно, ее женская природа устала повелевать и захотела покориться. Ирвин все еще нравился ей в постели, по крайней мере в трезвом виде. Но Беатрикс недаром изучала в университете экономику: она понимала, что проценты с вложенного ею капитала неуклонно падают. Американцы считали, что сексуальная гармония – необходимое условие для супружества, а новая сексуальная связь – достаточный повод для развода. Уйти от Ирвина было нетрудно, но ей казалось, что это слишком простой и не совсем честный выход. От матери с отцом она усвоила урок супружеской верности до гробовой доски. Она знала, что мать готовится дать клятву верности другому в той стране, где на развод, как и на брак, смотрели с большевистским цинизмом. Стопроцентная англичанка Беатрикс стала замечать, что в Нью-Йорке, где выходили русско-еврейские газеты, русская половина ее существа проявляла себя все больше. Отсутствие еврейской крови спасало Беатрикс: ей были неведомы чувства вечных изгнанников, Она хотела работать и уже начала получать письма с предложениями из Вашингтона – вероятно, с подачи Юрия Петровича Шульгина. Более заманчивое предложение пришло из Манчестера от профессора Намьера: для нее есть место преподавателя советской истории в родном университете. Разочарование по поводу брака с бездарным писателем оказалось не таким уж глубоким. Вкусив прелестей семейной жизни, она перестала ими дорожить. Пожив в Нью-Йорке, который здорово отличался от остальной Америки, нашла сто более скучным, чем Манчестер. Теперь ей нужна независимость, а значит, деньги.

Беатрикс услыхала, как Ирвин, кряхтя и спотыкаясь, пробирается в спальню. Он долго не мог нашарить выключатель, одежду разбросал по полу. Раздевшись донага, он подошел к ней, гордо демонстрируя свою мужскую состоятельность, и попытался взять ее сзади, но она его резко отпихнула: «С меня довольно, хватит!»

Я читал тот же самый номер «Тайм» значительно позже, сидя в офицерской столовой в Тель-Авиве, и думал о Беатрикс. Потом раскрыл лондонскую «Таймc», где обсуждались этические аспекты кражи из ленинградского Эрмитажа. В целом хищение национальных сокровищ – тема деликатная. Вопрос о подлинности и исторической ценности похищенного меча не затрагивался, хотя предпринятый в Англии лабораторный анализ деревянных пожен подтвердил их древнее происхождение. В статье поднималось несколько этических проблем. Являются ли хищение государственной собственности и обычная бытовая кража равными по тяжести преступлениями? Валлийские националисты с гордостью заявляли о возвращении национального достояния бриттов из России, которая, в свою очередь, считала меч одним из военных трофеев. Советское правительство было возмущено хулиганской выходкой Запада, требовало от Великобритании привлечения виновных к ответственности и в связи с этим наложило арест на ряд шедевров Национальной галереи, присланных в Москву в рамках программы дружественного культурного обмена. Автор статьи, некий П.Дж. Тревельян, считал, что британское правительство должно согласиться с требованиями Советов, но выступал против коллективной ответственности за воровство. Сумасбродная выходка частного лица не должна повлечь за собой политических осложнений, но кража есть кража, где бы и кто бы ее ни совершил, так что Британия обязана приложить все усилия для розыска принадлежащей дружественному государству собственности, тем более что ни одно здравомыслящее правительство не захочет наживать потенциального врага в лице Советского Союза.

Статья в «Дейли мейл» отражала противоположную точку зрения. В ней, как и в других популярных изданиях, придавалось огромное значение возвращению Экскалибура на британскую землю, хотя все газеты, и в первую очередь «Дейли мейл», писали об Артуре как о короле англосаксов и дружно настаивали на том, что его меч, один из символов британской нации, должен находиться в Вестминстерском аббатстве. О валлийцах даже не упоминалось. Вся эта история показалась мне нелепостью. С другой стороны, что значил бы для народа Израиля Ковчег Завета, если бы он все еще существовал? Деревянный ящик с двумя каменными скрижалями, который левиты унесли с собой после взятия Иерихона? Потом он попал к филистимлянам, которые выставили Ковчег на алтаре своего храма в Азоте. В конце концов Ковчег поместили в святая святых храма Соломона. Владеть такой реликвией – честь для религиозного народа, отстаивающего свои права. Может, и вправду Каледвелч имеет огромное значение?

Валлийское название «Каледвелч» всплыло в пригороде Ньюпорта. Эдвард Гоулайтли, англичанин, управляющий верфью, выходя из машины на Сент-Вулос-авеню, был захвачен в качестве заложника четырьмя неизвестными в масках, говорившими с валлийским акцентом. Сначала он решил, что это розыгрыш. Он недавно вернулся из отпуска в Италии, где захват заложников с незапамятных времен считался делом обычным, но кто бы мог подумать, что такое возможно в тихом Южном Уэльсе. Заложнику завязали глаза и увезли в машине, стоявшей около его собственного дома. Ехали долго, неизвестно куда. Когда повязку сняли, он увидел, что сидит у разбитого окна в грязной кухне, освещенной единственной лампочкой без абажура, в окружении "похитителей.

– Мы вынуждены были на это пойти, – сказал один из них, не снимая маски, – вы не должны видеть наших лиц, чтоб не распространяться о приметах, когда мы вас отпустим.

– Когда вы меня отпустите?

– Надеемся, что скоро. Все зависит от того, как быстро раскошелится ваша супруга. Эти деньги пойдут на справедливое дело. Наш девиз «Уэльс – для валлийцев».

– Сколько?

– Наши руководители требуют десять тысяч. Это немного, но, как говорится, с миру по нитке…

– Она не станет платить, – просипел пятидесятилетний мистер Гоулайтли, страдавший астмой. – Но даже если и согласится заплатить, какие вы можете дать гарантии? Я слышал, что такого рода вещи происходят, но не здесь.

– Здесь мы только начинаем. Она заплатит, будьте уверены. Хотите чашку чаю? Простите, ужина предложить не можем. Вы ведь в это время ужинаете, верно? Придется ограничиться сухариками.