Железный волк - Страница 3

Да и не короли они уже, а простые князья, как и мы, уже даже с насмешкой подумал Всеслав. И дальше так же: не коронован Владислав Благочестивый, и так же сын его, Болеслав Кривоустый, после него коронован не будет! Короны в Польше больше нет, корона у них вдруг исчезла! Как и исчез последний их король, который на тебя меч поднял!

А вот тот меч остался. Зовется он Щербец – из-за щербины. Ляхи дивятся на него и говорят: ворота у киян крепки!..

Тьфу-тьфу! Вот же навяжется! Всеслав лег на другой бок и зажмурился. Что ляхи, гневно думал он, и что кияне?! Семь дней идут! А семь десятков лет уже прошло. Не раз ты, князь, гадал о том, как доведется тебе помирать. И всё молил, чтобы это было не во сне и чтобы не от руки раба – так, как было у свата. Сват, говорят, вскричал тогда: «Ведь ты убил меня, Нерядец!» Да только ложь это, сват не кричал, он кровью захлебнулся, он даже и не понял, что к чему, он молча умер. Ну разве что хрипел… А мстить за его смерть было потом кому? Нерядцу что ли, этому рабу?! Срам-то какой!

А что не срам? Всеслав улыбнулся, подумал – да он об этом часто думал – что лучше всех умер Харальд. Да он и не умер – убили его! В битве, в горло стрелой! Вот это очень хорошо, князь даже опять улыбнулся. Но тут же нахмурился, потому что – он и об этом тоже часто думал – а где ему те стрелы взять? В Берестье? Да, там на стрелы нынче не скупы, но за семь дней теперь туда не доберешься. Весна, распутица, а реки уже все давно открылись, значит, по льду не пройти… А тут еще Она! Всеслав вспомнил о Ней, поморщился и очень гневно подумал: и вот так всегда, ничего никогда не откладывай, вот как отец говорил! И вот так и здесь: зимой нужно было идти на Берестье! И зять твой Ярослав как тебя звал всю зиму: приди, Всеслав, сил нет, Великий осадил! И ждал тебя, надеялся. Он и сейчас, небось, надеется. И Святополк, князь Киевский, великий князь – он тоже тебя ждет, не сомневайся. Он, Святополк, силы собрал достаточно, чего ж ему теперь не подождать?! Да ему, может, даже не столько нужен Ярослав, сколько ты! Что ему Ярослав – Ярослав молодой, с Ярославом успеется, вот что он думает, а вот как вдруг Всеслав возьмет да назло околеет! Вот кто, небось, за твое здравие поклоны бьет! И еще бьет за то, чтобы ты на Берестье пошел! Потому что расквитаться ему хочется с тобой, Всеслав, ох, хочется! Хоть много лет прошло, а не забыл, поди, как убегал он от тебя, обоз, рабов бросал. Великий! Ха! Как меды пить, так брюхо ему пучит, а кровь – это всегда горазд. И не спешит; он знает – хороша приманка: невесткин брат в беде. Значит, он думает, не выдержит Всеслав, поднимется, пойдет на Берестье… И сразу бряк! – силок за ним захлопнется. Да только давленое мясо не едят, грех это, срамота. Вон Феодосий в Поучении сказал…

Не то! Опять не то! Все это суета. Княже, твой час настал, опомнись! Ведь ты же столько раз о чем молил? Чтобы те, которые тогда обманно целовали крест, вперед тебя ушли. Так и ушли уже! Вначале Святослав преставился, а после Изяслав. Последний – Всеволод, тот восемь лет тому назад. Восемь, Всеслав! Даже не семь, а восемь! И лет, а не дней! Так, может быть, Она права? Врагов своих ты пережил, держишь волоки, реку до устья. Отец ушел в свой срок. И дед…

А за окном уже не так темно. И слышно, как Двина шумит. А на Двине, прямо напротив – Вражий остров. И ведь с него всё началось! А когда? Ой, давно! Может, лет уже двести тому на этом острове… Да нет, уже поболее!..

Да и остров был тогда еще не Вражий! И Володша-князь тогда еще смеялся, говорил:

– Мы Бусово племя, мы дани не платим. Град Полтеск только наш!

И так оно тогда и было: жили сами по себе и никому не кланялись, это верно. А вот поляне, вятичи, радимичи, эти тогда хазарам поклонились. А до Полтеска хазары не дошли. Одни говорили, что это они тогда развернулись, когда увидели, что брать с нас будет нечего. Но другие, и Володша ними, на это кричали: нет, убоялись нас хазары, вот что! И варяги, эти тоже убоялись! Варяги тоже не дошли, а ведь могли! Или у ильменских им есть что брать, а у нас нечего? И получалось, что Володша будто прав, и тут ему уже никто не перечил. А он тогда дальше кричал, говорил – опять про племя Бусово и еще опять про то, что Полтеск никогда и никому не кланялся, так оно было от веку, на том мы и стоим, и детям то оставим. А прочим, видно, под ярмом способнее! Вот ильменцы: урок они не выдали, полюдье перебили, а после – года не прошло – опять зовут варягов: идите, мол, владейте нами, земля наша обильна и обширна. Тьфу! Маета!

Так говорил Володша. А еще можно было про это же вот как: беда у ильменьских! Умер их старый князь Гостомысл и сыновей по себе не оставил, и получилось, что отчину делить некому, есть только кому делить дедино. Внуков же у Гостомысла было четверо: один от старшей дочери и трое от младшей. Старший жил при нем в Словенске (а Новгорода тогда еще не было, Новгород – это новый Словенск), а младшие жили за морем, в варягах. Потому что их мать туда замуж отдали. И там теперь их отчина! – вот как тогда в Словенске говорили. И крикнули старшего сына, Вадима. И Вадим сел по деду своему в Словенске…

Да ненадолго! Потому что крикнули не все. А нашлись у них там и такие, которые послали знать за море: мол-де, идите, братья, к нам, земля наша обильна и обширна, у нас здесь вам всем троим места хватит! И братья пришли: старший Рюрик и младшие Трувор и Синеусый. С варяжской дружиной. И побежал от них Вадим. И Рюрик сел по Вадиму в Словенске. И его младшие, Трувор и Синеусый, сидели при нем же. С дружиной, конечно! И всем говорили, что они так будут сидеть до весны, пировать, а весной опять уйдут в варяги. Когда Володше это рассказали, он опять засмеялся. Но уже совсем не весело! И в тот же день повелел выставить сторожей на Ловати и на Касопле. Потому что, сказал, чую: надо скоро ждать гостей, и их будет много. И он не ошибся! На следующий год прибежал из Словенска муж именитый, Нечай Будимирович. Он говорил:

– А к Рюрику опять пришли корабли из-за моря. С подмогой. Но он ее на этот раз не принял, а раздал братьям и сказал им так: довольно вам при мне сидеть, идите сами и себе сами ищите! И по рукам они ударили, дружину поделили натрое, а земли так: Рюрик, как старший брат, будет и дальше сидеть в Словенске, а средний брат, Синеусый, пойдет на Белоозеро и будет там сидеть, а младший, Трувор, – к вам. Так упредим находников, ударим, братья, разом! Мы же кривичи, мы одно племя!

На что Володша сказал:

– Одно, да не совсем. Вы, ильменские, сами по себе, и мы, полочане, тоже сами. И это так, Нечай. Потому что какой я вам свой? Вы же меня к себе по Гостомыслу не звали! И не позовете никогда!

Нечай молчит. Потому что сказать нечего! А Володша, усмехаясь, ему дальше говорит такое:

– Да я и сам к вам не пойду. Что мне там делать? Рюрика ссаживать, Вадима подсаживать? Зачем это? Разве я Вадиму враг?

Нечай:

– Как это?

А Володша:

– А просто! И так Вадиму передай, пусть знает: князь должен только сам садиться. Ну, еще можно пособить ему да подсадить. А посадить нельзя. Ибо кто садит, тот и князь, а не тот, кто воссядет. Поэтому Вадим пусть сам на Рюрика встает и сам садится. Тогда он будет настоящий князь. А что ты говоришь про Трувора, так это еще от Буса завелось – все к нам идут. И пусть и он придет, мы ждем его!

И засмеялся князь Володша. Нечай, озлясь, ушел.

А летом, в самый липов цвет, пришел к нам Трувор. Пока он шел по волокам, никто его не тронул. И когда шел по Двине, опять же все как будто вымерли. И даже когда к Полтеску пришел – и тут опять никто его не встретил! Затворились. Тогда он стал на острове, напротив. И с той поры остров зовется Вражьим. Там, впрочем, после Трувора еще немало кто стоял. Но это было после. А тогда день, второй они там стоят. Костры жгут, рыбу ловят. Ждут. Полтеск молчит, ворота на запоре – Володша тоже ждет. Только уже на третий день он как будто бы не утерпел, оделся как простой дружинник… Потому что ничего богатого у него всё равно не было, тогда лучше совсем просто! И вот он оделся просто, вышел из города – один, один взял лодку и поплыл.