Железный шторм (ЛП) - Страница 11

Несмотря на то, что поверхность земли скрывала подножие бастионов и равелина, Хонсю знал, что та местность – смертельный лабиринт из волчьих ям, огненных ловушек, пристрелянных площадей, минных полей и других опасных сюрпризов. Сотни метров колючей проволоки простирались от самых краев гласиса, вала, насыпанного на переднем краю рва напротив стен для затруднения прицела артиллерии: «колючка» покрывала все долину сплошным зазубренным ковром.

Большая часть крепости была скрыта от взора восходящим склоном земли и хитростью строителей, но в центре самой северной точки долины Хонсю заметил блокгауз в форме ромба, построенный на вершине склона, верхние переходы его ощетинились орудиями. Его местоположение означало лишь одно: он охранял нечто, находящееся под ним и скрытое от глаз. Возможно, вход в подземные укрепления в самой горе.

На возвышенности, в километре на запад от блокгауза, располагалась украшенная башня с крылатыми ангелами на крыше, высеченная из гладкого черного камня. Даже отсюда Хонсю мог видеть, что она построена из материалов не местных, но привезенных с других миров. Дорога, уставленная по краям статуями, уходила вниз от башни, исчезая из виду за горизонтом из вершин бастиона. Каково было ее предназначение и каким образом столь изящный экземпляр архитектуры оказался вдруг в таком пустынном месте, оставалось тайной, но Хонсю не придал ей никакого значения. Стратегической важности в грядущем штурме эта тайна не имела, и потому была ему безразлична.

Кто бы ни спроектировал эту цитадель, он был настоящим мастером своего дела, и Хонсю почувствовал будоражащее шевеление в животе, когда представил, как эта местность будет кишеть людьми и машинами, наполнится кровью и смертью, как будет грохотать со склонов долины артиллерия; он представил ослепляющие клубы едкого, ядовитого дыма и крики умирающих людей, тонущих в вязкой, жидкой грязи под могучей поступью титанов.

Что за секреты хранила эта цитадель? Какое могучее оружие или неведомое сокровище было сокрыто в ее стенах? По правде говоря, Хонсю это было безразлично. Сама возможность штурма этого величественного сооружения уже была большой честью. Желание Кузнеца Войны узнать тайну цитадели было достаточным для Хонсю, который поклялся, что, как бы то ни было, что бы ни пришлось сделать для этого, он первым ворвется в проломленные стены цитадели.

Гулкий грохот эхом донесся из долины, и Хонсю заметил облачко грязного дыма, расцветающее за стенами передового форта. Еще только завидев снаряд в воздухе, Хонсю уже понял, что тот не долетит. И действительно, боеприпас врезался в землю в полукилометре впереди от того места на краю горы, где они стояли, швырнув в воздух огромные куски земли в клубах дыма.

Кузнец Войны проследил взглядом в направлении выстрела и сказал:

– Битва началась. Пора нам побольше узнать о возможностях наших врагов.

Затем он повернулся к своим чемпионам и кивнув Кроагеру:

– Привести пленников.

Командир 383 полка Джуранских драгун Претр Вобан глубоко затянулся сигарой и закрыл глаза, позволив клубам едкого сизого дыма задержаться во рту, прежде чем медленно выдохнуть. Толстая сигара была подарком от адепта Наицина, и хотя в обычных обстоятельствах он предпочитал более мягкий черут, в крепком вкусе этой огромной, вручную скрученной сигары было что-то на удивление приятное.

Наицин курил такие постоянно и истово клялся, что в один прекрасный день имперские апотекарии, наконец, признают, что сигары – достойный спутник досуга для мужчины.

В этом Вобан не был уверен, но если Наицину приходила в голову идея, поколебать его убежденность было непросто. Вобан оперся на железное ограждение и оглядел простиравшийся перед ним пейзаж.

Вид, открывавшийся с южного балкона зала для брифингов, был, мягко говоря, впечатляющим. В день, когда Вобан впервые увидел этот мир, оранжевый цвет пылающего неба поверг его в трепет своим первозданным огнем, но сейчас это сияние вызывало лишь тошноту. Впрочем, как и многое другое на этом забытом Императором обломке скалы. Покрытые пеплом вершины гор тянулись до горизонта, и если бы не холодное бешенство, в котором пребывал Вобан, и густые столбы черного дыма на юго-востоке, суровый пейзаж мог бы даже показаться красивым.

Пока он жив, Вобан никогда не забудет ужасающие сцены из Иерихонских Водопадов, увиденные им на пикт-передатчике: космопорт стал багряным от крови его полка. Груз вины за смерть его солдат не становился легче от мысли, что он был бессилен предотвратить ее. Это были его люди, и у них было право полагать, что командир не станет рисковать их жизнями без веской на то причины. Он не выполнил свой долг перед подчиненными, и горечь этого провала болезненной занозой терзала его сердце.

Иерихонские Водопады в руках врага, и столько погибших, что он как солдат даже не мог представить.

Вобан поймал себя на том, что он обозревает величественную панораму крутых горных склонов, думая о грядущих сражениях.

Какая разница, подумал он, погибнут они или выживут? Разве из-за этого горы рассыплются в пыль, ветер умерит свою ярость или солнце потускнеет? Конечно же, нет, но затем он вспомнил чудовищные картины из Иерихонских Водопадов. Зло, которые они сулили, не шло ни в какое сравнение со всем, что Вобану довелось пережить прежде, и каждый нерв в его теле содрогался от мысли о подобных силах. Во вселенной для них не должно быть места.

Существа, способные на такое кровопролитие, по самой своей природе были злом, и их следовало остановить.

Возможно, скалам и солнцу нет дела до того, что они тут и погибнут, но Вобан знал, что подобное зло должно встречать сопротивление везде, где бы оно ни появилось.

– Сэр? – Голос заставил его очнуться от мрачных мыслей.

У бронированной двери, ведущей в зал для брифингов, кашляя от душного воздуха, стоял один из штабных офицеров. Он прижимал к груди толстую пачку папок и бумаг.

– Все собрались? – спросил Вобан.

– Да, сэр. Все уже прибыли, – сообщил офицер.

Вобан кивнул, и штабист с облегчением поспешил скрыться внутри. В последний раз окинув взглядом высокие горные пики, Вобан глубоко вздохнул, одернул свой небесно-голубой мундир и застегнул воротник.

Даже во время войны надлежало помнить о приличиях.

Вобан дрожал, и хотя он говорил себе, что причиной тому прохладный воздух гор, в это верилось только отчасти. В этот мир пришел враг, более жестокий, чем могло представить его воображение, и теперь им предстоит решить, как с ним сражаться.

В зале для брифингов Вобану показалось слишком жарко, но он не обратил внимания на капли пота, выступившие на лбу, и направился к своему креслу во главе стола для совещаний. Стены украшали флаги и эмблемы всех полков, многие века защищавших цитадель, и Вобан почтительно кивнул призракам своих предшественников.

Все места были заняты. За длинным овальным столом собрались старшие командиры его батальонов и начальники станций. С одной стороны сидели командиры его полка: Михаил Леонид, его заместитель, и командиры трех батальонов – Пит Андерс, Гуннар Тедески и Морган Кристан. С другой стороны стола расположились представители Адептус Механикус. Адепт Наицин сидел, положив на стол затянутые в перчатки руки, и курил длинную сигару, выгоняя дым из искусственных легких через выхлопные отверстия вдоль гибкого серебряного позвоночника. За его спиной выстроилась свита из слепых писцов и автоматических записывающих устройств, кропотливо фиксировавших каждые слово и жест своего повелителя.

Рядом с Наицином голопроектор в бронзовой раме показывал мерцающее изображение пепельно-бледного лица, окруженного нимбом проводов и булькающих трубок. Лицо то и дело искажалось в гримасе, когда мускулы пытались воспроизвести полузабытые мимические движения, принесенные в жертву пульсации машин вместе с органической природой их владельца. Архимагос Каэр Амаэтон, смотритель цитадели Гидры Кордатус, хмуро взирал из глубин своего святилища машин, где он был навечно связан с бьющимся механическим сердцем цитадели, навсегда подсоединен к каждому процессу ее функционирования. То немногое, что еще оставалось от тела Амаэтона, было так глубоко погружено во внутреннюю матрицу цитадели, что он уже не мог покинуть свое искусственное жилище в самом сердце крепости.