Железное Сердце (ЛП) - Страница 16

Это было уже слишком. Эйла не собиралась сочувствовать какой-то аристократке-автому. Она не собиралась сопереживать никому из них, потому что иначе… иначе…

– На сегодня уроки окончены, – сказала леди Дир, к её удивлению. – Продолжим послезавтра на рассвете.

– Почему не завтра? – спросила Эйла.

Леди Дир посмотрела на неё. Под этим углом в её глазах отразился солнечный свет, вспыхнув кошачьим золотом.

– Разве тебе не сказали? – спросила она. – Завтра праздник.

* * *

Насколько могла судить Эйла, пир устраивался в честь варнской элиты, прибывшей в Тален на День Великого Мастера. Это был праздник и прощание, и присутствовать на нём должны были исключительно богатые и влиятельные. В то утро три служанки: Марис, Ренне и Кив – не ворвались в комнату Эйлы ни свет ни заря. Кто-то оставил серебряное блюдо с завтраком у её двери. Дворцовые слуги работали всю ночь, чтобы всё подготовить к пиршеству, а потом работа продолжалась и днём. Эйла сидела посреди своей похожей на облако кровати, завтракала просто потому, что могла, и чувствовала себя очень странно из-за того, что служанок не было рядом. Она вспомнила свой первый день в качестве служанки Крайер: большую часть дня она даже не видела Крайер, а просто сновала по дому, натирала полы и выполняла поручения поваров, когда во дворец хлынул поток гостей. Эйла вспомнила, как ей поручили невыполнимую задачу – вручную натереть весь танцпол; она засучила рукава и принялась за дело, чувствуя, как щелочное мыло обжигает ей руки. Она вспомнила, как подняла глаза и увидела стоящую над ней Нессу с малышкой Лили, привязанной спереди.

Через месяц ребёнок остался без матери.

Эйла всё утро бездельничала, чего с ней не случалось раньше. Она даже поспала час или около того: дикая роскошь. Было почти 22:00, когда послышался стук в дверь, и три служанки поспешили внутрь, как только она открыла им.

– Пора готовить вас к пиру, – объявила Ренне. – И, слава богам, если мне придётся полировать ещё хоть одну ложку, я закричу до хрипоты.

– Подождите. Какой пир? – переспросила Эйла. – Меня же не приглашали.

– Ты гостья королевы, – сказала Марис.

– Да покарают меня боги! – выругалась Эйла.

Она задержалась в ванне, которую они приготовили для неё, отмокая до тех пор, пока вода не стала холодной. Марис вымыла и смазала ей маслом волосы, скрутив их в узел на затылке. Затем Эйлу подвели к зеркалу, где Марис и Ренне принялись выбирать для неё наряд, а Кив достала маленькую коробочку с… косметикой? Крошечные баночки с чёрной подводкой для глаз и румянами, тёмно-красный пигмент для губ, мерцающая золотая пудра, напоминающая ту, которую леди Дир наносила на ключицы и виски.

Эйла ожидала, что ей это не понравится, но несколько минут спустя, когда Кив отошла в сторону, чтобы Эйла рассмотрела своё отражение, оказалось... что всё как раз наоборот. От чёрной подводки её глаза стали более выразительными, а блеск румян и золотой пудры на скулах был... красивым. Кив не накрасила губы Эйле красным или фиолетовым, как это было в моде, а просто нанесла немного пчелиного воска тончайшего красного оттенка. Она приложила крошечные хлопья листового золота к вискам Эйлы – и они стали мерцать на свету всякий раз, когда Эйла поворачивала голову.

Эйла никогда особо не заморачивалась собственной внешностью. Она была служанкой с 11 лет; её больше заботило, как сохранить жизнь себе и Бенджи, не высовываться, раздувать пламя гнева внутри и планировать месть правителю Эзоду. В комнатах для прислуги не было зеркал. До того, как стать служанкой Крайер, она не видела своего отражения бог знает сколько времени. Она знала, как выглядит её лицо, но это было всё равно, что знать, как выглядит рука. Оно есть, это просто часть тела. Точка.

Но теперь, глядя на себя, на свои выразительные черты, она почувствовала... что-то. Девушка в зеркале была похожа на девушку с гобелена или картины, как девушки на иллюстрациях к волшебным сказкам, как принцесса или дворянка, но также как ведьма или дух-обманщик, существо, которое заманивает ничего не подозревающих мужчин на верную смерть. Эйла чувствовала себя… возможно, правильное слово было бы сильной.

– Спасибо, – сказала она Кив. Оторвать взгляд от зеркала было трудно; ей хотелось продолжать смотреть на себя. – Ты молодец.

Кив ухмыльнулась.

Марис и Ренне помогли Эйле облачиться: золотистые шёлковые брюки и камзол в тон, расшитый символами мастеров. Единственным украшением, которое она носила, был браслет, подарок королевы Джунн, с голубым драгоценным камнем, сверкающим на запястье.

– Я чувствую себя бродячей артисткой, – сказала Эйла, разглядывая себя в зеркале. – Такие разъезжают по улицам и ходит на ходулях, – она фыркнула. – Может быть, вместо того чтобы присутствовать на этом пиршестве, я могла бы связать простыни веревкой, и вы трое спустили бы меня из окна? До земли всего несколько этажей. Держу пари, у меня получится.

– Замолчите! – сказала Марис, хихикая. – На балу будут только придворные и торговцы – скучные, как ничто другое. С вами всё будет в порядке. Кроме того, бежать слишком поздно – пир уже начался.

* * *

Как и День Великого Мастера двумя днями ранее, пир проходил во внутреннем дворе под открытым небом, хотя этот был меньше и запрятан в лабиринте дворца, недоступном для публики. Там были два пруда, в центре каждого из которых стояла скульптура: две обнажённые женщины, вырезанные из обсидиана, смотрели друг на друга с противоположных сторон двора. Одна была автомом с глазами, выкрашенными в золотой цвет, и руками, раскинутыми словно в приветствии. Другая была человеком, обхватившая руками рукоять чёрного каменного топора.

Каменные плиты снова усыпали лепестками белых роз, гирлянды бумажных фонариков отбрасывали тёплый свет. На одном краю двора стоял массивный банкетный стол, уставленный блюдами с едой. К тому времени, как Эйла вошла во двор, сумерки сгустились до ночи, луна светила серебряной монетой, и примерно половина гостей – в основном автомы, но Эйла заметила среди них нескольких людей – они сидели и пировали. Другая половина толпилась на открытом дворе, некоторые раскачивались под музыку одинокого арфиста, некоторые просто беседовали. Эйла нигде не видела королевы Джунн, но, с другой стороны, у королевы была склонность к драматизму; она, вероятно, дожидалась выгодного момента для появления. Бенджи тоже отсутствовал. Разве его не пригласили?

Эйла была рада темноте, мягкому жёлтому свету фонарей над головой и свечей, расставленных по праздничному столу. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь разглядывал её слишком пристально. Свет фонаря, смягчающий и затемняющий, был весьма кстати.

В животе у неё заурчало, и Эйла вспомнила: этим вечером она может поесть.

Она наполнила тарелку и начала неторопливо ковырять в ней. Если ежедневные завтраки и можно было назвать сытными, то они были ничем по сравнению с этим. Здесь, за банкетным столом, она расхаживала по двору и откусывала маленькие кусочки от каждого блюда. Но если бы вокруг не было посторонних... она бы трижды наполнила свою тарелку и ела до тех пор, пока не почувствовала бы, что наелась на всю жизнь. Эйла многие годы не знала, когда поест в следующий раз; часто она целыми днями не ела ничего, кроме чёрствого хлеба или полусгнившей рыбы. Теперь она сидела на пиру у королевы и ела вкусную белую рыбу, мясо, которое практически таяло во рту, сладкий хлеб с маслом и мёдом, какую-то тушёную тыкву, которая выглядела странно, но на вкус была невероятной.

– Ты из Рабу? – раздался голос рядом с ней.

Эйле потребовалась секунда, чтобы понять, что к ней обращается автом.

Она обернулась.

– Нет, – сказала она, быстро соображая. Любой из гостей мог при наличии связей навести о ней справки и узнать, что она сбежавшая служанка, потенциальная убийца. – Я дочь... лорда Тома, владельца железных рудников.

Автом склонил голову набок. Он были старше Эйлы, хотя невозможно было сказать насколько. Кожа у него была насыщенного тёмно-коричневого цвета, волосы – светло-золотисто-каштановые, как часто можно было видеть в Варне.