Желание быть (СИ) - Страница 2
***
— Значит, ты меня любишь?
Драко досадливо поджимает губы:
— Тебе заняться больше нечем?
Вопросом о любви обычно начинаются все провокации и этот раз не исключение.
— Вот странно, семейка у тебя — дерьмо полное, отец — ублюдок. Как же вышло так, что ты способен чувствовать любовь?
— Эволюционировал, — задумчиво отвечает Драко, — тебе в химчистку надо что-то забросить?
— Можешь исчезнуть и не возвращаться никогда?
— Запросто. Давай, до следующей среды. Я продукты завезу.
Малфой всегда спокоен и рассудителен, на оскорбления не отвечает и уверен в себе настолько, что это раздражает. Крак-крак — ползет трещина. Что бы не говорил Поттер, как бы не дерзил, Драко все равно придет в среду — проверено.
Входная дверь закрывается, и в доме становится пусто.
— Плевать, — шепчет Поттер. Вдыхает — выдыхает, расправляет плечи, восстанавливая душевное равновесие. — Плевать.
***
— Что ты делаешь?
Гарри весь в машинном масле, мотоцикл перед ним напоминает выпотрошенного оленя. Но это ничего — надо перебрать детали, смазать маслом и старенький «Харлей» пробегает еще не один десяток лет. Странно устроен мир: чтобы подарить мотоциклу вторую жизнь, приходиться сначала разобрать его буквально на запчасти.
— В министерстве сказали, что ты прислал им письмо — просьбу: снять с тебя опеку и, дословно «убрать Драко Малфоя из моего дома к чертовой матери».
— И что, пришел сказать спасибо?
— Кингсли сказал, что они разрешают больше не присматривать за тобой, но — и это министр подчеркнул особо — они не в силах запретить мне приходить к тебе в гости.
— Иди в задницу, Малфой.
— До среды, Поттер.
***
— Отец скончался, — говорит Малфой в один из своих визитов и голос у него тусклый, как уличный рекламный стенд, запорошенный пылью, потертый дождями и ветром. — Заснул и не проснулся.
— Повезло, — равнодушно бросает Поттер. — Знаешь, многих, кого он убил, о таком только мечтали — тихо умереть от старости.
«It s a beautiful day», — поет радио.
Драко кивает — на правду не обижаются, даже на самую горькую.
В тот день Малфой затевает уборку во всем доме и уходит поздно вечером, когда фонари на улице уже пылают вовсю. От резкого запаха чистящих средств глаза у него слезятся, но он доводит начатое до конца. Может, из принципа, а может, не хочет возвращаться в свой осиротевший дом и сидеть один.
Кра-а-к. Трещина ширится и разрастается сеткой паутины.
«Останься», — хочет сказать Поттер, глядя на поникшую фигуру, натягивающую серое пальто в коридоре. — «На улице уже темно».
— До среды, — тихо шепчет Малфой.
— Пошел ты, — на автомате бросает Гарри. — Иди к черту.
***
— И какой повод?
То, что сегодня годовщина гибели Рона, Гарри помнит, а вот то, что этот день приходится на среду — забывает напрочь.
Малфой, подняв брови, созерцает пустые бутылки на столе. — Ты вообще понимаешь, что я говорю? А ну-ка…
— Шшш, стой, куда?..
— Ты пьян, тебя надо привести в порядок. Ты должен…
— Кому должен? Тебе? Я спрашиваю: тебе должен, ублюдок?
Кра-а-к! Идеальная защита не способна больше сдерживать бурлящую ненависть и боль.
— Да лучше б ты сдох, там, в Выручай-комнате. Вот ты бы сдох, а Рон жил. Это ты и твой папаша-урод виноваты во всем. Вы все начали. Все из-за вас. Меня от тебя тошнит. Ненавижу.
Ненависть плещет через край.
— Уходи! — Кричит Поттер, стараясь перекричать треск скорлупы, — надеюсь, больше не увидеть тебя никогда! Хочу, чтобы ты умер! Хочу, чтобы в следующую среду пришел Рон, а не ты!
Малфой смотрит во все глаза, а потом тихо прыскает в кулак.
— Ладно.
В следующую среду Гарри просыпается полвторого. На кухне нет завтрака, в гардеробе — чистых футболок.
Малфоя больше нет.
— Гарри успокойся, я ни слова не понимаю. — Гермиона, как всегда, образец хладнокровия. И даже телефонный звонок в двенадцать ночи не может застать ее врасплох. — Что, говоришь, случилось. Кого ты прождал весь день?
— Он не пришел. Я был прав, он не выдержал.
— Кто, Малфой? — подруга наконец-то понимает, о чем идет речь. Гарри слышит, как она с облегчением выдыхает. — Ты же мечтал, чтобы он исчез из твоей жизни. Оскорблял, унижал и ждал того дня, когда сможешь от него избавиться.
— Мечтал! Но… — Гарри трудно выразить охватившие его чувства словами: гнев, отчаяние и горечь — от собственной правоты, когда отдал бы что угодно, лишь бы не быть правым, — если правда кого-то любишь, то ведь плевать, да? Как бы тебя не гнали, ты все равно будешь приходить — раз за разом. Потому что нет ничего страшнее, чем… потерять любимого человека. Несмотря ни на что. Это же и называется, доказывать любовь изо дня в день… по-настоящему… рядом…
— Гарри, Гарри! Тише. Ты что, проверял Малфоя?
Поттер молчит и тяжело дышит. Не чувствовать. В какой момент желание видеть Малфоя стало сильнее боли, сильнее принятого решения быть одному? Чертов ублюдок растормошил: лез, не спрашивая позволения, день за днем бился в возведенную Поттером стену, тащил и тянул в разные стороны, пока не сломал таки идеальную броню.
Чтобы сложить новую жизнь, сначала надо разобрать старую — по кирпичику, до запчастей.
Хотел ли он, чтобы Драко доказал, что настроен серьезно, как бы он, Гарри, его не гнал? Слишком сильно было желание, чтобы те слова Малфоя оказались правдой. И это невзирая на решение, оградить сердце от всего мира. А Малфой… Как там говорится — ни дождь, ни снег, ни град… Ни поток оскорблений и обвинений не должны были погасить в сердце слизеринца любовь, если она настоящая. Непреодолимая любовь…
— Гермиона, где мне его найти?
Подруга хмыкает.
— Гарри, Малфоя вызвали в Министерство. Свидетелем по делу одного из пожирателей. Он не мог тебе рассказать — у тебя же нет камина. Он просил передать, что будет у тебя в четверг.
Когда на следующий день Драко появляется на пороге, стоит ему вставить ключ в замок, как дверь распахивается. На пороге стоит Поттер, помятый, будто все утро ходил перед дверью взад-вперед, ожидая гостя. В ответ на немой вопрос — что случилось — Гарри пожимает плечами, молча кивает и слабо улыбается. Отступает, приглашая Драко внутрь. И Малфой шагает в дом, на ходу стаскивая шарф. Поттер выглядит так, словно не спал всю ночь, и Драко не до конца понимает, что происходит, но, отчего-то, впервые у него рождается чувство, что, возможно, все будет хорошо.