Жажда, или за кого выйти замуж - Страница 37

Ветер бился в окно лестничной клетки. Катерина продрогла, и перспектива снова очутиться на улице ужаснула её. Вдруг Борька не один? Это так логично! Куда тогда ей деваться?

— Кто там? — раздался сонный голос. — Ты?! Что случилось?

Говорить она не могла. Шага сделать не могла. Он ввёл её за руку в дом, снял с неё шубу, обнял.

— Ты дрожишь!

Второй, третий стакан чая не утолили жажды. Катерина продолжала мёрзнуть, дрожала, давилась горечью, растирала грудь.

— Давай обратимся к логике. Сколько может быть предположений? Первое: у него — другая. Логики никакой. Зачем столько лет он добивался тебя? Зачем ему приспичило на тебе жениться? Изощрённый садизм? Любишь другую, женись на ней. Если бы другая была, он не отложил бы на столько лет, из-за тебя, диссертацию. Понимаешь? Вспомни, он проводил около тебя целые дни! Вспомни цветы. Он и сейчас к каждому празднику приносит тебе цветы. Он и сейчас смотрит на тебя, как прежде, нет, лучше, мягче, нежнее.

Трезвый Борькин голос звучал в тёплой кухне детства, под уютным, ею когда-то купленным торшером. Они друг другу подарили торшеры, чтобы обоим было жить светло.

— Тогда почему он не помог мне?

— Первое предположение отпадает, как нарушающее законы логики, — не слыша её, продолжал Борька. — А Юрий живёт именно по этим законам, по чётким законам логики. Второе: он — человек идеи. Он решил защититься. Я думаю, честно говоря, насколько я его понимаю, защититься он хочет скорее для тебя, чем для себя. Ему кажется, насколько я его понимаю, помнится, он даже что-то по этому поводу говорил, что лицо мужчины — его успехи в работе, ни одна женщина, считает он, не может уважать мужчину, не идущего вперёд. Всё, что нарушает его планы, всё, что мешает ему, он вынужден сейчас отодвинуть. Насколько я понимаю его, он не умеет полностью отдаваться двум идеям одновременно. Он жесток к себе и к другим.

— Я не идея, я — человек, — сказала Катерина.

— О чём я говорил? Кажется, о том, что любую помеху, на его пути к цели он считает необходимым смести. Вполне логичное объяснение.

— Я не помеха, я — человек, — снова сказала Катерина. — Речь идёт о его ребёнке.

Катерина не плакала. Слёз в ней не было давно. Была боль, затаившаяся в животе вместе с Алёшкой, ожидающим своей судьбы.

— К нему не вернусь. Вопрос: имею ли я право рожать ребёнка без отца? Если не оставить, у меня никогда не будет детей, я знаю.

Шумел чайник, снова поставленный Борькой. Борька молчал. Он был хмур.

— Боря, почему ты не женишься? — спросила Катерина. — Разве тебе не хочется тепла, ласки? Лучше жениться раньше, чем позже, когда и в тебе, и в женщине, если она твоя ровесница, ещё не полностью сформирован характер, не сформирован эгоизм…

Борька молчал.

— Я, Боря, жить не хочу. Я умерла.

— Вот. Вот о чём я думаю. Я думаю, а ты мне мешаешь. Как это ни странно, я знаю, я понимаю его лучше, чем ты. Я понимаю его, — повторил он. — Юрий не подлец, это безусловно. И то, что он не подал тебе воды, ничего не доказывает, он мучился, я уверен, ужасно. Он мучился больше твоего. Но, если бы он подал тебе воду, ты оставила бы ребёнка! Так понимает он. Он не понял, насколько это для тебя серьёзно, он мог бы и так подумать: женские штучки! Не думаешь же ты, что до тебя у него в самом деле женщин не было? И так, без женщин и без любви, дожил холостяком до тридцати четырёх лет? Видно, не самые лучшие экземпляры попадались ему. Наверняка устраивали ему спектакли, женщины умеют это делать! А тебя он не понимает. Он никак не может предположить, что ты — совсем иное, чем все остальные. Если бы он мог тебя понять! — Борька вздохнул. — С ним дело сложнее, Катя. Он, Катя, — мёртвый человек. И он в этом не виноват. Тебе самой думать над причинами — где мы с тобой живём?! Когда, как умирал в нём живой человек? Болезненно? Покорно? Не знаю. Тебе понимать самой. Но я очень чувствую, он всё в жизни ощущает через вату. Я давно заметил. Это ничуть не расходится с тем, что он — человек идеи. Он живет для общества. Он любит общество и свою работу. Но он человек не для жизни. Что же ему остаётся? Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Мне страшно, Боря. — Она взяла руку брата, приложила к своей щеке. — Я ничего из того, что ты говоришь, Боря, не понимаю.

Борька взял её на руки, понёс на свою тахту, уложил, сел рядом, шершавыми горячими ладонями стал гладить её лицо.

— Ты выспишься и всё поймёшь. Ты отдохнёшь, — Борькино лицо скосилось, словно от зубной боли. — Ты меня спросила… я, Катя, всю жизнь люблю одну женщину, замужнюю, и старше меня, — он засмеялся. — Нету второй такой. У меня в жизни другой женщины быть не может. Она приходит ко мне редко, один раз в две недели или в месяц. Но она приходит! — Борис гладил её по лицу, как ребёнка.

Катерина отвела его руки от себя.

— Как же так, Боря? Значит, ты очень несчастлив? Ещё больше, чем я.

— Я очень счастлив, Катя. Но сейчас не обо мне речь. Я хочу сказать, Катя, я никогда этого тебе не говорил, но ты с Юрием неправильно живёшь. Ты копаешься в себе, ты не видишь живущего рядом с тобой человека, ты не понимаешь его, не доверяешь ему. Ты не помогаешь ему. Ты никогда не была, но ты стала эгоисткой. Я не имею права, но я скажу. Наверное, он хочет сначала вылечиться, а уже потом думать о ребёнке. А если не вылечится, как он оставит тебя одну с ребёнком?!

— Какая чушь! — Катерина села на тахте. Ей показалось, у неё остановилось сердце, но в следующую минуту оно застучало. — Чем он болен? Он здоров, он силён, он… — Она запнулась, вспомнила радикулит и лишь расширившиеся от боли зрачки Юрия. — Откуда ты знаешь?

Борька положил ей на колено руку.

— Я был у него на работе. Я буду диплом делать у него. Он мне предложил интересную работу.

— Почему я ничего не знаю?! — обиженно воскликнула она. Но тут же тревожно спросила: — При чём тут то, что ты был у него на работе? Почему ты скрывал от меня?

До неё никак ещё не доходило, что сказал Борька и что вообще происходит?

Борька долго молчал, и громко стучало сердце.

— Там у него есть приятель, страшный болтун. Юрии меня поручил ему. Ну после работы мы выпили, он, оказывается, любитель, он и сказал, что они с Юрием приняли дозу, как раз за несколько дней до свадьбы, сказал, что Юрий лечится очень усиленно.

— Может быть, ты не понял? Если бы облучение… Вот же он, Алёша. — Катерина обе руки положила на чуткий живот.

Борька молчал.

Она — эгоистка. Она ковырялась в себе, Борька прав, она старательно не замечала его чёрных подглазий, обострившихся скул, подпалённой жёлтым и серым кожи… зрачки при радикулите случайно заметила. А может, это был не радикулит? Так или иначе, Юрий борется в одиночку. Логики нет. Если он болен, как говорит Борис, зачем ему диссертация? Ребёнок в этом случае важнее. Если это правда, то, что говорит Борька, потом у него может не быть ребёнка. Тем более важно спешить.

— Я ничего не понимаю, я совсем ничего не понимаю.

Борька ласково коснулся её руки:

— Я думаю, он боится наследственности. В медицине, ты знаешь, он человек невежественный. Правду мне сказали или неправду, я Юрию верю. Есть его, очень важная правда. Без этой правды он не скажет ни одного слова. Каждое слово у него весомо. Он не распахнётся, не раскроется, он из породы людей внутренних. Я в этом уверен. Или он — мёртвый, как я тебе уже говорил. Не знаю. Думай сама.

Не было больше её. Не было её обид и боли. Был только Юрий. Родной, единственный человек, которого необходимо понять.

Ей двадцать девять лет. Она старая дева. Так называют её все: брат Борька, мать, сослуживцы. Они, конечно, шутят, потому что она выглядит гораздо моложе, никто не даст ей и двадцати трёх, а в наш век спешить замуж ни к чему. У неё есть чудесная квартира. И три жениха. Совсем не так плохо для старой девы. Три прекрасных жениха.