Жаворонки в снегу - Страница 4
Петя сердито засопел, сонные глаза стали злыми.
— Не было печали! — проговорил он. — Тащись с ним!
Дядя Клим выругался, еще раз пощупал руки.
— Гад! Если бы не семья, пачкаться бы не стал... Да и снег снова валит. Справишься одна, Наташа?
— Идите, что ж делать! Справлюсь.
Дядя Клим сходил в посадку, вырезал два деревца, привязал к ним свой брезентовый плащ. Степана унесли.
— А у вас что с ногой? — спросила Наташа.
— Не знаю.
— А ну, покажите.
Он снял пальто, ботинок. Ступня ноги распухла, покраснела.
— Пустяки, — заключила Наташа, — просто вывих. Утром будет дрезина, отвезем.
— А вас как зовут? — Приятель Степана, успокоенный, что все кончилось благополучно, что боль в ноге, казалось, уже затихла, улыбнулся.
— А зачем вам это знать?
- Приятно познакомиться. Меня зовут Дима.
- А меня Наташа.
Она посмотрела на него внимательно. Дима был худ, с длинным лицом, с тонкими, крзсными от холода пальцами, на которых виднелись грязноватые заусеницы. На нем был помятый пиджак болотно-зеленого цвета, штанины узких брюк намокли. Во всей его фигуре было что-то жалкое, отталкивающее.
— Нужно же было так нализаться! — отводя взгляд, брезгливо проговорила Наташа.
Дима заговорил, стараясь быть развязнее:
— Скучновато иногда, вот и веселимся.
— Скучновато! А вы где работаете?
— Я? Нигде. Никак не устроюсь на подходящее место.
Наташа поглядела на его пальцы с заусеницами и вспомнила слова своей матери, что заусеницы бывают только у бездельников.
— Значит, вы просто этот самый... как его... тунеядец?..
— Что? Это что-то вроде паразита? — деланно рассмеялся Дима.
— Что-то вроде.
— А вы знаете... — Дима пригладил волосы, приторно-томным взглядом посмотрел на Наташу. — Вы хороша-а-а! Зря я вас бабой назвал. Вот не думал, что в такой будке может жить такая королева!
Наташа покраснела, резко оборвала:
— Хватит болтать!
— А что же нам остается делать? И, знаете, очень романтично... Всегда спасают мужчины, а тут вдруг девушка с чудными глазами даровала жизнь. Вам здесь не скучно?
— Я же не вы.
— А кем вы здесь?
— Стрелочница.
— Серьезно? А я думал, что стрелочники — это ну вот как в песне: «Сынов обучил, внучат — возрастил...»
— У нас почти одна молодежь. Из нашего класса много ушло после окончания школы на железную дорогу.
— После десятилетки? Стрелочниками? И стоило для этого учиться?
— Думаю, стоило. А стрелочником тоже сразу не станешь. Вначале были просто чистильщиками, а теперь вот младшие стрелочники.
— Младшие?
— А что? Лучше быть младшим, чем вообще никем. Понятно?
— Да вы не сердитесь. Я, например, очень рад, что встретил вас. И хорошо здесь. За окном воет ветер, снег. А тут красная печка, тишина, девушка с такими хорошими, добрыми глазами, со смелым сердцем, готовым всегда к подвигам.
— Будете насмехаться — выброшу на холод.
Наташа вышла из будки, очистила стрелки, проводила поезд. Вернувшись, она встретила улыбающийся, внимательный взгляд Димы.
— А скажите, — заговорил Дима, — вы верите в любовь с первого взгляда?
— Не знаю, — ответила Наташа.
Она сейчас думала о Лешке. Ей так захотелось, чтобы здесь вот, на этой скамейке, где полулежал узкогрудый, весь какой-то мокрый и помятый Дима, сидел бы Лешка! А где он сейчас: в будке или стоит на стрелках с лопатой в руках, подставив большое скуластое лицо ветру? А может, и он думает о ней, Наташе? Она не слушала, что говорил Дима. И только когда он приподнялся и почти выкрикнул: «Ну чего же вы молчите?», — Наташа спросила рассеянно:
— Что?
— Я вам сказал, что вы мне нравитесь. Ну идите же сюда! — Дима нетерпеливо заерзал на скамейке.
Наташа посмотрела на него презрительным взглядом и затем только уловила смысл его слов. Вначале ей показалось, что она ослышалась, а поняв, в чем дело, Наташа вдруг рассмеялась громко, весело. Дима смутился, нахмурился. А Наташа все продолжала смеяться, уже беззвучно, нервно. Нет, ей даже Лешка никогда не говорил таких слов, Лешка, который любил ее и каждый раз целовал застенчиво, нерешительно, словно впервые.
Наконец, перестав смеяться, она, раскрасневшаяся, с выбившимися из-под платка волосами, спросила:
— Нет, это вы серьезно... влюблены? — И снова она засмеялась. Затем сказала сквозь смех: — Вы знаете, на кого похожи? На Женю Ксидиаса. Есть пьеса такая, «Интервенция». Не смотрели? Обязательно сходите вместо пивнушки в театр.
— А кто это такой?
— Кто, театр?
— Да нет, этот Женя?
— О, это был, — пряча улыбку, сказала Наташа, — это был человек, который мечтал стать большим революционером! И тоже, как и вы, смело в любви объяснялся.
— Серьезно? — Дима приподнялся, придерживая больную ногу.
— А знаете, чем он кончил? Продал всех. Потому что был бездельник, любил деньги, так же, как и вы, с ходу объяснялся в любви.
Сказав это, она посмотрела на Диму с брезгливой жалостью. Затем взяла скребок, метлу, лопату и вышла из будки.
По-прежнему валил снег. Где-то на пригорке за посадкой скрипели сосны. На востоке сквозь пелену снега уже серел рассвет. Наташа глубоко вонзала лопату в мягкий снег, чистила площадку у стрелок. Работала долго.
Она и не заметила, когда перестал идти снег. А подняв голову, увидела, как с неба будто кто-то мгновенно смел густую пелену туч и в прозрачной шелковой синеве стыли белые облака, чуть-чуть подкрашенные уже всходившим солнцем. Выплыв из снегов, солнце поднималось выше и выше; все кругом заблестело ослепительно ярко, до рези в глазах. И вдруг из-за деревьев посадки, с которых уже торопливо падала крупная капель, взлетели вверх навстречу теплым лучам солнца жаворонки, огласив все кругом своей веселой, радостной песней.
Наташа расстегнула ватник, сложила руки на черенке лопаты. От быстрой и трудной работы она вся горела, было жарко, щеки ее пылали. А на душе у нее стало так тепло, что Наташе показалось, будто от этого жаркого тепла, как от солнца, может растаять снег, еще лежавший на земле густым покрывалом, а на деревьях сразу же проклюнутся зеленые липкие почки. И ей очень захотелось, чтобы всегда было так хорошо, так чудесно и радостно, как сейчас. И чтобы хорошо было и жаворонкам, звонко поющим сейчас в вышине, и Лешке, который в это время, наверное, ждет не дождется, когда кончится смена и он сможет зайти за Наташей, и даже этому жалкому, несчастному Диме.
Всем, всем...
Наташа вынула из чехла свой желтый флажок, помахала им вслед жаворонкам и улыбнулась тихой, мечтательной улыбкой.