Жарким кровавым летом - Страница 28

– Черт возьми все это! – пробормотал Карло.

– Шорт, ты ранен?

– Э-э… Нет, я… Что случилось?

– Я чуть не убил тебя, вот что случилось, – ответил Карло; его голос явственно дрожал. – Ты упал прямо мне на линию огня, я не успел убрать…

– Все хорошо, что хорошо кончается, – перебил его Эрл. – Ну-ка, успокойтесь!

– Что за чертовщина с тобой приключилась? Как ты там очутился?

– Жилет развалился, и я упал вперед, а ноги у меня разъехались на поганых гильзах.

– Ты везучий сукин сын, Шорт. Ты знаешь, что мистер Эрл отвернул ствол моего автомата в сторону, наверно, за одну десятую доли секунды до того, как тебя должно было прошить? Он подскочил, схватил автомат за ствол и оттолкнул его!

– Боже, – выдавил из себя Френчи, чувствуя, как на него нахлынула волна запоздалого страха.

– Ну так как, парни, с вами все в порядке? – спросил Эрл.

– Боже, – повторил Френчи и согнулся в приступе рвоты.

– Ничего страшного, такое часто бывает после пережитой опасности. А теперь соберитесь, и пошли отсюда.

– Вы спасли мне…

– Да, да, а заодно спас и самого себя от трех недель дурацкой писанины. Шевелитесь, парни, пора уже и отдохнуть. Нет никаких причин сходить с ума из-за всякой ерунды. Только одно, Шорт: в следующий раз проверь ремни. Возьми за правило проверять снаряжение всякий раз, когда отправляешься в рейд. Понял?

– Я никогда…

– Вот это «никогда», Шорт, и могло тебя прикончить.

Но, сказав это, он подмигнул, и Френчи почувствовал себя немного лучше.

Поблизости не было никакого офицерского клуба, куда Эрл и Ди-Эй могли бы пойти в этот вечер, и, возможно, это было даже хорошо, поскольку ни один, ни другой не пили. Но Ди-Эй пригласил Эрла на обед. Они отыскали в Тексаркане, около железнодорожной станции, заведение, где готовили барбекю, и заказали жареное мясо на ребрышках и много холодной коки.

Мясо было хорошим, в помещении было полутемно и прохладно, музыкальный автомат играл какой-то негритянский блюз, и скачущий ритм бибопа помог обоим отвлечься от текущих дел. Потом они довольно долго сидели и курили, допивая последнюю коку, но Эрл уже достаточно хорошо знал старого агента, чтобы понимать, что следует быть готовым к какой-то неожиданности. К тому же у него имелся и свой собственный сюрприз, который он намеревался рано или поздно преподнести Ди-Эй, и сегодняшний вечер подходил для этого ничуть не меньше, чем любое другое время.

– Ну, Эрл, вы проделали прекрасную работу. Я уверен, что вы лучший из всех сержантов, которые когда-либо были в Корпусе морской пехоты. Вы в немыслимо короткий срок смогли сделать из них какое-то подобие людей.

– Да, сэр, – ответил Эрл, – дела у мальчишек действительно идут неплохо. Жаль, что у нас нет еще парочки месяцев на подготовку. Но они серьезные, дисциплинированные молодые люди, они упорно трудятся, они прислушиваются к тому, что им говорят, и, возможно, они смогут справиться с делом.

– Кто вас беспокоит?

– О, ну, конечно же, этот Шорт. Есть в нем что-то такое, не позволяющее мне до конца поверить в него. Он хочет делать все как можно лучше, и это, при определенных обстоятельствах, может заставить его принять глубоко неверное решение. Спору нет, он быстро учится, и у него есть некоторый талант в обращении с пистолетом. Но все равно, пока не полетят пули, ни о ком нельзя сказать ничего определенного.

– Я согласен с вами насчет Шорта. Чуть ли не единственный янки во всей группе, а по разговору такой южанин, какого не найдешь от истока до самого устья Суони.

– Я тоже это заметил. Не могу даже предположить, откуда это в нем. Может быть, какая-то южная кровь?

– Ничего подобного. Он мне сказал, что у него талант усваивать диалекты. Может быть, он даже сам не замечает, как это у него получается.

– Может быть. Хотя лично я не встречал ничего подобного за все пятнадцать лет службы в морской пехоте.

– Я спрашиваю вас об этом потому, что получил некоторые новости.

– Я в этом не сомневался.

– Мистер Беккер очень волнуется. Его здорово донимают анонимными телефонными угрозами и тому подобными штуками, а жители города уже смеются: дескать, когда же он начнет хоть что-нибудь делать, а не просто сидеть у себя в офисе за закрытыми дверями и ни с кем не разговаривать. За его женой, куда бы она ни направилась, в открытую шляются по пятам парни Грамли. А ведь нас нанимали именно для того, чтобы покончить со всем этим. Нам пора двигаться, причем уже скоро. Как по-вашему, мы готовы?

– Если серьезно, то полностью готовым быть вообще нельзя. Но можно сказать, что мы готовы, при одном условии.

– Я думаю, что знаю, каково это условие, Эрл, – сказал старик, насупив брови.

– Как и моя жена. Она сказала, что таков уж мой характер.

– Она знает вас, Эрл. И я вас тоже знаю, хотя впервые увидел вас в лицо всего недели три тому назад. Вы, черт возьми, герой. И я никогда не смогу понять, каким образом вам удалось дожить до конца этой войны.

– Как бы там ни было, я должен быть там. Мальчишки привыкли ко мне, и им станет страшно, если меня не окажется рядом.

– Они преодолеют страх.

– Мистер Паркер, я должен быть там. Вы сами это знаете, и я знаю тоже. Им нужна твердая рука, а у вас будет слишком много дел с Беккером по подготовке рейдов, и кроме того, придется разбираться с полицией, а потом и с прессой.

– Эрл, если вы нарветесь на пулю, я себе никогда этого не прошу.

– А если один из этих юнцов нарвется на пулю, когда я буду сидеть где-нибудь за тридевять земель и попивать кока-колу, то я сам себя никогда не прощу.

– Да, вы твердый орешек для любого босса.

– Я знаю, что правильно и что неправильно. Плюс к тому, ни один из этих чертовых горцев с дробовиками со мной не справится.

– Эрл, нельзя недооценивать вашего врага. Вы должны были накрепко заучить это на войне. Оуни Мэддокс в Нью-Йорке был известен под кличкой Мокрушник. Согласно данным конторы нью-йоркского окружного прокурора, он в свое время убил более двадцати человек. А когда это дерьмо заварится, он пустит против нас бандитов, которые давно уже научились нажимать на спусковой крючок. Не надо ребячиться, Эрл. Это будут крутые парни. На это нужно настроиться.

– Значит, вы разрешаете мне идти с вами?

– Черт возьми! Да, Эрл, вы пойдете. Я вижу это так же ясно, как свой нос в зеркале во время бритья. Но я хочу, чтобы вы сначала поехали домой и поговорили с вашей женой. Слышите меня? Чтобы вы поговорили с нею, как мужчина. Чтобы она все знала. А вы скажете ей, что любите ее и что все будет прекрасно. И послушаете, как в животе у нее шевелится малыш. Вот, смотрите, здесь двадцать пять долларов. Пригласите ее на хороший обед в самый прекрасный ресторан Форт-Смита.

– В Форт-Смите нет прекрасных ресторанов.

– Тогда наймите повара.

– Да, сэр.

– А потом мы с вами встретимся во вторник в Хот-Спрингсе.

– Во вторник?

– Именно так, Эрл. Наше первое задание. В двадцать два ноль-ноль мы разнесем «Подкову». Во вторник ночью. Мы сразу зайдем с крупной карты.

Эрл вернулся домой в пятницу, уже под утро. Поселок ветеранов мирно спал, и ему потребовалось некоторое время, чтобы найти свою собственную хижину. Низенькие строения из рифленого алюминия были настолько схожими между собой, что большинство женщин пыталось как-то украсить их цветниками и куртинами кустов, шпалерами вьющихся растений и всякими другими подобными глупостями. Но все равно лачуги оставались тем, чем были: поваленными набок бочками, наполовину врытыми з землю и используемыми под жилье. В конце концов он сумел сориентироваться – менее опытный человек мог бы блуждать здесь много часов, причем даже днем, настолько каждая улочка была похожа на любую другую, – и отыскал 5-ю стрит, на которой и жил в доме номер 17. Эрл постучал, но не услышал ответа. Она, конечно же, спала. Он открыл дверь, потому что Джун даже не подумала ее запереть. Эрл услышал дыхание жены из клетушки, носившей громкое название спальни; в действительности это был всего лишь закуток, образованный хлипкой стенкой, не достающей до полукруглой крыши из тонкой жести. Женщина дышала ровно, глубоко, как будто за двоих. Он не хотел пугать ее и поэтому не пошел в спальню, а бесшумно устроился в большой комнате.