Жаркая осень в Акадии - Страница 55

Я мог сказать многое – например, то, что мне совсем не улыбалось оставаться в Галифаксе, когда остальные отправились в Кобекид. Конечно, кому-то нужно было командовать местным гарнизоном, но я подозреваю, что меня не взяли из-за подполковника Томаса Доти, командира массачусетской милиции. Когда мы по приказу Лоуренса выселяли акадцев из их селений и выгоняли их в чистое поле на все четыре стороны, я отдал своим людям строгий приказ не измываться над несчастными и ни в коем случае не трогать их женщин. Более того, мы разрешали им брать с собой по лошади или корове на человека и столько скарба, сколько они могли унести.

Но люди из первого же села были остановлены частями Доти, на дороге по направлению к Кобекиду, хотя массачусетским было выделено другое направление. Потом мы подошли к этому месту – везде валялись трупы – мужские, женские, детские, – над которыми роились мухи; эти сволочи даже не удосужились их похоронить. У женщин, кроме самых старых, как правило, была оголена нижняя часть тела; то же случилось и со многими девочками. Мои люди услышали шорох в кустах – там пряталась почти полностью обессилевшая от голода и ужаса девочка лет десяти. Она и рассказала, что убийцами и насильниками были люди «в белых и зеленых одеждах».

Ее мы накормили и забрали с собой, рассчитывая передать людям из ближайшей деревни, подлежавшей выселению; тамошние жители взяли ее с собой, так что не знаю, выжила она или нет. Но когда мы вернулись в Галифакс, я пошел к Доти и потребовал, чтобы с акадцами обращались достойно.

– Странно, майор, – усмехнулся тот. – Казалось бы, вы наш, англичанин, а теперь мне сдается, что вы в душе лягушатник. Впрочем, кто вас, нью-гемпширцев, разберет…

Я еле-еле удержался, чтобы не дать ему в морду, и лишь сказал, что то, что делают его люди, противоречит письменному приказу Лоуренса. Вот только ничего от этого не изменилось – мы больше подобных случаев не видели, но бело-зеленые то и дело хвастались своими «подвигами» в каждой пивной. Зато Доти меня возненавидел. Впрочем, и я массачусетских не особо люблю – свой первый боевой опыт я, как ни странно, получил не против французов и не против индейцев, а против наших соседей с юга, решивших, что наши земли на самом деле принадлежат им.

Тогда мой отец, Финеас Стивенс-старший, и организовал местную милицию, и я не раз и не два участвовал в боях. Свою землю мы отстояли – знаете ли, у нью-гемпширцев есть неофициальный клич: «живи свободным или умри», тогда как у массачусетских главное – подчинение фанатикам, ставшим во главе их церкви. Да что уж говорить, шестьдесят с небольшим лет назад там еще жгли «ведьм».

Вот так я и остался в Галифаксе во главе взвода своих ребят и чуть более сотни местных ополченцев, которые хорошо если знали, какой стороной нужно держать ружье и как его заряжать. А теперь, видите ли, я должен отвечать за трусость Монктона.

– Ваша честь, а вы уверены, что это не подсадная утка?

– Поговорите с ним сами, если хотите. Но я еще раз имел сомнительное удовольствие убедиться, что колониалы в военном деле ничего не стоят.

– Но, ваша честь, Монктон же не колониал!

– Он – нет, но почти все его люди – колониалы. Полагаю, что они бросили оружие и не оставили ему другого выхода.

– Ваша честь, тут не столь важно, кто виноват в случившемся. Нужно решить, как нам следует поступить дальше.

– А что нам остается делать? Вы, наверное, обратили внимания, сколько выпало снега? По всем правилам, боевые действия должны прекратиться до весны. Я же пошлю корабль в Англию с просьбой прислать еще людей, оружия и боеприпасов.

– Ваша честь, я бы еще послал кого-нибудь и в один из южных штатов, туда, где гавани не замерзают, и попросил бы их прислать людей и все необходимое. Это будет намного быстрее, чем ждать помощь из Англии.

– Нет уж, мне ваших колониалов хватило по горло. Значит, так. Ваша задача – укрепить цитадель на случай, если враг все-таки придет, хотя я в этом сомневаюсь. В любом случае по такому снегу это займет очень много времени.

– Ваша честь, позволите мне поговорить с человеком из Кобекида?

– Он в тюрьме – вы знаете, где это?

– Знаю, под зданием суда. Но зачем вы его туда поместили?

– За предательство и неисполнение воинского долга. Ладно, если хотите с ним поговорить, вот, – и он написал что-то на листе бумаги, посыпал его песком и передал мне. – Отдадите это охране, вас впустят.

В подвалах суда было весьма холодно и промозгло. Мне повезло, что я был тепло одет. Но у человека из Кобекида забрали все теплые вещи, и он сидел полуголый, охватив ноги руками, в углу камеры на охапке соломы и дрожал так, что было слышно, как стучат его зубы. Я не выдержал и набросил ему на плечи свою куртку – пусть мне и будет холодно, но иначе он в таком состоянии не сможет ничего сказать.

Узнав о том, как именно русские захватили форт – через глухой и незащищенный участок стены на фланге, – я подумал, что и здесь вполне может произойти то же самое. Я попросил тюремщика передать этого человека мне на гауптвахту – она находилась в цитадели, и там было более или менее тепло, но тот уперся, ссылаясь на приказ губернатора содержать его именно здесь – в тюрьме. Но все же согласился выдать ему замызганную шубу, добавив с ухмылкой:

– Хозяину ее уже все равно.

Я попытался еще раз попасть на прием к губернатору, не столько из-за этого несчастного, сколько из-за того, что нужно набирать дополнительных ополченцев, чтобы хоть как-то защитить стену, – я был уверен, что русские нападут скоро и сделают это где-нибудь на флангах. Так оно и оказалось, только на две недели раньше, чем я этого ожидал.

Сегодня утром неожиданно начался обстрел двух участков стен – интересно, как русские смогли протащить артиллерию к самой крепости по такому снегу? Я в это время в очередной раз пришел к Лоуренсу, чтобы получить от него еще одну выволочку. Услышав выстрелы, тот заорал:

– Как это понимать, майор?!

«Хоть назвал меня майором», – подумал я.

– Ваша честь, все происходит именно так, как я вас предупреждал. Только не знаю, каким образом они смогли так быстро сюда добраться.

– Действуйте! Перебросьте пушки на направления, с которых они атакуют крепость!

– Через глубокий снег? Тем более у нас их всего четыре – а русские действуют с двух направлений. И солдат у меня всего около ста сорока – причем боевой опыт из них имеют лишь единицы.

– И что вы предлагаете? Только давайте, думайте быстрее! Если они ворвутся в крепость, то не будут щадить никого – ни солдат, ни детей, ни женщин!

– Хорошо, для начала я переговорю с ними и узнаю их требования. Нужен белый флаг.

Минут через десять я, проваливаясь в снег по колено, брел к русским, наступавшим с запада. То, что я там увидел, меня поразило – на крепость наступало полтора десятка пушек на санных лафетах и около двух сотен людей на лыжах и больших досках, не знаю уж, как они называются, уверенно продвигавшихся по снегу. Я выбился из сил, пока сумел добраться до посланцев русских, которые двигались нам навстречу. Один из них размахивал шпагой, к кончику клинка которой был привязан белый платок.

– Капитан Исаев, Акадская армия, – представился человек в странной пятнистой форме на весьма неплохом английском языке.

– Майор Стивенс, Нью-Гемпширская милиция, – ответил я.

– Майор, у меня к вам предложение, от которого, как я полагаю, вам будет невозможно отказаться.

И он улыбнулся мне так, что у меня по коже побежали мурашки.

– Майор, вот суть нашего предложения. Ваши люди капитулируют, вы сдаете город, обеспечиваете передачу нам обеих батарей в заливе, а также Аннаполиса-Ройяла, и соглашаетесь на возвращение всей Акадии французской короне. А мы, в свою очередь, сохраним всем вам жизнь. Даже вашему вшивому губернатору. А свободу вы получите после подписания мирного договора с Англией.

Я каким-то внутренним чутьем понял: надо побыстрее соглашаться, иначе будет только хуже. Но на всякий случай спросил: