Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Страница 4
Смоки оцепенел и сжал руку сестренки. Проповедник прыгал по кругу, призывая верующих взять змею и очистить душу верой в Авраама.
Вдруг мать вскочила, схватила одну из змей и что-то забормотала, уставясь в желтые змеиные глаза, а прихожане начали раскачиваться из стороны в сторону и стонать. Когда мать пошла по комнате, держа змею в руке, они стали валиться на пол, извиваться, визжать, заползать под скамьи и прыгать между рядами. Люди впали в неистовство, а мать выкрикивала: «Хосса! Хеламна! Хессамия!»
Прежде чем Смоки что-либо сообразил, малышка Бернис вырвала руку, подбежала к матери и, дергая ее за подол, закричала:
– Мамочка, не надо!
Все еще пребывая в трансе, женщина на какое-то мгновение опустила безумные глаза на ребенка, и в это время змея сделала выпад и ужалила ее в щеку Ошеломленная, мать посмотрела на змею, и та снова ужалила ее, на этот раз в шею, вонзив ядовитые зубы прямо в сонную артерию. Женщина выронила злобную тварь, и змея, глухо стукнувшись о доски пола, неторопливо поползла между рядами.
Мать оглядела комнату, где воцарилась гробовая тишина. Прихожане, не понимая, что произошло, смотрели на нее в недоумении. Гааза матери начали стекленеть, она медленно осела на пол и умерла.
К Смоки подошел дядя и повел его к выходу. Бернис забрали соседи, а Смоки так и остался жить у дяди. Когда ему исполнилось тринадцать, он ушел по железной дороге куда глаза глядят, чтобы больше никогда не возвращаться в тот дом. С собой он прихватил только фотографию. Иногда он вытаскивал ее из кармана и долго рассматривал. На выцветшем раскрашенном снимке было двое румяных, улыбающихся детей – маленькая пухлая девочка с челкой и розовой лентой, повязанной вокруг головы, и Смоки с аккуратно причесанными каштановыми волосами. Он стоял чуть позади сестренки, прижавшись к ней щекой. Смоки часто думал о Бернис, представлял, как они встретятся, если, конечно, ему суждено будет вернуться.
Ему было лет двадцать, когда охранник столкнул его с товарняка прямо в холодную желтую реку где-то в Джорджии. Барахтаясь в воде, он потерял фотографию и теперь почти не вспоминал о сестре, разве что когда проезжал по ночам мимо Смоки-Маунтинс, кочуя с места на место…
Наутро Смоки Филлипс сел в битком набитый поезд, идущий во Флориду Его мучил голод – последний раз он ел два дня назад. И тут Смоки вспомнил, как его друг Элмо Клякса рассказывал о двух женщинах, которые открыли кафе неподалеку от Бирмингема и никому не отказывали в куске хлеба. Из окна поезда он видел рекламу этого кафе на стенках грузовых вагонов и, когда на глаза ему попалась надпись ПОЛУ СТАНОК, АЛАБАМА, спрыгнул с подножки.
Элмо ничего не напутал, кафе и вправду находилось рядом с железной дорогой – маленькая зеленая развалюха с навесом в белую полоску, под рекламой кока-колы прибита вывеска КАФЕ «ПОЛУСТАНОК». Он обошел дом и постучал в дверь, затянутую москитной сеткой. Невысокая негритянка жарила цыпленка и резала тонкими ломтями зеленые помидоры. Увидев Смоки, она крикнула:
– Миз Иджи!
К двери подошла приятная блондинка лет двадцати, с веснушками и кудряшками. На ней были чистая белая рубашка и мужские брюки. Смоки снял шляпу:
– Простите, мэм, не найдется ли у вас какой-нибудь работенки или еще чего… Мне сейчас трудновато приходится.
Иджи оглядела его драную грязную куртку, линялую коричневую рубаху, видавшие виды ботинки без шнурков и поняла, что он не врет. Открыв дверь, она кивнула:
– Заходи, парень, что-нибудь придумаем. Как тебя звать?
– Смоки, мэм.
Она обернулась к девушке за стойкой. Смоки давно не видел таких опрятных девушек, а эта вдобавок была еще и необыкновенно хороша собой. На ней было платье в горошек, золотисто-каштановые волосы перевязаны красной лентой.
– Руфь, это Смоки. Он будет работать у нас.
Руфь улыбнулась:
– Вот и хорошо. Рада с вами познакомиться.
– Не хотите привести себя в порядок, а потом перекусить?
– Хорошо, мэм.
В большой ванной комнате с потолка свисал длинный шнурок выключателя. Смоки легонько потянул за него и увидел в углу допотопный умывальник с педалью и черной резиновой пробкой на цепочке. На раковине были приготовлены бритва, миска с мыльной пеной и кисточка.
Смоки поглядел на себя в зеркало, и ему стало стыдно: честно говоря, он давненько не держал в руках мыла. Он взял большой кусок коричневого мыла «Оквидол» и попытался отскрести угольную пыль, въевшуюся в лицо и руки. Вот уже сутки у него не было во рту ни капли спиртного, и руки дрожали так, что ему стоило больших трудов кое-как побриться. Смоки протер лицо лосьоном «Олд спайс», причесался и вернулся в зал.
Иджи и Руфь накрыли для него стол – жареный цыпленок, коровий горох, репа, жареные зеленые помидоры, кукурузный хлеб и чай со льдом. Смоки взял вилку и попытался есть. Руки так дрожали, что он не мог донести кусок до рта да вдобавок облил чаем рубашку. Он понадеялся, что девушки не заметят, но вскоре блондинка сказала:
– Пошли, Смоки, прогуляемся чуток.
Он взял шляпу и вытер рот салфеткой, решив, что его вышвыривают.
– Да, мэм.
Она вывела его через черный ход на задворки кафе, откуда начинались поля.
– Что, нервишки пошаливают?
– Извините, мэм, что намусорил там у вас, но если честно… В общем, это… Ладно, пойду я. Но все равно спасибо.
Иджи порылась в огромном кармане фартука, выудила маленькую бутылку виски «Дикая индюшка» и протянула ему.
Смоки был благодарным человеком. Он сказал:
– Бог запишет вас в святые, мэм.
Они уселись на бревно под навесом, и, пока Смоки успокаивал нервы, Иджи болтала с ним так, словно они много лет знакомы.
– Видишь вон тот пустырь?
Он посмотрел:
– Да, мэм.
– Когда-то здесь было самое красивое озеро в Полустанке. Летом мы там купались, ловили рыбу. Можно было даже на лодке кататься. – Она грустно покачала головой. – Знал бы ты, как мне его не хватает, ужасно не хватает.
Смоки смотрел на голый пустырь.
– И что же с ним сталось, высохло оно, что ли?
Она прикурила для него сигарету.
– Нет, хуже. Однажды в ноябре сюда прилетела огромная стая уток, штук сорок, если не больше. И сели они точнехонько посередке нашего озера, а пока они там сидели, случилась невероятная вещь. Ни с того ни с сего так быстро похолодало, что все озеро замерзло, секунды за три стало твердым как камень. Раз, два, три – и все.
Смоки изумился:
– Вы это серьезно?
– Ага.
– Что ж, бывает. Бедные утки, наверно, передохли все.
– Да нет же, черт побери! В том-то и дело! Они просто улетели, прихватив с собой озеро. Теперь оно, наверно, где-нибудь в Джорджии.
Смоки уставился на девушку. И когда до него дошло, что она просто-напросто морочит ему голову, вокруг его синих глаз расползлись морщинки, и он захохотал так, что даже закашлялся, и Иджи пришлось постучать ему по спине.
Утирая слезы, он вернулся в кафе, сел за стол и обнаружил, что еда до сих пор теплая. Обед держали в духовке, пока его не было.
Еженедельник миссис Уимс
«Бюллетень Полустанка»
22 октября 1929 г.
МЕТЕОРИТ БУДЕТ ВЫСТАВЛЕН В КАФЕ
Миссис Бидди Луис Отис сегодня заявила, что метеорит, который на прошлой неделе пробил крышу ее дома, она собирается отнести в кафе, и пусть ее перестанут донимать звонками. Ей надоело целый день бегать к телефону Еще она сказала, что метеорит этот – не что иное, как большой серый камень, но если кто захочет поглазеть на него, то пожалуйста, на здоровье, он будет лежать на стойке.