Жареные "тренчики" (СИ) - Страница 7

А что в моих?

Я не знаю. В уголках глаз собирается предательская влага. Мне сейчас так хорошо… так уютно…

Уютно. Давно уже не использовала это слово.

— Я понимаю, — мягко забираю руку и кладу на свое колено. Леонид отслеживает каждое движение, будто гладит. — Спасибо тебе. Я пойду.

Тянусь к ручке, чтобы открыть машину, но Лёня резко наклоняется в мою сторону. Я дёргаюсь, но не успеваю испугаться.

— Не надо, милая, не бойся. — Слегка шершавые пальцы очерчивают овал лица, и я прикрываю глаза. Что угодно пусть кричит разум, но он… он в этот раз солидарен с сердцем. Оно стучит так быстро, как будто готовиться к взлёту. — Я бы хотел позвать тебя с собой… Поедешь? Знаю, что место далеко от романтики… Ясенькаааа…

На губах трепещет горячее дыхание. Я наблюдаю из-под прикрытых век: глаза цвета янтаря, расплавленного на солнце, темнеют. Зрачок расширяется и затапливает радужку почти целиком. Сказочное зрелище.

Между нами миллиметры. Поцелует? Я бы хотела ощутить ещё раз его вкус…

Но Леонид отодвигается. Проводит рукой по мокрым волосам и тоже молчит.

— Я согласна. — Своим ответом ныряю как в прорубь. Один раз отец швырнул меня зимой. Велел закаляться. Я потом долго болела и чуть не осталась на второй год. Если меня спросят, каково это, я отвечу только про дикую боль всего тела и удушающую темноту.

Но сейчас иначе. Я ныряю, а не чувствую боли или ужаса. Эта неизвестность… она волнует…

Не знаю, как осмеливаюсь предложить. Под влиянием присутствия Ясеньки, видимо. Другого объяснения не нахожу.

Спрашиваю и тут же замираю. Дышу в микромиллиметрах от желанных губ. Безумно хочу коснуться, но понимаю остатками разума: не справлюсь с собой. Не остановлюсь. Напугаю.

Нельзя.

Отдаю себе приказ и отстраняюсь. Готов услышать отказ и он будет справедливым, но Есения неожиданно соглашается. Мне бы переспросить, уточнить, но язык присох к нёбу.

Выезжаю из арки под усилившийся дождь. Дворники едва справляются, видимость стремится к нулю.

— Мне всегда было интересно посмотреть на работу настоящего полицейского.

Ясенька застенчиво улыбается, а я вижу не только её улыбку. Сквозь мрачные и темные тучи пробиваются солнечные лучи, и ливень прекращается также резко, как и начался.

— Наша профессия далеко ушла от романтизма и благородства, которые показывают в фильмах. Всё больше чернухи. Бытовых и не слишком красивых эпизодов. — Исправляюсь, сообразив, что употребление сленговых словечек может быть неприятно для моей девочки.

Она продолжает улыбаться, освещая мир улыбкой.

— А я знаю. Вы как рыцари. Дракону голову отрубили — это жестокость. А с другой стороны, спасли много людей и принцесс.

— Такого я ещё не слышал. Но готов побыть рыцарем при одном условии.

— Каком?

— Если ты согласишься стать моей принцессой.

Улыбка меркнет, а вместе с ней и отличное настроение.

— Это невозможно. — Есения возвращается к любимому занятию — рассматриванию рук. — Не шути так больше, пожалуйста.

Чёрт! Я не шутил.

Прикидываю, на сколько минут могу позволить себе опоздать и съезжаю у первой же вывески, рекламирующей свежую выпечку.

— Подожди меня.

Максимально ускоренно добегаю до кофейни и делаю заказ на два горячих напитка и прошу накидать в бумажные пакеты самых вкусных булочек. Вкусы Ясеньки пока мне неизвестны, но чётко помню, что в школе она всегда пила компот.

Добавляю к заказу пару бутылок с морсом и также бегом возвращаюсь обратно в тачку.

— Десять минут у нас есть, — озвучиваю и направляюсь вместо трассы к узкому съезду.

Спустя минуту притормаживаю на вершине горы, с которой открывается прекрасный вид на реку, город на другом берегу. Но самое главное в этом месте — никого нет рядом в радиусе километра. Только ветерок, плеск воды и щебет птичек в кустах по берегу.

— Я ничего не хочу, — Есения мотает головой слишком активно, когда я предлагаю ей выбрать то, что она любит.

— Хорошо. Тогда сначала поговорим. — Беру за руку и притягиваю к себе.

Мой сон. Моя мечта. Моё сокровище, о котором я столько грезил.

— Люблю тебя. Люблю много лет. Не думай, что я сгоряча или ради бравады… Я свои чувства, Ясь, выжег на сердце. Имя твоё там выжег. Вот как увидел, пропал на месте. Всё остальное… — Запрокидываю голову, чтобы вдохнуть кислорода. Тяжело… Тяжело говорить, но и молчать больше не могу. — Дым. Помашешь, и он развеется. Только ты настоящая для меня, понимаешь? Скажешь прыгнуть вниз, прыгну. Захочешь звезду? Достану. Я, наверное, всё смогу. Без тебя не могу, а с остальным справлюсь…

— Но ты… Мы… Ты совсем меня не знаешь. И я тебя… Я тоже тебя не знаю…

— Разве это важно? У нас вся жизнь впереди, чтобы узнавать друг друга. Я дышу только рядом с тобой. Не знаю, как объяснить тебе. Не знаю, — качаю головой. — Твои губы, они самые сладкие. Твои волосы. Нет мягче. Твой запах… Один только запах, Ясенька, и я схожу с ума. Не бойся, милая, только не бойся. Я не прикоснусь к тебе, пока ты не скажешь «да». Хочу… Хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. Если когда-нибудь... через пару веков ты позовешь, я приду.

— Нет… Мы не можем. Нет!

Отступаю, потому что не хочу давить. Мне важно озвучить, достучаться. Я хочу добиваться её, показать, что мне можно доверять.

«Обращай внимание на мелочи». И я обращаю. Складываю картинку из фрагментов и уже могу дать оценку Ясиному беспокойству и зажатости.

Пока рассматриваю солнечные блики на воде, стараясь прийти в себя, девушка опрометью бросается прочь. Я крупнее, и для того, чтобы оббежать машину, требуется больше времени.

Десять секунд отделяют меня от моей девочки.

Десять секунд…

Проезжая часть…

И несущийся на скорости грузовик…

Я не успеваю вдохнуть, как юркая фигурка маячит на другой стороне трассы и машет рукой, останавливая маршрутку. Удивительное совпадение: мы оказались в одной точке вселенной, чтобы через час эта вселенная нас вновь развела.

Зажав в кулаке орущий гаджет, фигачу по стволу ближайшего дерева кулаками.

Знаю, что после службы поеду к ней и буду дежурить под окнами. Знаю, что буду ждать её появления…

Но я не знаю одного: обстоятельств, при которых мы встретимся вновь…

Ни черта не выспался. Очередная ночь в тачке под окнами Ивминской. Очередное туманное утро и пустота внутри.

Телефон Есении по-прежнему недоступен, и мои дежурства у её дома не дают никакого результата. Ей попались на редкость легкомысленные соседи, которые ни черта не знают про жизнь молодой девочки.

«Живет сейчас одна. Платит исправно». — Вся инфа, которую я получил от хозяйки однушки, снимаемой Есенией.

Глухо там. Глухо с нашим делом.

Не совсем, конечно, глухо. Помимо первого, ещё четыре тела за две недели. Место одно. Мы круглосуточно охраняем берег, но они появляются и появятся еще, я уверен.

Палыч убежден, что мужики, найденные первыми, оказались случайными жертвами. Остальные — женские тела — похожи друг на друга. Один тип: темноволосые, небольшого роста, худощавые, плюс-минус одного возраста.

Начальство в гневе рвёт и мечет, сверху давят, жители бьются в истерике. Телевизионщики нагнали панику, но по факту толку ноль. Никто ничего и никогда.

— Нашёл свою?

— Не дави на больное. — Пашка пьет очередной стаканчик кофе, выстраивая из пустой тары пирамиду.

— Пробивал?

— Пробивал, дежурил, опрашивал. Не было её.

— Слушай, Карина меня сожрет, но… Короче, я знаю, где она скрывается. Вечером узнал, — хрипит друг, когда я сжимаю руки на воротнике его форменной куртки.

— Где? — Мой голос тоже срывается на хрип. — Где?

— У тётки она. Сегодня выезжает обратно.