Жарче, чем тропики - Страница 23

— Благодарна? — Мари открыла рот и сжала кулаки.

Джамал насмешливо взглянул на нее.

— Ты не выдержала бы такого испытания. Я мог взять тебя после первого же поцелуя.

Взбешенная Мари размахнулась, но в следующую секунду ее слишком разгоряченное тело плюхнулось в воду. Отплевываясь и задыхаясь от неожиданности, она прижалась к облицованной плиткой стенке бассейна и смахнула намокшую прядь волос с глаз. Джамал погрозил ей пальцем со словами:

— Я не допущу, чтобы ты ударила меня. Ты — моя жена, и тебе придется относиться ко мне с уважением.

Лунный свет обрисовал его темно-бронзовый силуэт, погруженный по пояс в воду. «Ты — моя жена», отметила она для себя его слова. В общем-то ей наплевать на это. Как бы она его ни любила, трудно представить себе длительные отношения между ними. С другой стороны, ее возмутила самонадеянная вера Джамала, будто он может взять от брака все, что его устраивает, и отбросить все, что не устраивает.

— Я не только не верю в брак, но и не чувствую себя твоей женой и не желаю ею быть, — с жаром выпалила Мари. — И вовсе не почитаю брак с тобой за честь. Я чувствую себя использованной. Те обряды были просто насмешкой, и не думай, что кольцо на моем пальце мешает мне понять это.

Джамал двинулся к ней, бормоча:

— Так ты чувствуешь себя использованной? Тогда что значит для тебя нежность? Ты и это хочешь порушить, как ты рушишь все, что нас соединяет, своим узким, скованным, ничтожным умишком, эгоистичным и самодовольным чувством превосходства!

Мари оцепенела, и гневный румянец сошел с ее щек.

— Я не чувствую своего превосходства, — прошептала она пораженная, опустошенная той темной яростью, вспышку которой она сама же спровоцировала.

— Но ты отдала мне только свое тело и ничего больше. Похоже, я не заслуживаю большего. Если наш брак действительно ничего не значит для тебя, тогда я был не прав, заставив тебя снова надеть кольцо. — Он прижал ее к себе, крепко взял за руку, стянул кольцо и красноречивым жестом отвращения швырнул его в воду. — Оно останется здесь навечно, ибо тебе придется приползти ко мне на коленях для того, чтобы я позволил тебе опять носить его!

Чистое безумие: как только Джамал отобрал у нее кольцо, она захотела вернуть его с неменьшей страстью, чем та, что сквозила в проявленном им отвращении. Узколобая, эгоистичная, самодовольная, вспоминала она, и слезы сдавливали ей горло. Неужели он и в самом деле видит се такой? На душе у нее было больно, очень больно.

— Но и без кольца на твоем пальце я волен наслаждаться тем, что уже стало моим. — Не успела Мари догадаться о его намерении, как Джамал взял ее за бедра, поднял из воды и посадил на бортик бассейна.

— Что ты делаешь?! — Она в удивлении открыла рот.

— То, что хочу, — резко бросил он, раздвигая ее колени своими мускулистыми бедрами и обхватывая ее за ягодицы. — Раз ты считаешь, что я использовал тебя, тогда мне сам Бог велит совершить этот грех.

Мари погрузила дрожащие руки в его густые шелковистые волосы. Ее чувства, вошедшие в явное противоречие с высказанным ею отказом, грозили разбить надвое ее сердце, пока Джамал не завладел ее ртом со страстной настойчивостью…

Мари зашевелилась в уютной постели от утреннего холода. У нее все болело, болело даже там, где, по ее разумению, не могло болеть никогда. Но, как ни странно, это физическое недомогание не приносило ей страданий, а ее мозг заполнял поток эротических образов.

Она вспоминала то неземное блаженство, которое ей доставляли горячие поцелуи Джамала, ту феноменальную скорость, с которой ее предательски нетерпеливое тело таяло как воск. Вспоминала яростное соитие, когда он погружался в нее снова и снова, безжалостно доводя до максимального возбуждения, далеко превосходящего самые буйные женские фантазии. Вспоминала свой собственный похотливый экстаз, когда Джамал потерял контроль над собой. Вспоминала и сгорала от стыда за собственную слабость.

Если честно признаться самой себе, то не стоит отрицать, что она упивалась этой чувственной близостью и радовалась жадной потребности мужчины в ней, а больше всего тому, с каким удовольствием засыпала в его объятиях, зная, что он рядом, и чувствуя себя удивительно безмятежной оттого, что она уже не одна.

Итак, началось, удрученно думала Мари. Вот что делает с тобой любовь. Она приводит в горизонтальное положение твою гордость и попирает твои принципы. Заставляет разумную женщину поступать неразумно. Твоя мать была умной женщиной, но ум ни разу не побудил ее разделаться с ее непотребным браком.

Нет, мать держалась до конца, словно наслаждалась болью и унижением, которые причинял ей муж-бродяга. «Он — мой муж, и я люблю его», — с упреком сказала она дочери в те дни, когда Мари была еще достаточно наивной, чтобы считать себя вправе вмешиваться. С какой же радостью она сбежала в университет! Похоронив себя в учебных аудиториях, а потом занявшись своей научной карьерой, Мари постепенно утрачивала связь с родным домом, сведя ее к нерегулярной переписке.

Ослабевшей рукой Мари натянула на себя простыню, пытаясь согреться.

Неужели она хранила себя все эти годы лишь для того, чтобы потерпеть неудачу с сексуальным бандитом, подобным ее отцу? С мужчиной, подогревающим свое неполноценное «я» женской лестью и капитуляцией, сделавшим ложь своей профессией и хранившим преданность лишь собственному эгоизму? Но ведь Джамал не такой, нехотя признала Мари.

Смешно считать его неполноценным. Что же касается его «я», то этот мужчина тверд как сталь. И необычно предан семье. Нечего и говорить о его жестокой прямоте, которая порой чрезвычайно неприятна. В самом деле, если не желаешь услышать что-то о себе, именно об этом и заговаривает Джамал, видимо предполагая, что ты признаешь свой недостаток и постараешься отделаться от него. Увы, ни одно из этих достоинств не делает его менее хищным, с горечью напомнила себе Мари, в то же время она понимала, что именно прирожденная сила и целеустремленность придают ему такую привлекательность. Он, единственный из мужчин, не спасовал перед ней, оказался единственным, кто смог взломать ее защитный панцирь. Да, это единственный мужчина, который удивляет ее, постоянно совершая непредсказуемые поступки и отказываясь лечь на одну из маленьких аккуратных полочек, по которым в прошлом она с презрением раскладывала всех своих поклонников.

Теперь она знает, почему любит его. Но она не слепа и понимает: единственное, чего хочет от нее Джамал, — это сексуального беспредела, с которым он познакомил ее прошлой ночью. Только он, кажется, не готов признать это открыто, не так ли? Возможно, в противном случае его замучили бы угрызения совести. Брак гораздо приличнее мимолетной любовной связи, которая при строгости короля Бутасу вряд ли сошла бы ему с рук. Но их брак все же остается временной связью.

От усилий сосредоточиться у Мари даже пересохло во рту. Она намеревалась подняться, как вдруг невыносимая боль пронзила ее руку, стоило ею пошевелить. Преодолев слабость, Мари откинула простыню и воззрилась на руку со странным безучастным интересом. Та распухла и выглядела ужасно, особенно вокруг пластыря, которым были заклеены нанесенные Баньяни царапины. Заражение крови, решила Мари. Вот, наверное, отчего ее лихорадило и донимал озноб.

Мари услышала звук открываемой двери. Выходит, ее заперли? Она вспомнила об угрозе Джамала запереть ее и выбросить ключ и улыбнулась. Его приверженность к драме тоже нравилась ей. Мои мысли разбредаются, с раздражением отметила она, мне необходим доктор.

Джамал явился в великолепно сшитом сером костюме. Сегодня у него было такое настроение, словно он вспомнил Европу в ее объятиях, и выглядел он сокрушительно красивым, но она видела его фигуру какой-то размытой, словно у нее расстроилось зрение. Интересно, почему это он несет поднос, украшенный цветами? У него вид человека, понятия не имеющего, что делать с этим чертовым подносом…