Жан Лерон ДАламбер (1717-1783). Его жизнь и научная деятельность - Страница 3
Д’Аламбер, по выходе из школы, выдержал экзамен на степень бакалавра искусств; затем два года посещал академию юридических наук и вышел оттуда со званием лиценциата прав. Блестящий ум и красноречие обещали ему славную будущность на поприще адвоката, но эта профессия на первых же шагах пришлась Д’Аламберу не по сердцу; таких случаев, когда обвиняемый был действительно ни в чем не повинен, находилось немного, а в других – Д'Аламбер не мог защищать со спокойной совестью; он бросил адвокатуру и принялся изучать медицину. Но изучая право и медицину, Д’Аламбер для своего удовольствия занимался математикой; он был прекрасно подготовлен к дальнейшим математическим занятиям уроками своего бывшего преподавателя Карона, к которому чувствовал глубокую признательность. Мало-помалу Д’Аламбер совершенно втянулся в математику. Друзья его и родные отца, замечая эту – развивающуюся склонность, предостерегали его, говоря, что с математикой далеко не уйдешь; они убедили Д’Аламбера расстаться с математическими книгами. Он отнес их к Дидро и предался медицине, но мысль его была прикована к математике. Задачи носились в его голове и не давали покоя. Д’Аламбер был пылок и нетерпелив от природы; он не умел побеждать своих желаний. Когда ему необходимо было проверить решение какого-нибудь вопроса, он шел за своей книгой; таким образом он перетащил мало-помалу всю прежнюю математическую библиотеку в свою маленькую комнату. Пришлось покориться несчастной страсти; он отдался ей с восторгом и упоением. Медицина была заброшена. Д’Аламберу едва исполнилось двадцать лет, когда он решил сделаться математиком, а в двадцать шесть лет он был уже светилом этой науки.
Мы говорили, что все профессора коллежа Мазарини были священники, преданные делу воспитания и очень любимые учениками, но при этом ярые янсенисты. Они действительно принимали самое нежное и горячее участие в своих питомцах и старались не выпускать их из виду, руководить ими в жизни. Жан Лерон (Д’Аламбер), юноша открытый и доверчивый, сперва слушался их советов, пока не заметил, что почтенные воспитатели желают из него сделать орудие своих убеждений, натравляя его на иезуитов. Сначала, по выходе из школы, он увлекся было религиозной полемикой, но потом она ему наскучила, и он стал считать вредными людьми всех, кто развивал фанатизм, нетерпимость и нарушал общий мир и спокойствие. Но святые отцы, как видно, возлагали большие надежды на своего талантливого ученика и видели в нем сильного и мощного врага иезуитов; отчасти эти надежды сбылись, но, конечно, не в той форме, какая желательна была янсенистам. Янсенисты, как видно, пересолили в своем усердии и, может быть, главным образом потому не достигли своей цели. Нравственное же их влияние на Д’Аламбера было благотворно, потому что, окруженный попечением и нежным участием своих учителей и воспитателей, он отвык грустить, развился, окреп, расцвел душою «и в жизнь вошел с прекрасным упованьем». Воспитание под руководством янсенистов не помешало ему, однако, приобрести совершенно независимый взгляд на их учение; он говорит в своем сочинении «О иезуитах» следующее: «Янсенисты в одно и то же время верят в предопределение и проповедуют самую строгую нравственность; они твердят человеку: вам предстоит в жизни исполнение трудных и великих обязанностей, но вы сами по себе исполнить их бессильны: как бы вы ни старались, как бы ни упражнялись в добродетели, все-таки каждое ваше действие будет только новым преступлением, если Бог не предопределил заранее и независимо от всех ваших заслуг того факта, что на вас снизойдет Его милость. К счастью, Бог не таков, каким стремятся представить его янсенисты. Если б это было так, то люди очутились бы в ужасном положении подданных монарха, который имел бы жестокость им сказать: ваши ноги в цепях и вы не властны их снять; несмотря на это, я предам вас вечному мучению, если вы сейчас же не будете ходить долго и прямо, находясь притом все время на краю самой глубокой пропасти». Это учение, являясь логически несообразным, ставило людей в самое безвыходное положение. Оно, как и следовало ожидать, возмущало строгий ум Д’Аламбера и затрагивало его чувство гуманности. Но все это Д'Аламбер писал впоследствии, в зрелых летах; очень может быть, что на пороге жизни у него не было такого определенного взгляда на янсенистов, но все же ум его, как мы сказали, скоро освободился от их влияния.
Вообще воспитание Д’Аламбера можно считать весьма удачным, даже счастливым; школа, как мы видели, дала ему весьма многое в умственном и нравственном отношении.
В последние дни своей жизни, убитый горем и больной, Д’Аламбер часто вспоминал первые годы своего вступления в жизнь и с увлечением говорил: «Да, математика – это моя самая старая любовь, самая верная возлюбленная!» В молодости он, оставив занятия медициной и всецело отдавшись математике, поселился опять у своей кормилицы и был рад, что его небольшие средства позволяли ему несколько улучшить материальное положение этой дорогой ему семьи. В скромном жилище женщины, заменившей ему мать, он нашел спокойствие духа, необходимое для серьезного труда. Наука, впрочем, приносила ему много наслаждения. Каждый день, просыпаясь в своей маленькой душной комнате, он весело вскакивал с постели, поспешно одевался и умывался. Каждый новый день сулил ему новые радости; он с восторгом думал о продолжении интересного научного исследования, начатого вчера. Целый день он будет работать и вечером с какою радостью отправится в театр, даст отдохнуть голове, открыв свое чистое, нежное сердце впечатлениям всего прекрасного, благородного; в антрактах же будет составлять план работ на следующий день. Других удовольствий у него тогда не было, и он не имел о них ни малейшего понятия. Отсутствие всякого тщеславия и привычка удовлетворяться в материальном отношении весьма немногим дали ему спокойствие и свободу, которыми располагают в молодости только вполне обеспеченные люди. Он мог не продавать своего времени и не продавал его ни за какие деньги. Друг его Дидро в этом отношении находился в худшем положении – он принужден был в молодости зарабатывать себе хлеб грошовыми уроками. Однако не следует думать, чтобы и Д’Аламбер не нуждался; средства его были весьма невелики, и он часто вместе со своим другом Дидро гулял зимой в осеннем пальто, а летом носил зимний сюртук. Обоим было, впрочем, мало до этого дела; Дидро и тогда уже носился с идеей издания «Энциклопедии» и посвящал Д’Аламбера в свои смелые и широкие планы.
Жизнь ученого не отличается таким внешним разнообразием, как жизнь общественного деятеля, или, вернее, она кажется однообразною людям, не знакомым с теми радостями и печалями, с которыми сопряжена наука. В сущности жизнь ученого имеет большое сходство с жизнью полководца: приходится одолевать всякого рода препятствия – это те же враги, и для борьбы с ними также требуется страшное напряжение сил. Но все же следить шаг за шагом за деятельностью ученого, даже такого многостороннего, каким был Д’Аламбер, утомительно для весьма многих; поэтому мы оставим Д’Аламбера на пороге жизни, погруженного в вопросы астрономии и механики, решение которых дало ему бессмертную славу. Мы остановимся только на главных моментах его жизни и постараемся рассмотреть этого замечательного человека со всех сторон. Мы раскроем перед читателем его частную и личную жизнь, которая представляет много своеобразного и выдает его чрезвычайно восприимчивую душу, и затем уже перейдем к выяснению его участия в создании «Энциклопедии» XVIII века, имевшей глубокое влияние на нашу цивилизацию. «Введение к Энциклопедии», написанное Д’Аламбером, было, как мы увидим, большим событием и для самого ученого, оно привлекло к нему внимание публики, нарушило уединение математика и вывело его на философско-литературную арену.
От частной жизни мы перейдем к рассмотрению той деятельности Д’Аламбера, которую можно назвать общественной; он был членом двух академий – Академии наук и Французской Академии; в последней он занимал должность постоянного секретаря. Красноречие и многосторонность Д’Аламбера делали его душою обоих этих учреждений; ему то и дело приходилось говорить похвальные речи, в которых он высказывал свои взгляды на жизнь, на различные науки, на поэзию, историю и так далее. Д'Аламбер никогда не занимался преподаванием, и современники только в академии имели удовольствие слышать его живое слово. Благодаря той же деятельности делалось известным его отношение к современным ему ученым и писателям. С годами он, конечно, приобрел большое влияние в обеих академиях и мог употребить его и употреблял на защиту талантов и трудолюбия. В последнем случае Д’Аламбер часто пользовался своею дружбою с Фридрихом Великим. Отношения Д’Аламбера с его высокими покровителями – с королем прусским и Екатериной II – так много говорят в пользу его личности и выставляют в таком блистательном и ярком свете его особенности, что мы посвятили им особую главу. Рассматривая со всех сторон личность Д’Аламбера, мы стремимся указать главный характер его научной и философско-литературной деятельности; мы увидим, что в математике и астрономии он является глубоким философом, в философии – человеком науки, в литературе – энциклопедистом в полном смысле этого слова; и везде – гениальным, но простым человеком, в котором нет ничего искусственного. Мы предпошлем оценке личности Д’Аламбера его портрет, набросанный им самим.