Зеркало сновидений - Страница 17

Вот именно это меня и пугало. Когда Гипнос впервые предупредил меня, что я являюсь носителем смерти в обличье Танатоса, я отмахнулся от его предостережений. Я был уверен, что смогу совладать с любой опасностью и уберечь от неё как себя, так и моих друзей. До сегодняшней ночи так оно и было; однако я успел убедиться в том, что Танатос обладает слишком сильным даром убеждения.

Более того, если признаться честно, мне не так уж страшно было нести кошмары Танатоса в сны Бенни и Магды — не говоря уже о Мэтте. Но сейчас, когда свои двери передо мной откроет беззащитное сознание Вивиан… Что сможет оправдать меня, если я позволю тьме ворваться и в него?

Но тьма может оказаться единственным, что позволит мне достичь цели. Раньше я боролся с ней, как отчаянный пловец — с волнами, как затерявшаяся в небе птица — с ветром. Но в одиночку не одолеть стихии, и Танатос, смеясь над моими жалкими попытками сопротивления, вёл меня, куда хотел. Так почему же не оседлать волну, не взнуздать ветер, чтобы они сами несли меня вперёд — пусть и не тем путём, который я представлял себе вначале? Если даже волна превратится в цунами, а ветер — в торнадо, что мне до этого? Всё разрушение останется далеко внизу, под моими ногами, и мне незачем будет оглядываться назад. Незачем будет отрывать взгляд от прозрачных серых глаз.

Сон наступил на меня огромной лапой, втоптал в мягкость кровати, выдавил последние остатки осознания реальности. Момент истины наступает, хочу я того или нет; какой же мне сделать выбор? Кому из двух братьев я доверю вести себя?..

— Гипнос… — чуть слышно произнёс я. Или это произнесла осторожность? А может быть, память о прошедших днях, когда я позволял серому хозяину снов определять мой путь за меня?..

Но ответа не было. Выбора, таким образом, не оставалось тоже.

— Танатос! — само это имя заставило мой голос звенеть металлом уверенности. Что же, если сумерки больше не хотят помогать мне — пусть придёт тьма…

— Я здесь, — довольно шепчет знакомый голос, и на мои плечи ложится чёрный плащ с глубоким капюшоном.

Я не удивляюсь, когда пустота безвременья между сном и явью постепенно наполняется ярким светом. Всё довольно предсказуемо; как день сменяет ночь, чернота сна Мэтта сменяется сиянием мира Вивиан.

Первое, что я вижу — это небо. Но в нём нет холодной белизны, как во сне Магды. Оно даже не голубое, а ослепительно синее; его цвет ровно настолько насыщен, чтобы не казаться неестественным. По нему медленно движутся облака: они огромные, каких я никогда раньше не видел — но всё равно они не закрывают небо, достаточно широкое, чтобы вместить всё. А оттуда, где небо заканчивается идеально ровной линией горизонта, из невероятной дали тянется степь. Лёгкий ветер колышет траву — высокую, мне по пояс — заставляя меня ощущать себя в безбрежном море. Но здесь нет места одиночеству, поскольку всё насквозь пронизано жизнью. Сквозь стебли травы тут и там проглядывают цветы самых разнообразных оттенков: я не знаю и сотой доли из них. В этом бескрайнем цветнике, созданном самой природой, не найти двух похожих видов — но при этом всем им присуща трогательная простота. Даже серый ковыль кажется умилительно-пушистым, создавая прекрасный фон для россыпи разноцветных искр. Но всё это не бросается в глаза, поскольку служит лишь обрамлением для… дороги.

Она выбегает прямо у меня из-под ног, уводя в неизвестность. Камни, которыми она вымощена, уложены так плотно, что между ними остаются лишь едва заметные трещинки. Кому оказалась под силу подобная работа — создать столь прекрасную дорогу? Да ещё притом, что она, как может показаться, тянется через весь мир? Однако что-то подсказывает, что она — не единственная в этой степи, что сотни её близняшек готовы протянуться от тебя до чудесных, невиданных мест. И любая из них такая же широкая и удобная, и каждая только и ждёт, чтобы ты выбрал именно её — ждёт с таким же нетерпением, как сельская девушка на танцах жаждет решения приглянувшегося ей парня. Но не стоит этому удивляться, ведь дорога — основа этого мира, созданного странствующей певицей, а путь здесь — не средство, а цель.

Я делаю первые несколько шагов, и в скрипе собственных подошв мне слышится довольный голос дороги; ей уже начало казаться, что я слишком долго задержался на одном месте — хотя я и простоял-то от силы пару минут. Да, я уже иду — но куда? Степь простирается везде, насколько хватает взгляда, и чтобы пересечь её, нужен не один день. У меня же в запасе — как ни сложно об этом вспомнить — всего одна ночь.

Я смотрю направо, собираюсь посмотреть налево… но не успеваю. За ту долю секунды, пока я поворачивал голову, в нескольких метрах от меня в воздухе успело соткаться странное видение. Оно похоже на мираж — так же висит над землёй, слегка подрагивая в прогретом воздухе, и так же выделяется из окружающего пейзажа. Но в нём нет предательской обманчивости, оно не кажется призрачным. Неведомым образом я ощущаю, что если пройду пару десятков шагов, то проникну в это видение — и смогу остаться в нём столько, сколько пожелаю. А затем тонкая завеса вновь отдёрнется, выводя меня ещё на одну гладкую дорогу среди ромашек и полыни.

Я напрягаю глаза: что же предлагает открывшийся передо мной путь? Пара шагов вперёд — и моему неверящему взгляду предстаёт городская улица, зажатая между домами с зеркальными стёклами. По ней не спеша идёт человек: это не я, но у него моё лицо.

— Ну, это я уже видел, — непроизвольно вырывается у меня.

Я отступаю назад и отворачиваюсь — и там, где только что маленькими белыми звёздочками цвёл колючий куст, из моей дороги вытекает новая, столь же ровная и утоптанная. На ней меня уже поджидает новое окно в другой мир: там, в чернильной мгле арабской ночи, из песка поднимаются жёлтые башни с куполами, увенчанными полумесяцами. Там правит загадочная жрица, ждущая своего короля — и её выбор может пасть на каждого, кто войдёт в ворота храма…

Но и этот путь не для меня. Я не ищу возвращения к прошлому, сколько бы ошибок я в нём не наделал. Поэтому я шагаю прямо в ковыль и под шелест травы иду напрямик, не обращая внимания на новые дороги, пытающиеся юркнуть мне под ноги. Я не хочу ещё раз попытаться спасти юную девушку от волка-оборотня, меня не привлекает крыша, откуда можно шагнуть прямо в небо, не соблазняет беспечной вседозволенностью ночной город. И воздушные картины гаснут одна за другой, пока, наконец, одна из дорог не ловит меня на свою серую ладонь. Я не вижу её конца — только горизонт и небо; но всё равно ощущаю, что искал именно её.

Я иду вперёд, в пустоту — и вижу, как облако над дорогой медленно опускается к земле, чтобы зависнуть над ней в десятке метров. Из облака вырастают зубчатые стены, шпили с флагами… Я понимаю, что едва ли не первым из всех людей вижу самый настоящий воздушный замок.

— Хватит этих игр, — ворчу я, обращаясь непонятно к кому.

В самом деле, хватит. Я пришёл в этот сон с одной-единственной целью, и ничто другое не сможет отвлечь меня от неё. Напрасно облачный замок сверкает первозданной чистотой, которую позволяют себе хранить в душе только неисправимые романтики, напрасно он манит меня заглянуть в собственную мечту, которую кто-то услужливо воплотил за меня. Кто бы ни ждал меня за стёклами из солнечного света — это будет не та, которую я ищу…

И воздушный замок опускается на землю, принимая очертания более земные и грубые, но зато источающие надёжность и добротность. И теперь невдалеке от меня прямо у дороги стоит небольшой, но очень уютный трактир.

Туда я и направляюсь.

Но ещё до того, как передо мной распахивается дощатая дверь, пропахшая дымом и копчёным салом, я слышу доносящиеся из-за неё звуки струн… и голос.