Зеркало сновидений - Страница 15
Во сне Эл одновременно появились Вивиан и ледяной дракон.
Во сне Бенни Вивиан не было — и не было чудовищ, кроме нас.
Во сне Магды ливень смыл с небес всех, кроме Вивиан.
Оставался последний сон, сон Мэтта. Что он принесёт? Подтвердит ли мою догадку? Узнаю ли я, кто за кем гоняется — смерть за мной или я за смертью?
Ответы мне даст только следующая ночь.
Лёжа в постели, я не стал долго размышлять. Я знал, что если позволю себе задуматься, то не усну вообще.
Темнота, одна лишь темнота кругом. Очевидно, тьма со светом решили по очереди заполнять те островки между сном и реальностью, в которых я оказываюсь перед началом нового путешествия. Я оглядываюсь вокруг: где же Гипнос? Последнее время он являлся ко мне с завидным постоянством, однако теперь, по-видимому, решил на меня обидеться. Что ж, это не из тех вещей, которые мне было бы сложно пережить.
Что очень кстати, поскольку таких вещей вокруг меня становится всё больше.
Из темноты постепенно вылепляются очертания многоэтажных домов. Они во многом похожи на те, что я видел во сне Магды — но не до конца. Я далеко не сразу улавливаю различие: оно — в восприятии. Одни и те же прямоугольные стены Магде и Мэтту не кажутся одинаковыми. Если для одной они — душные коробки, то для другого — родные стены, которые помогут в любой ситуации. Да, зеркало сновидений играет даже образом города… Как же оно отразит меня?
Мир вокруг за несколько секунд уже успел проявиться полностью. Мэтт не стал утруждать себя сотворением чего-то нового: здесь, в отличие от фантастических декораций снов Эл или Бенни, каждый камень, каждый кирпич имеет своего двойника в реальности. Я прекрасно узнаю улицу, на которой стою; правда, обычно она выглядит более оживлённой. Наверное, я просто не бывал здесь (там?) в столь поздний час. Даже фонари уже почти погасли, излучая лишь тусклый свет, чтобы заплутавшие в ночи могли найти дорогу домой.
Но до моего дома не дойти: вряд ли он мог присниться Мэтту. Я совершенно один в чужом, враждебном мире, случайный гость, ещё более слабый и ничтожный, чем на площади великанов.
Таким я и отражаюсь в зеркальном стекле магазина напротив.
Конечно, можно утешать себя тем, что это — лишь тот, кто снится. Слабое утешение, но всё же лучше, чем никакое. Или не лучше?..
Я слышу вдалеке нарастающий рокочущий шум. Несложно догадаться о его источнике: этот шум прекрасно известен любому, кто живёт рядом с дорогой. Он похож на рёв доисторического зверя, несущегося на вас, чтобы разорвать и сожрать — причём топот его лап отдаётся во всём вашем теле. И в тот самый момент, когда ваш ужас достигает апогея, когда вы понимаете, что сейчас будете растоптаны и растерзаны — с воющим хохотом зверь проносится мимо, а вы с трудом переводите дыхание, чтобы в очередной раз проклясть бешеных байкеров с их мотоциклами.
Ну-ка, угадайте с трёх раз, кто сюда едет?
Вслед за звуком появляется свет — столь же резкий и дерзкий. Он с размаху бьёт по моим глазам, и я едва успеваю проморгаться, чтобы увидеть летящую мимо адскую машину — и её всадника.
Нет, это не чудовище, не волк-оборотень, а обычный человек. От него не исходит ни надменная злоба, как от арабского полководца, ни очарование отваги, как от беспечного ангела. Это лишь мой знакомый Мэтт, знакомая проклёпанная кожаная куртка и знакомая грива волос, развевающаяся по ветру.
И знакомая девушка за его спиной.
Нет, Магда, не для тебя предназначено место на вытертом сиденье мотоцикла. Только в твоих грёзах тебе позволено летать рядом с красавцем Мэттом; сам же он выбрал себе другую спутницу. Надеюсь, лабиринты сна не приведут тебя сюда, и тебе не придётся стоять на пустынной улице, провожая растерянным взглядом своего романтического героя.
Так, как я сейчас провожаю взглядом Вивиан.
У меня была лишь секунда, чтобы рассмотреть её лицо в неверном свете фонарей, так что теперь можно лишь гадать: действительно ли на нём было счастье, или мне просто показалось? А если было, то кому оно принадлежало — ей самой или той, кто снится Мэтту? А если ей самой, то отражением чего стала эта радость — прошлого или будущего?..
Какой прок ломать над этим голову сейчас. Стремительный снаряд на колёсах уже скрылся во тьме, оставив лишь грохочущее эхо. Куда теперь направятся ночные странники — ведомо только Мэтту. Одно ясно наверняка: сюда они больше не вернутся. В городе слишком много дорог, чтобы дважды проехать по одной и той же.
Так что же — моя роль во сне Мэтта уже сыграна? Одинокий, потерянный мальчик на обочине, случайно попавшийся на глаза и не заслуживающий даже того, чтобы мотоцикл притормозил? Да и заметил ли меня герой автострады, или его мысли были заняты лишь девчонкой за спиной? До меня ли ему было, когда требовалось решить важный вопрос — везти ли светловолосую красотку сначала в какой-нибудь ночной притон или сразу к себе домой?
Не пытайтесь ущипнуть меня: едва ли боль будет сильнее, чем от моих собственных ногтей, впившихся в ладони. Впрочем, я едва ощущаю её: все мои чувства подминает под себя холод, лютый холод…
— Эй, тип, закурить есть?
Их трое, и они возникли из пустоты. В реальности я по меньшей мере услышал бы звук их шагов, попытался бы скрыться в какой-нибудь подворотне или просто раствориться в тенях. Но сон Мэтта тремя штрихами нарисовал их прямо передо мной, и бежать больше некуда.
— Не курю, — еле слышно отвечаю я.
— А позвонить? — коренастый и бритоголовый парень даже не скрывает издёвки.
— Извините, парни, — мои побелевшие губы растягиваются в неестественной улыбке, — не звоню…
Один из них разражается кудахтаньем, а другой делает шаг вперёд, одновременно опуская руку в карман.
— Не курит, ни звонит, — бросает он через плечо своим дружкам, — кому он такой нужен? Ну чего, отпинаем его или сразу кончим?
Вы, наверное, уже затаили в душе надежду, что сейчас в тишине снова загремит мотор мотоцикла, и в блеске фар доблестный рыцарь Мэтт соскочит со своего железного коня и бросится на помощь несчастному Джерри. Негодяи будут повержены; спасённый, не умея найти нужных слов благодарности, станет с замиранием сердца трясти сильную руку спасителя; а за всем происходящим с кожаного седла будет с восторгом наблюдать прекрасная дама… Нет, дорогие мои, хозяин этого сна читал другие книжки — если читал вообще. И у него свои способы очаровывать девушек, менее опасные для здоровья. Я один. Один против всех.
И я чувствую, как моё сознание снова покидает меня. Но на этот раз к нему на смену приходит не чужая личность, не навязанная роль, а слепая ярость. Она копилась во мне в течение нескольких ночей, пока я смотрел в души людей, а из них мне в лицо била грязь; пока я играл роли заднего плана, из-за декораций подглядывая за чужим счастьем; пока я понимал, что в каждом из созданных ими миров я — чужой. Я отбрасывал эту ярость в сторону, прятал в тёмных уголках сердца; но теперь её стало слишком много.
Мой взгляд застилает тьма; но эта тьма видит. Видит моими глазами, а я вижу ей.
Тьма за спинами уличной шпаны обретает форму и плоть. Она огромными ладонями сдавливает их тела, прежде чем они успевают хотя бы крикнуть. Я не слышу ни треска, ни хруста; но зато какими-то новыми, только что появившимися у меня органами чувств я ощущаю, как тьма выжимает из этих сволочей жизнь. После этого ладони разжимаются — и они пусты.
А затем тьма сжимается до размеров человеческой тени; она поднимается с асфальта и принимает до боли знакомые мне очертания. Просторный плащ, сотней складок скрывающий фигуру, и глубокий капюшон.
Чёрного цвета.
— Здравствуй, Джерри; рад наконец встретиться с тобой. Меня зовут Танатос.
Танатос… Смерть, наконец, нашла меня.
Он и вправду похож на Гипноса, как брат. Та же пустота вместо лица — но и она другого цвета, если только пустота может иметь цвет. Даже в голосе звучит тот же сарказм, что и у Гипноса во время наших первых встреч. Впрочем, он тоже перекрашен в чёрный…