Зеркало (СИ) - Страница 27
Он хотел поспорить о распределении ролей и не мог, просто физически не мог начать обсуждать это. Не тогда, когда Баки смотрел на него так требовательно и вместе с тем – с жаркой, вынимающей душу нежностью.
Остатки одежды будто испарились, Стив даже не был уверен, что ничего ни на ком не порвал, и когда он прикоснулся к Баки, чуть исхудавшему, горячему, податливому, то просто отключился от всего, что было за пределами их постели.
Стив не мог думать, не хотел ни о чем беспокоиться, он просто отдался тому глубинному, темному, что проснулось в нем, когда Баки призывно развел колени и прошептал: «Не бойся».
Стив боялся только одного: не справиться. Сделать больно, разочаровать, слишком утонуть в тех чувствах, что били в нем через край.
Баки горячо шептал ему что-то на ухо, что-то такое, от чего кровь вскипала в жилах, от чего становилось горячо и сладко. Стив подчинялся, несмотря на условно-ведущую роль, подчинялся Баки, как сотни раз до этого, как всегда. Его мягким приказам, жесткой хватке колен, гортанным стонам, от которых вдоль позвоночника бежала огненная волна, теплой ладони, нежно направляющей, удерживающей на краю.
Пот тек градом, воздух, казалось, раскалился, но Стив видел только глаза Баки, расширенные, темные, как колодцы, ведущие на изнанку мира, чувствовал всем собой его жар, волнами расходящийся от каждого прикосновения, жаркую тесноту его тела, свою беспомощность перед ним. Свою невыносимо острую потребность принадлежать. Быть с ним. Быть ЕГО.
Хотелось говорить «люблю», но горло перехватывало от полноты чувств и ощущений, от вида того, как Баки запрокидывает голову, прикрывает глаза, выгибается навстречу, от гладкости его кожи, от вкуса губ.
Когда Баки стиснул его особенно сильно, выгнулся и направил ладонь Стива вниз, держа взглядом крепче, чем стальным канатом, и сжал в себе почти до боли, Стив будто рухнул с огромной высоты, ломая, разрушая до основания все, что было до Баки, сливаясь с ним в одно.
Первым, что он ощутил, отдышавшись, была тишина. Абсолютная, мирная тишина внутри. Не гудела голова, не ныли затекшие плечи; не ломило подъем стопы от бесконечно длинных каблуков; не зудело под кожей, будто она вот-вот треснет, деформируется, выпуская чудовище. Он не чувствовал ничего, никого, кроме Баки. Кроме его руки у себя на загривке и солоноватого вкуса на языке, в точности повторяющего вкус его кожи, и… нудной, какой-то привычной боли в левом плече. Стив улыбнулся.
- Ты мой, - хрипло поведал он шее Баки.
Тот тихо фыркнул и запустил пальцы ему в волосы.
- Никогда в этом не сомневайся, - ответил. – И даже если я сам усомнюсь…
Стив поднял голову и внимательно посмотрел Баки в глаза.
- Прошлое - прошлому. Ты мой, и больше ничей.
Баки только вздохнул и снова уложил его на себя.
- Твой, - тихо заверил он. – Кому я еще сдался.
***
Тони поспешно хлебнул виски и вернулся в постель. То, что он чувствовал, невозможно было описать хоть сколько-нибудь приличными словами. Материться тоже было лень, даже мысленно, потому что такую степень вытраханности, блаженной пустоты в голове, приятной тяжести в теле он не ощущал вообще никогда, даже во времена бурной юности и многочисленных экспериментов в постели.
Зависть – вот одна из составляющих того коктейля, что он глотнул не по своей воле. Еще тут было сожаление о том, что он так и не нашел того, с кем мог бы вот так отключиться от всего, разделить все, кому смог отдаться без остатка, до самого неприглядного дна. Того, кто понял и принял бы его любым, с многочисленными недостатками, раздутым эго и снобизмом.
То, что чувствовал Роджерс к своему отмороженному сокровищу, не укладывалось ни в какие внутренние рамки, отведенные Тони для таких дел. Такое растворение в другом было выше его понимания, выше его сил, больше, чем он смог бы себе позволить.
- Не завидуй, - почти промурлыкала Наташа, потягиваясь рядом.
- Не говори ерунды, - отмахнулся Тони, уже жалея, что решил разделить радости Кэпа с кем-то еще, а не мужественно пережил их наедине.
- Ты слишком эгоистичен для того, чтобы испытывать что-то хоть отдаленно похожее, - «утешила» Наташа. – Мы оба, впрочем.
Тони не хотелось спорить с ней, а потому он просто лег рядом.
- Если бы у них было наоборот…
- Ну да, - Наташа, усмехнувшись, закинула руки за голову, - так, вроде, мы трахнули Барнса, а вот если бы он нас…
Тони подавил желание закатить глаза – с Романовой это не работало – и перевернулся на живот, рассчитывая подремать хоть немного. Но тут по коже опять побежали горячие змеи, член с предвкушением дернулся, и Тони вздохнул, надеясь, что, все же, отсутствие руки помешает Барнсу. Он не был готов ощутить (пусть и фантомно, довольно смазанно) немаленький член Барнса у себя в заднице.
Баки, видимо, о неготовности Тони ничего не знал, знать не хотел, и отсутствие руки ему не мешало.
***
Два месяца спустя. Вместо эпилога.
Баки по-особому щелкнул пальцами, и на кончике указательного вспыхнул крошечный огонек. Он прикурил от него и жадно затянулся, игнорируя осуждающий взгляд Стива. Когда большая часть воспоминаний вернулась, Баки вдруг понял, что не курил вечность. Стив был против, Старк был против, и даже доктор Чо была против, но прирожденное упрямство Баки Барнса вернулось к нему вместе с пагубной привычкой. Всем пришлось смириться, а Тони (наверное, чтобы позлить Стива) вмонтировал ему в новую руку зажигалку.
- Грузимся, - скомандовал Стив, бросив на Баки укоризненный взгляд. Баки хмыкнул, загасил сигарету и, удобнее перехватив свою «детку» направился к джету, стараясь не опускать взгляд ниже широкой капитанской спины.
Миссия была пустяковой, Стив никогда бы не позволил ему начать с чего-то серьезного, и эта его заботливость изрядно действовала на нервы. Ради несерьезного дела Стив собрал всех, даже Старка, и тот не отказал, одарив, правда, Баки длинным насмешливо-оценивающим взглядом.
Потому что Стива было не переубедить, не перепереть и не переспорить. Он был не просто упрям. В делах, касающихся Баки, он был скалой: ни обойти, ни сдвинуть. Баки не стал спорить, хотя силами Старка и доктора Чо он полностью восстановил функциональность, а силами адвокатов СтаркИндастриз и денег из той самой сумки – честное имя. Насчет честности у него были сомнения, но то, что пронырам Старка удалось выбить ему не только свободу, но и компенсацию за 70 лет плена и пыток, было просто чудом.
Баки уселся напротив Стива и пристроил винтовку между коленями. Полет должен был быть коротким, а миссия – легкой. Он прикрыл глаза, потому что видеть Стива, который буквально два часа тому назад стонал под ним и выглядел таким домашним, таким трогательно-беспомощным, в роли сурового Капитана было выше его сил. Но он обещал себе, что научится: подчиняться беспрекословно, делать, что скажут, молчать, когда не спрашивают, и как можно меньше отсвечивать и выпячивать свое «особое положение». И готов был обещание сдержать.
- Барнс, зона высадки, - по внутренней связи объявил Клинт, и Баки поднялся.
Стив вскинулся за ним, прошел к люку, и, пока тот опускался, сжимал и разжимал кулаки.
- Бак… - начал он.
- Я все помню, сто раз повторил, выучил и даже пересказал, спроси у Романовой.
- Бак, - повторил Стив с той же интонацией, с которой обычно начинал лекцию о вреде курения.
Баки лишь усмехнулся, молниеносно прижался к его губам, на крошечное мгновение, и вышагнул в открытый люк.
Операция оказалась чуть сложнее и длительней, чем предполагалось, и Баки, снимая очередную цель с пыльной крыши, в который раз подивился чутью Стива, его умению мыслить стратегически и перестраивать тактику на ходу. И предусматривать мелочи. И держать в узде своих разномастных чудиков (включая и самого Баки).
Когда низкое серое здание просело внутрь, выбросив облако пыли, как белый флаг, и в наушнике раздался ликующий вопль Старка (как ребенок, ей-богу), Баки закинул винтовку за спину и привычно спрыгнул с крыши на припаркованную внизу машину, радуясь, что Стив этого не видит.