Зеркальные миры. Хранители Эрохо (СИ) - Страница 61

— А я? — неожиданно для самого себя спросил Амари.

— Ты… — Винто окинул его оценивающим, но необидным взглядом. Так Рамель в детстве смотрел на младшего брата, а потом восклицал: «Да, ты же скоро меня перерастешь!». — Еще пока не ветер, но он тебе благоволит. Неужели еще не почувствовал?

Амари сделал слишком большой глоток из фляги и закашлялся.

— А пить все-таки не умеешь, — усмехнулся Винто и от души приложил его по спине кулаком. Кашлять Амари перестал, дышать на некоторое время тоже. — Если хочешь знать, ты признан почти всеми: цену камням заплатил, текущая вода за тебя сама вступилась, духи приняли, а ветер… я о нем уже говорил.

— Погоди, — Амари откашлялся и наконец смог снова говорить. — Ты о чем вообще?

— О Небеса! — Винто вскинул руки над головой, и ветерок мгновенно этим воспользовался, заиграв в рыжих волосах. — Вообще-то легенды своего мира ты должен знать лучше меня, — заметил он, принимая обычное положение. — То, что Эрохо родился из крови Создателя, ты хотя бы помнишь?.. Отлично. Создатель был смертельно ранен и погиб. Неужто тоже в курсе? Кстати, кто ж его знает, сам он… э… истек кровью или создаваемый мир тому поспособствовал.

Перед внутренним взором Амари встала Часовая площадь, кровь на алых камнях — его кровь:

— Значит, те, кого попробовал на вкус Эрохо, обречены?..

— Все умирают, — пожал плечами Винто. — Только смерть вовсе не конец, скорее уж начало. И вообще, с чего ты взял?

— В столице есть место, очень древнее и красивое — белокаменная площадь — там принято драться насмерть.

— Идиоты, — прошипел Винто, — простите Небеса, но это же надо быть такими… дубами, не побоюсь оскорбить достойные деревья.

— Мой соперник умер на Часовой: истек кровью. Не знаю, был ли удар смертелен, но он упал и больше не поднялся, а камни остались все такими же чистыми, как и раньше. Я тоже получил ранение и вполне прочувствовал, какого питать белые камни самому.

— Хватит! — Винто протянул руку и сжал его плечо. — Не поминай к вечеру. С тех пор, как ты был ранен, каждый камушек пищит о том, что твоя жертва принята.

— Но…

— Просто ты не умеешь разговаривать с ними. Научу когда-нибудь. И ты зря тревожишься: ничего страшного с тобою больше не случится. Ты откупился, заплатил за чужую душу собственной кровью. Тебя же отпустили? Значит, все хорошо. Ты сам себя еще не осознал, а миром уже признан! Семь ветров тебе на голову, это же чудесно! — рассмеялся Винто. — Кстати, я не дорассказал. Кровь умирающего Создателя приняли камни, они же преобразовали ее в воду. Душой завладел ветер, а последний удар сердца стал небесным громом и огнем — молнией. Ты еще не выбрал с кем быть: с камнями рядом дрался, кровь омывала тебя в Рейе, будучи Жемчужным морем, молния разрывает герб Кассии с тех пор, как королями стали Рейесы. Ветер же тебя просто любит.

Амари не ответил. Солнце медленно скатывалось к горизонту, впереди меж зелени садов высилась городская стена, а за ней — острые шпили особняка Керво.

***

По дороге от городских ворот Амари свернул в сторону казарм, где располагалось и здание тюрьмы. Керво мог сколь угодно говорить о том, чтобы он сидел в особняке безвылазно, однако люди, чья вина состояла лишь в преданности своему герцогу и отваге, не должны находиться под арестом ни одного лишнего дня.

Гарнизонные солдаты безоговорочно исполняли приказы, люди Керво хмурились и держались отстраненно, но почтение выказывали, зато телохранители радовались, как могли. По приезду в особняк Амари почти не удивился, обнаружив в кабинете не только Винто, но и Керво собственной персоной. Тот специально прошелся по коридорам, а перед слугами, вышедшими его приветствовать, словно между прочим обмолвился, что Амари Рейес не просто его гость, но и ближайший родственник. Потом были тепло натопленный камин, свечи, лучшее южное вино и удивительным образом возникшая в руках Винто моревийская гитара. Он играл, а Керво мурлыкал что-то очень красивое себе под нос. Его голос казался созданным для моревийских песен — приятный бархатный баритон. Амари и не заметил, как вечер сменился ночью, а затем и утром, опомнился лишь, когда слуги принесли легкий завтрак и убрали опустошенные бутылки.

— Знаете, юноша, меня снова тянет с вами откровенничать. Если хотите о чем-то узнать, не медлите, — предложил герцог.

— Я хотел бы спросить очень о многом, — сказал Амари, — но не все должно быть произнесено, если я правильно запомнил ваши же слова.

— А вы не касайтесь тем мироустройства, — посоветовал Керво, — тогда, возможно, и я отвечу.

— Кто спас меня в ночь покушения? Уверен, без вас тогда не обошлось.

Керво тихо рассмеялся.

— Ставлю собственную жизнь против кастоля, вы решили, будто убийцы посланы мной.

— Раньше я полагал именно так, — осторожно согласился Амари.

— А теперь?

— После того, что узнал, шутите?

Керво фыркнул и все же ответил:

— Омеро. Я с самого начала приставил его к вам.

Огненные блики играли на точеном лице, а в золотистых глазах прятались озорные изумрудные искорки.

— А потом вы послали за мной Винто.

— Эй! Меня никто не посылал! — возмутился тот. — Я сам пошлю, кого захочу, потом догоню и снова пошлю, но уже в другом направлении.

— Омеро явно не справлялся со столь неугомонным подопечным, — проигнорировал его Керво и потянулся за очередной непочатой бутылкой: ленивый, вальяжный и в то же время опасный. — А рэй Осадиа умеет быть в нескольких местах одновременно.

— Чего у меня не отнять, так этого, — согласился Винто.

Керво согласно кивнул. Он наполнял свой бокал, ползла вниз искрящая в свете свечей рубиновая жидкость.

— Спасибо, — сказал Амари, чувствуя неловкость. — Покушение — мое личное дело, но я очень благодарен вам за вмешательство.

— Да уж не за что, — рассмеялся Керво. — Только вы могли втянуть в свое личное дело столько народу, — и улыбнулся столь мягко, что Амари ничего не оставалось, как улыбнулся в ответ. Тишину отогнал струнный перебор. Винто нежно обнимал гитару, пальцы ласково и осторожно касались струн. Инструмент дышал и звал, и жил в его руках, мелодия неслась под потолком, плясала в каминном пламени, целовала огоньки свечей, тянулась бесконечным винным послевкусием. И обрывалась, заставляя сердце сбиваться с ритма. Винто остановился через мгновение или вечность, мечтательно улыбаясь.

— Зайди, — вдруг сказал Керво. Амари мог поклясться: стука или окрика слышно не было, то ли герцог почувствовал чужое присутствие под дверью, то ли слуга умел мысленно общаться с ним. Карлос немедленно вошел и протянул запечатанный пакет со словами:

— Просили передать вам, сударь… принц Амари.

— А ведь какое приятное утро было, — вздохнул Винто и отставил гитару.

Амари вскрыл послание и пробежал по нему взглядом, затем еще и еще раз. Он никак не мог понять смысла: аккуратные литеры никак не желали складываться в слова. В результате он просто смял и бросил в камин ни в чем не повинное письмо. В груди стало холодно от плохого предчувствия. Единственное, что Амари разобрал — подпись Инари.

— Плохие вести? — поинтересовался Керво, нахмурившись.

— Тебе не стоит ехать, — Винто встал и заступил дорогу к двери.

— Даже так? — глядя на него спросил Керво. — Тогда и я не советовал бы, но мешать не стану.

— Веласко… — настороженно начал Винто.

Герцог вскинул бровь, глаза сверкнули опасным изумрудным пламенем, и Амари подумал, что почти уже не удивляется этому. Керво — не совсем человек или даже совсем не человек, но какое это имеет значение теперь, если он сражается против нелюдей и является единственным родичем по крови? Сейчас Амари предпочитал держаться поближе к нему, а не к Винто, которого всегда считал более приятным собеседником. Он встал, сделал несколько шагов, безотрывно глядя в синие пронзительные глаза и в нерешительности остановился.

— Винто, отойди от двери, — спокойно, но настойчиво произнес Керво. — Пусть едет. На этот раз дело действительно личное.