Зеркальные миры. Хранители Эрохо (СИ) - Страница 13

***

Амари запрокинул голову и зябко передернул плечами. На солнце набежала туча, небо хмурилось, а в вышине парил… ворон? Если в Нидосе эти птицы в полтора раза крупнее столичных, то, пожалуй, и ворон. Охранитель (если верить Эри), зверь его задери… Ледяной ветер не унимался; душа застыла от неожиданного одиночества. В неприветливом чужом краю даже люди эскорта казались хорошими знакомыми.

Герцог ехал впереди: не оглядывался, не спрашивал, не выказывал недовольства. Его не интересовало, следовал ли за ним гость, как и наличие собственной охраны. Люди Керво держались в двадцати шагах позади, и из-за них Амари чувствовал себя арестантом, конвоируемым в тюрьму.

— Вы так и собираетесь плестись в хвосте? — зевнув в перчатку, бросил Керво.

— Я не ваш оруженосец, чтобы отставать на полкорпуса или выполнять ваши приказы, — слова вырвались сами, Амари со злостью подумал, что лучше бы промолчал.

Керво натянул повод, ожидая, пока он приблизится. Злат всхрапнул и прижал уши, поравнявшись с вороным жеребцом: тот не нравился ему даже сильнее, чем сам герцог — Амари. Вороной тоже дружественных чувств не испытывал: горячился и змеил шею, косил налитым кровью черным глазом и пофыркивал, Керво жестко одергивал его, не позволяя рысить. Глядя на «обмен любезностями», Амари решил проследить, чтобы в конюшне жеребцов устроили как можно дальше друг от друга.

— Я не собираюсь объясняться, — заметил Керво. — Да вы, по всей видимости, и не поверите словам.

Вроде бы он не сказал ничего особенного, но Амари оскорбился и процедил, изо всех сил стиснув эфес шпаги:

— Почему вы солгали?!

— Солгал? — Керво приподнял бровь и ухмыльнулся. — Выбирали бы вы выражения, а впрочем… что на этот раз вас не устроило, ваше высочество, позвольте спросить?

— Вы отказались принимать моих людей.

— Сожалею, но я и не обязан, — сказал Керво и расхохотался.

Амари опустил взгляд на мостовую и прикусил губу, боясь не сдержаться и все же вызвать нахального герцога. Отец подобного не одобрил бы, а, узнав об очередной дуэли, мог выслать еще дальше Нидоса, пусть большую глушь представить сложно.

— Да, я слегка исказил одно из уложений кодекса Сантаса Восьмого, — наконец признал Керво. — Но неужели вы полагаете, что те, кто собрался на площади, кроме нас с вами и еще двух-трех человек, о них хотя бы слышали? Кодекс принимался для дворян, горожане же станут жить так, как скажу я… или вы. До высшей справедливости им, кстати, тоже нет дела. Справедливость измеряется сытостью желудка и тугостью кошелька, потому ваша эскапада донельзя неуместна.

Выглянувшее из-за тучи солнце закрыла громада особняка. Черное с остроконечными шпилями строение не просто могло сравниться с королевским дворцом, оно его превосходило: и высотой, и размером (или же так казалось на фоне прочих домов Нидоса). Строгость первого уровня, угловатость второго и лихость третьего, обросшего многочисленными башенками, внешними галереями и балкончиками, создавали впечатление чего-то несуразного, но изящного и красивого. Многочисленные флюгера в виде приготовившихся к броску пантер и пикирующих хищных птиц только дополняли впечатление. Высокая кованая ограда и заросший старый сад надежно скрывали обитателей замка от любопытных взглядов случайных прохожих. Излишне большие окна словно насмехались над теми, кто хотел бы подглядеть, что же творится в комнатах.

— Не считайте, будто я преисполнился любви к ближним, принц Амари. Терпеть не могу этой пошлости и не подвержен ей, а услугу оказал скорее Алонцо, нежели вам, — Керво устало провел ладонью по лицу, чем-то неуловимо напомнив его величество. — Упорствуй я в желании довести казнь до конца, вы непременно приплели бы отца.

Амари счел за лучшее не отвечать.

— И создалось бы впечатление, будто король Кассии не доверяет герцогу Нидоса, — продолжил Керво тоном занудного законника. — Впрочем, мы приехали.

Ворота с ощерившимися леопардовыми и птичьими головами бесшумно отворились. В три человеческих роста вышиной! Амари ждал от них хотя бы скрипа. Топот копыт по двору был единственным звуком в царстве черного камня. Встречающие господина слуги стояли молча, будто парисские рабы, только в отличие от несчастных, которых и за людей-то не считали, не опускали голов. Они смотрели прямо, без подобострастия, мнимой покорности и желания услужить, не проявляя ни радости, ни показной чопорности.

Герцог легко спрыгнул на каменные плиты. К нему немедленно подошел известный Амари как глашатай слуга и ухватил повод навострившего уши вороного.

— Со своим серым обращайтесь к Омеро, — кивнул на слугу герцог.

Конюх-глашатай коротко поклонился, протянул руку и взял Злата под уздцы, собираясь вести обоих жеребцов, которые по дороге едва не поубивали друг друга. Амари споро спешился, хотел отобрать повод Злата, но замер в замешательстве. Кони склонили головы и, не косясь друг на друга, безропотно пошли за слугой.

— Идемте, — то ли приказал, то ли позвал Керво. Он пересек двор, бегом поднявшись по ступеням, кивком поприветствовал встречающих, указал на невысокого сурэйца с непримечательным обветренным лицом, бросив так и не удосужившись обернуться: — Карлос, мой новый управляющий, по всем остальным вопросам — к нему.

Амари кивнул, мстительно подумав о том, что герцог этого не увидит: слуга слышал — и достаточно. Говорить с Керво не хотелось, по крайней мере сейчас, хватило отповеди у эшафота и по дороге.

— Вот и хорошо, — Керво резко обернулся и, слегка склонив голову к плечу, смерил Амари насмешливым взглядом. — В таком случае оставляю вас на Карлоса. До вечера, — бросил он, коротко кивнул и исчез в дверях.

Амари не нашелся с ответом: он выбирался из столичного замка нечасто, если только в Рей, однако нигде его так не бросали. Казалось, Керво, как только пересек порог собственного дома, тотчас забыл и об обязанностях хозяина, и о приличиях, и об этикете. От этого стало не по себе (Амари и сам не знал почему: ведь общаться с герцогом-самодуром не хотелось по-прежнему).

— Прошу вас, — решил прервать неуместно затянувшееся молчание Карлос. — Я провожу.

Амари пожал плечами.

— Ну… проводите.

Карлос коротко поклонился и потянулся к дверному кольцу. Мигель называл такие руки «шпионскими». Внешне ничего примечательного — руки как руки, а словно собственной жизнью живут независимо от хозяина, и неясно, чего в следующий момент ждать. Карлос вежливо поинтересуется, не желает ли гость вина, а рука в бокал яд подсыплет (незаметно, конечно же) или за кинжал схватится. Мизинец нового управляющего обнимал серебряный перстень с карнеолом, на золотистом камне скалилась искусно вырезанная голова пантеры или леопарда.

— Скажите, — поинтересовался Амари, — хищники на воротах и на вашем кольце только для красоты или что-то означают?

Ответил Карлос так, словно его спросили о погоде:

— Это дань традиции и памяти.

Он пропустил Амари вперед, прикрыл дверь, обогнал и засеменил впереди, указывая дорогу.

Внутри особняк сохранил величественность и красоту линий. Высота потолков превышала рост Амари вчетверо. Нежный синий и бирюзовый шелк, которым были обиты стены, напоминал то о море, то о сурэйском небе. Длинный ворс устилавших пол ковров скрадывал звуки; впрочем, наверняка и без них слуги и герцог ходили бесшумно.

— Род Керво первым заключил договор с Моревией. Предок нынешнего герцога взял в жены дочь моревийского князя Йаранда. Брак связал правителей обоих государств кровными узами. Этому родству Кассия обязана благополучием в водах Жемчужного моря. Он…

— Вообще-то семейство Рейес также в родстве с моревийскими князьями, — заметил Амари и поморщился. Зачем он влез? Спорить со слугой недостойно его положения, да и какое ему вообще дело до того, что управляющий решил рассказать о своем господине?

От чужеземных предков нынешний герцог, похоже, унаследовал не только необычную внешность, но и любовь к роскоши. Мелочи, которыми он себя окружал, кричали о богатстве и знатности, но как бы Амари ни хотел, упрекнуть Керво в плохом вкусе не получалось. Каждая вещь лежала на своем месте, дополняя, а не разрушая единый образ.