Зеница рока (СИ) - Страница 41

— Кто примется? О чем это вы?

— О! Аллах Всемогущий! Дай мне силы выдержать речи этого осла! Пробить стену его глупости! — Перс завопил, наблюдая за реакцией Георгия: — Караул! Убивают!

Грек огляделся по сторонам — в переулке никого кроме гостей не было, и возмутился:

— Чего орете? Кто убивает? Кого убивают?

— Тебя, дурак ты припудренный! Если будешь стоять здесь баран бараном, да глаза таращить, придут слуги шейха сиратинцев и зарежут!

— Меня? Я-то тут причем? И шейх причем? Ведь их сколько лет как… Или есть?

— Есть, — прокричал гость. — И они чуть не убили вашего друга, Назара.

После этих слов греку ничего не надо было объяснять. Он пошел за гостями в тень соседнего дома, сел на ковер и скоро прибыл в комнату, где на кровати лежал мольфар. Тут же на полу, облокотившись на стену, сидели два полуголых индуса, старуха, держащая на руках девочку лет семи-восьми. Георгию объяснили, что Назара попросили сопроводить Гульнару — так звали ребенка — и только он заступил на службу, как на него и на Искандер-ата — «парчовый куль» назвался этим именем — напали сиратинцы. Это произошло полчаса назад. Сейчас они находились в доме слуг посла правителя Индии.

Георгий слушал перса и мрачнел с каждым словом. Пусть угроза, о которой говорил Искандер-ата, ему лично пока не грозила, но не ровен час, выследят Гульнару…

«О, Господи», — мысленно простонал купец: «Что здесь делает дочка самого Махмуд-бега?». И как он очутился в компании, притягивающей неприятности. Надо помочь им и, выходит, себе. Купец подошел к Назару, нагнулся — горец лежал на животе, бледный, лоб усыпан бисеринками пота, на спине разорванная рубаха и в прорехе был виден багровый с почерневшими краями страшный рубец.

Спросил:

— Что надо делать?

Мольфар морщась, привстал на руках.

— Надо исчезнуть. Туда, куда и сами не знаем. «Афродита» готова выйти в море?

— Конечно! Но только я ведь не успел товар сбыть, даже не разгрузился!

— И я о том же. Море большое, где-нибудь ещё порт найдем. Давай, пока у меня силы есть. Под водой пройдем.

— Под водой? В таком состоянии? — купец покосился на кровоточащую рану, и ему чуть не стало плохо.

— Давай. Через час будет поздно. Мы не знаем, сколько их и где они. Если опоздаем, убьют всех, и я не смогу спасти девочку. А я обещал.

Грек распорядился доставить новых знакомых на «Афродиту». Ковер перенес на корабль купца, Назара, «парчовый шар», девочку с нянькой, и даже стариков, изъявивших желание сопровождать своего хозяина. Оказавшись на корабле, купец приказал отшвартоваться. Заперев гостей в одной из кают, Георгий и Назар поднялись на верхнюю палубу. Мольфара моряки несли на двух досках. Когда корабль вышел на середину Золотого Рога, горец приказал приблизить его к главной мачте. Обняв её, он читал заклинание, а в это время команда закрылась в трюме.

Так «Афродита» очутилась посреди моря, неизвестно где. Назар должен был привести корабль в Бело Озеро возле своей деревни, но или сил не хватило, или заклинание было прочтено не достаточно ясно, вот и сыграли в орлянку. Теперь остается разве что молиться. А что ещё делать? Георгий горько вздохнул: в трюмах товар как лежал, так и лежит. Так всё хорошо начиналось! Вышел из порта вместе с проводником, перенесся в Карпаты, оттуда в Царьград, и кто мог подумать, что придется драпать этой же ночью? А дело? Кто будет делать дело? Для чего он рожден? Для торговли. А её — то и нет. Одно хорошо — не кушанья везет. Воск — что ему будет? Мёд… что мёд? Засахарится, и всё. Меха? Да вроде лишай-травой пересыпаны добро, никакая летучая и ползучая гадость не попортит.

Вдруг купца кто-то дернул за сюртук. Георгий повернулся…

Вот так счастье! Перед ним стояла девочка, та самая, к которой был приставлен русин. Маленькая, в цветастом платьице, в шароварах и матерчатых туфельках. Личико круглое, гладенькое, с полненькими щечками, обрамленными водопадом тонких, разлетающихся из-под тюбетейки косичек. Глаза, как маслины черны, блестят, смотрят внимательно, губки сжаты.

— Вы кто? — сказала и улыбнулась ласково.

Грек удивился — девочка говорила на чистейшем русском, только добавляла легкую восточную певучесть.

— Я, — купец. Имя моё, — Георгий. А вас как зовут, принцесса?

— Я, — Гульнара.

Грек не знал, что и думать, как себя вести — детей у него не было, всё собирался жениться, да с такой кочевой жизнью разве найдешь супругу?

— А откуда вы знаете русский язык, принцесса Гульнара?

— Няня Варвара учила. Ей грустно у нас живется, по землице своей муромской скучает, вот и отводит душеньку. Сказки, былины, о народе своем перед сном вспоминает. Про девок, да про молодцов-удальцов сказывает, про Илью Муромца — волота, про волхвов-чудотворцев, про святых праведников. И страшилки знаю, про Мамону — зверя, птицу вешницу-сороку, что детей ворует; смешинки помню, как волосатка с домовым свадьбу гуляла…

— Вот так чудо чудное — османка, а почти русская! Эх, ты стрекоза черноокая. Где только не был — всю жизнь по местам русским, да литовским торгую, а такой не встречал!

— А я не османка. Тятя мой, правитель Махмуд-бег, сказывал, что мы чужеземцы в Истамбуле. Наша родина далеко. Возле Самарканда. Мы из рода великих воинов. Я когда вырасту, тоже буду воевать. Возьму самую большую саблю и пойду на Тугарина — змея, покажу, как землицу нашу топтати!

Георгий вмиг позабыл о горестных мыслях — так расхохотался, что испугал сидящую на рее чайку.

— Ой, мамочки, землю нашу топтати! Услышал бы твой отец, по головке не погладил. Ну и сказка: дочь правителя кудесников Востока, а говорит, как княжна московская.

И снова закинул голову, захохотал. Вдруг смех начал стихать… Сначала грек не обратил внимания на чайку, но, увидев, как она полетела в сторону клубившейся на горизонте тучи, замер, задумался. Даже топот ног сзади, не заставил его обернуться — грек внимательно следил за полетом птицы.

— Гульнара! Вот ты где! — раздалось за спиной купца. — Фух, напугала. Целую ночь не спал, глаз не сомкнул, а под утро прикачало.

— А что мне сделается? Я через вас, уважаемый Искандер-ата, переступила и пошла море смотреть. Тут вон, как красиво. Я в море никогда не была. На корабле не плавала. И на ковре не плавала.

Георгий повернулся и не смог скрыть улыбки — очень уж нелепо на палубе смотрелся разодетый в богатые ткани, да усыпанный драгоценностями индийский посол. Искандер-ата смотрел на стоящую перед ним девочку, часто-часто моргая.

— На коврах не плавают, а летают.

Как только что, девочка разговаривала с Георгием, с такой же интонацией она стала говорить по-турецки:

— Я много знаю. Многое помню. Как вы меня берегли от плохих людей, как огнем кидались, стены рушили, как мы летали. Помню ваше имя, имя охранника, что стену сломал, помню. У меня хорошая память.

Искандер-ата поник плечами, вздохнул и словно самому себе сказал:

— Память — главное оружие для мастерицы летучих ковров. Да…

Не так он представлял знакомство с принцессой Индии, не такими словами хотел приветствовать свою воспитанницу — будущую жену принца Улугбека. А потом подумал — вот хитрюга! Все слышит, да не просто так, все запоминает. И сейчас ничему не удивляется. Смелая! Молодец какая…

Настроение у посла улучшилось.

— Да, я твой новый дядюшка и зовут меня, — Искандер-ата.

— Как Двурогого?

— У нас Александра Македонского именуют иначе — Зу-л-Карнайн, но в моём роду были воины, ходившие с ним в походы воевать Индию. Теперь эта чудесная страна принадлежит моему родственнику — великому Захир-ад-дину Мухаммед Бабуру, поэту, воину, которому покорились бесчисленные земли от Каспия, до южного океана и благодаря воле Всевидящего Аллаха вы, прекрасная Гульнара Камар, станете женой сына Великого Могола. Вас, о, звездоподобная, ждет жених — принц, наследник рода Бабуров — Улугбек. Однако перед свадьбой я обязан вас подготовить, обучить всяким наукам.

— Каким? — спросила девочка.