Земля обетованная - Страница 25

Мне ничего не оставалось делать, кроме как сидеть и ждать, пока она не проснется сама. Нести ее я не мог. Она была одного со мной роста и почти столько же весила. А будить ее и заставлять идти дальше я тоже не хотел.

У нас было немного продуктов и воды в багаже, который я взял с собой в напрасной попытке найти Данеля. Но больше одного-двух дней нам на этом не продержаться. Может быть, Мерседа сможет жить продуктами джунглей если она в них разбирается — но в моем случае это было бы трудно. Случайный выбор питания опасен. Конечно, люди Чао Фрии могли переносить часть ее растений, но это делало случайный выбор только опаснее. Если одно является подходящим, то другое определенно ядовито.

— Ты прожил два года на могиле Лапторна, напомнил мне ветер.

Там было еще немного питательной пасты, которой я мог поддерживать себя, возразил я. И медикаменты тоже были. И все равно я постоянно болел. Это было долгое, суровое время, пока я не перепробовал скудную растительность, что росла на черных скалах. Здесь я не могу себе позволить заболеть.

Я мрачно поднял глаза на пурпурную крышу из листьев. Я пытался оценить размеры гигантских деревьев и их ветвей. Мы, должно быть, находились на довольно крутом склоне, но лес поднимался вместе с почвой. В просвечивающей крыше невозможно было найти ни одного разрыва. Вероятно, весь холм был заросшим.

Припочвенная растительность на склоне была неравномерной, как упоминал Макс, когда говорил о горе, где могут находиться дикие анакаона. Мне не верилось, что это была именно эта гора. Мы ушли недостаточно далеко, да и бежали не в том направлении. Некоторое время я потратил на то, чтобы определить направление, которое могло бы привести нас вверх из нашего теперешнего выгодного места стоянки в обход самых густых зарослей. Потом я опять сдался. Извилистая тропа была бы слишком длинной. Лучше топать прямо через грибы и слабые стебли. Они были такими трухлявыми, что их сопротивление нашему проникновению было бы не более, чем просто жестом.

Ожидание казалось мне очень утомительным. Серьезное положение, казалось, запрещало беседу с ветром. Очевидно, нам оставалось только одно, а именно попытка выбраться из леса, и так же очевидно, что мы не могли сделать это без энергичной помощи. А кто мог нам помочь, если не дикие анакаона? Вопрос, что мы должны делать, становился, следовательно, вопросом, как нам найти диких анакаона. Я не имел представления. Может, Мерседа знала, но, вероятнее всего, не знала тоже. Самая большая наша надежда была на то, что лесные жители обнаружат кого-нибудь из нашей группы, а потом начнут разыскивать остальных. Во всяком случае, у меня не было причин сомневаться в их готовности помочь. Если женщина и девочка были у них, то мы, возможно, должны скорее полагаться на то, что найдут они нас, а не мы их. Это была, собственно, комическая ситуация, но несмотря на все то время, когда я пытался научиться понимать анакаона, я все еще не знал, как они поведут себя, и особенно невероятной эта возможность мне не казалась.

Время шло, и мои мрачные размышления о нашем положении в общем вытеснились заботой о состоянии Мерседы.

Неужели она будет без сознания весь день? Неужели нам придется еще одну ночь провести на этом корне дерева?

— Ты можешь остаться с ней или бросить ее, мрачно сказал ветер. Но если ты пойдешь, то сам не знаешь, куда.

Я думал о том, как мне подать какой-нибудь сигнал.

— Только дураки разжигают в лесу огонь, гласил единственный вклад ветра с мои размышления.

Он не хуже меня знал, что совсем не в моем характере сидеть и ничего не делать. Поэтому так повредили мне те два года, что я сидел на могиле Лапторна. Мое собственное «я» в это время спало, и даже когда Аксель Сиран и его сорок разбойников заметили мой аварийный сигнал, за который приняли "Потерянную Звезду", и спасли меня, ему тяжело было проснуться снова. В известном смысле я и сейчас еще не в полной мере был самим собой. Иногда у меня возникало неопределенное чувство пустоты. Во всяком случае, это было далеко не так плохо, как то, что я выдержал во время пустых дней на черной скале или сразу после того в мучительные, человеконенавистнические времена на Земле.

— Это будет не слишком долго, пообещал ветер. Если она придет в сознание не настолько быстро, чтобы смочь поесть и попить, она умрет. И тогда тебе придется идти одному.

Правильная, но безрадостная мысль. Я не мог больше ничего сделать для Мерседы, кроме как пытаться время от времени вливать ей немного воды. И я это делал.

Чтобы укоротить муки ожидания, я, наконец, уснул.

Я проснулся ранним вечером. Какую-то секунду я не знал, что меня разбудило. Потом в моем сознании забрезжило, что это был звук. И я все еще его слышал. Он был совсем слабым, но не было никакого сомнения в том, что это было.

Это была Панова флейта Майкла. Никакая музыка на свете не звучала бы приятней для моих ушей. Она означала новую надежду. Если Майкл был настолько близко, что я мог его слышать, то он был и достаточно близко, чтобы я смог его найти. И если ему достаточно хорошо, чтобы он мог играть, то ему достаточно хорошо, чтобы он мог думать. И его мыслительная работа давала нам намного лучший шанс выбраться из дерьма, чем моя.

Я встал и заорал, что было сил. От внезапного движения я даже потерял было равновесие, поэтому окончание его имени превратилось в хрип. Но я крикнул снова, вслушиваясь в зхо, отражавшееся от стволов деревьев. Я знаю, как можно ошибиться в расстоянии и направлении, когда в лесу пытаешься следовать зову. Итак, я кричал каждые пять секунд: — Майкл! — и в промежутках между криками слушал музыку флейты Пана.

Невыносимо долго (по крайней мере, минуты две) музыка нисколько не становилась громче, а потом она вообще стихла. Я счел это признаком, что мои крики возымели успех, нарушили сосредоточенность Майкла, и что он сейчас откликнется. Я закричал опять и сделал все возможное, чтобы выдержать постоянную громкость.

Вокруг нас темнело, и во мне поднимался страх, что он не сумеет найти нас в темноте. Конечно, это был неразумный страх, но он заставил меня встать на колени и пошарить в багаже мой карманный фонарик. Потом я начал водить лучом по широкой дуге, чтобы он мог пройти между стволами деревьев. Конечно, это не было очень уж полезным мероприятием — менее, чем через сорок метров деревья все равно перекрывали свет.

Но мой рев выполнил свою задачу. Майкл, наконец, появился. Он двигался медленно, как пьяный. Пальцы его двигались вверх-вниз по трубке флейты, хотя он и не подносил инструмент к губам. Глаза его были большими и невидящими, но это, вероятно, было оптическим обманом. Он, как автомат, подходил все ближе ко мне.

Он не мог меня видеть. Как и Мерседа, он был слеп.

Я перестал кричать. Эхо смолкло.

Майкл запнулся, постоял, ожидая нового моего зова, который мог бы его направлять.

— Майкл, — сказал я как можно спокойнее, — мы здесь. На корне. Вы можете различать свет?

Он услышал меня, и его лицо немного просветлело, когда он понял, что нашел меня. Пальцы его задвигались медленнее. Видимо, ему стоило большого напряжения воли заставить их остановиться.

При нем не было никакого багажа. Ни пищи, ни воды.

Он посмотрел вверх, в мою сторону, и вдруг его глаза что-то почувствовали. Он кивнул головой.

— Теперь вы можете меня видеть, — уверенно сказал я.

— Не очень хорошо, — ответил он. — Но видеть могу.

— Мерседа слепа, — сообщил я ему. — Она уже целый день без сознания. Мы убегали от магн-странников.

— Я знаю, — ответил он.

— Вы видели остальных? Эву? Линду?

— Я был вместе с Эвой. Но я потерял ее.

— Она не ранена?

— Нет. У вас есть что-нибудь поесть?

— Немного. Но я не знаю, что вам можно есть. Вы можете есть нашу пищу?

— Мне кажется, да. Воду мы можем достать из реки.

— Из реки?

— Она совсем близко. Я был там, когда услышал ваш крик. Вы дадите мне что-нибудь поесть? А потом мы отнесем Мерседу к реке.