Земля без надежды - Страница 3

Жена встретила сообщением:

– У Витька дочь. Два раза прибегал звонить. Но, мне кажется, не в роддом.

– Кажется – крестись! – у Витьки слава ходока, но я не собираюсь обсуждать чужие дела.

– Мне-то что? А вечером пролетел разряженный, как петух.

– Сплетничать нехорошо!

– Я только тебе.

– Пойдем-ка раков выбирать.

– Ты начинай, а я сбегаю на базар, сварю щи, приберусь, накормлю детей, курам дам…

Все ясно: сам наловил, сам расхлебывай. Уселся в тени гаража и приступил к нудной работе на целый день. Очень успокаивает нервы. Только и развлекся, когда перед обедом зашел покурить Витек, не протрезвевший, с фиолетовым синяком под глазом:

– Колян, чуть не влип. Сели, как порядочные. Подруга, ее брат и еще подруга. Думаю, пара на пару, нормалек. А он – козел голубой. Стыдуха. Я в морду и бежать, а девки, оказывается за него. Клиентов для пидара подбирают. Еле отбился.

– Честь сберег, значит?

На выборку и реализацию раков ушло двое суток. От души ели сами, раздавали и продавали по бросовым ценам. Витьку отсыпали ведро. Тем не менее, заработали больше ста рублей.

Раки здорово ошиблись, решив заняться любовью в моих сетях.

Завтра День Рождения жены. За многолетнюю историю совместных семейных кошмаров и выкрутас мы умудрились отметить эту дату лишь единожды, в самом начале пути. Не будем отмечать и завтра: мои последние рыбалки оказались столь доходными, что едва удалось наскрести денег на бензин, поэтому сегодня необходимо поймать побольше, если в праздник не хотим остаться даже без хлеба.

Веселая жизнь! Свояк сегодня рассказал про соседа, который всю весну питался только вишневыми ветками и самогоном, ежели наливали. Как не поверить? На работу не берут, продавать нечего, побираться стыдно. В страну потоком идут беженцы, а население убывает в год на миллион. Мрут, в основном, сорокалетние, самый рабочий возраст.

У Игоря начался отпуск. Человек он традиционный: считает, что хорошо отдыхать – это потихоньку выпивать весь день дома, вечером плотно наклюкаться на рыбалке, утром опохмелиться, перебирая сети и т. д. При его утренней «зарядке» я присутствовал, и мы договорились посетить Усовку – крупное село, километрах в тридцати от райцентра.

Вокруг села лес – уникальное явление для нашей степной полосы, есть речка. Рыба в ней крупнее и разнообразнее: меньше отлавливается. Хвойный лес, поскольку природный нонсенс, является заказником, иными словами, охотничьей вотчиной для местного и областного начальства. Мы без ружей, и для охоты не сезон, возможно, нас не турнут.

Весь тридцативерстный путь Игорек проспал, утомленный дневной переборкой сетей на пару с бутылочкой. Проснулся только один раз, попросил остановиться и выпил «за удачу». Я воздержался, помня, что сельские участковые отвратительнее городских гаишников.

Пропетляв среди лесополос и хвойных массивов, плавно свернув около коровьей фермы, покатили по разбитой вконец дороге в сторону реки.

– Отсюда ровно четыре километра, – неожиданно проснулся Игорек и сразу принялся рассказывать, как «в прошлом годе» он с Иван Васильевичем ставили здесь сети и «взяли шесть судаков, пять сазанов», а другой рыбы даже не считали.

Я слушал вполуха, зная прекрасно цену всем рыбацким байкам, но – внушаемое существо человек – надежда на хороший улов окрепла. За последнюю неделю я здорово вымотался, и выходной в случае удачи мне не помешает. Рыбаки, как дети, продолжают верить в счастливую звезду, сколько бы раз она не оказывалась тлеющей головешкой.

Местность здесь сильно пересеченная: овраги, низинки, старица – старое русло реки – некоторое время тянется вдоль дороги. После нескольких спуско – подъемов, тревожащих грязными глубокими колеями, включив второй мост, выбираюсь на пригорок, и свояк удовлетворенно тычет пальцем в развесистый дуб:

– Давай по этой колее. Как раз на наше место выйдем.

Река расположилась в глубоких берегах, сплошь укрытых деревьями и кустарниками. Разбросаны по полянкам небольшие дубки, клены, осинки, сирень – живописное местечко. Деревья мешают разгуляться ветру, и неподвижная вода, затемненная, с мусором на поверхности, похожа на колодезную. Паводок давно прошел, но течение, достаточное, чтобы поднять сеть, заметно, ближе к середине русла.

Загрузив сети и проволочные кольца вместо грузил, мы расплываемся в разные стороны. Шнуры сетей натягиваются течением и дрожат, а потому приходится быть внимательным.

Опускается солнце, и все больше становится комарья. Когда возвращаюсь к машине, набрасываются уже скопом. Я бегом поднялся по откосу и нырнул вглубь машины.

– Закрывай дверь, а то спать не дадут, – свояк яростно затягивается сигаретой, но зверье снижает активность минут на пять, потом нужно дымить вновь. Такой массированной атаки в этом году я еще не видел. В заказнике осталось не меньше пяти литров моей крови. Ночь тянулась долгим кошмаром.

Совершенно измученные выскочили утром с первыми лучами солнца. Комары поутихли, но не настолько, чтобы отвлекаться, и мы, наскоро закурив, будто ночью не накурились, расплылись по сетям.

Встречать рассвет, сидя в лодке, большое удовольствие. Тут смешивается и ожидание тепла, которое придет на смену утреннему ознобу, и красота теней и полутеней на воде, изредка прорезанных снопами лучей, и отблески плавящегося в воде солнца. Крики птиц в это время мало воспринимаются сознанием, и река кажется погруженной в почти ощутимую тишину.

Донеслись несколько резких всплесков со стороны Игоря, видимо, в сети попалась крупная рыба, и снова тишина. Я медленно отвязываю шнур, пытаясь потянуть время, курю, но романтический настрой уже сменяется азартом, чувством более присущим рыбаку. Собирая шнур в левую руку, вижу солидный бурун метрах в двух: крупный лещ взрывает воду.

В сторону летит недокуренная сигарета. Рыбы не много, но это лещи, буфало, сазан и жерех (на Севере эту рыбу мы называли «язь», но здесь все говорят «жерех», поэтому и я говорю «жерех», и звучит неплохо). Все от килограмма до трех. Если у свояка не хуже, День Рождения еще сможет состояться.

Игорь встречает меня, стоя на берегу. Вид у него скучающий, небрежный и беззаботный. Слепой догадается, что свояк поймал нечто из ряда вон. В свою очередь становлюсь спокойным, незаинтересованным, нелюбопытным.

– Долго плаваешь.

– Подлещик в кусты забился, – киваю на полуметрового леща, лежащего на сетях в лодке.

– Ты лучше посмотри, как машина подпрыгивает, – по лицу Игоря расплывается блаженство, терпения хватило ненадолго. – Иди, глянь на красавцев.

Между колес вездехода развалились два карпа, килограммов по десяти каждый. Лобастые, толстые оковалки. У меня и челюсть отвисла:

– Нечего сказать, преклоняюсь!

Игорь только кивнул снисходительно: царь и бог.

Сборы домой не заслуживают внимания. Только перед отъездом отломили по веточке от очень красивого бордового куста, похожего на клен. Возможно – это и есть клен, какая-нибудь разновидность.

У жены День Рождения – кусочек лесной красоты будет очень кстати.

– Айн, цвай, драй! – свояк поставил в салон звякнувшую сумку и приоткрыл показать. Янтарным блеском отсветили восемь бутылок «Анапы».

– Сейчас заедем к тестю, и вперед.

– Есть повод?

– Нет повода… не выпить! Суббота.

Я должен был сообразить, да потерял счет дням. Игорек работает, у него выходной. Тесть на пенсии – у него все дни выходные. Утром они отличились: починили калитку, что два месяца болталась на одной петле. Теща расщедрилась на пузырек, вторым они раздобылись сами, и рыбалка обещает пройти в мажорном режиме. Свояк плюхнулся на сиденье: