Землепроходцы (СИ) - Страница 9

Появление под сводами воротной башни телеги запряженной взмыленной лошаденкой и с парочкой не менее взмыленных оружейников в качестве ездоков прервало плавное течение августейших мыслей.

С грохотом рыдван вкатился во двор крепости, и старший Титов неспешно спустившись с него на грешную землю, степенно отвесил поясной поклон.

— Здрав буди княже — густо прогудел он — дело у нас к тебе важности первостепенной.

— И тебе не хворать Илларион Филипыч — усмехнулся Егор — да уж по всему видно, дело важное коли ты животину едва не загнал. Ну, излагай дело свое.

— Э-э-э нет Егор Михалыч — мастер упрямо замотал взлохмаченной бородой — секретной важности дело, невместно его вот так посреди двора излагать.

— Ишь ты, даже секретной важности, ну пойдем в дом, коли так, потолкуем.

Серьезность вопроса дошла до него довольно быстро. Тем не менее, Ляшков тщательно скрывая внутреннее ликование, терпеливо дождался, пока Титовы выложат всю информацию об обнаруженном месторождении железной руды и только после этого приступил к самому интересному — торгу. Нет, конечно, проще было сразу же национализировать территорию будущего рудника со всеми вытекающими отсюда последствиями, но с другой стороны: поступив так, он на корню рубил любую инициативу подданных. Кроме — того месторождение кто-то должен был разрабатывать, а у казны ни средств, ни людей для этого не было, оставалось одно передать процесс добычи руды в частные руки, но при этом установить верхнюю ценовую планку на руду и железо, приемлемую для остальных новоросских мастеров. Монополии следовало давить в зародыше. Условие было достаточно жестким; установленная Илларионом цена, не должна была превышать пятой части от стоимости сырья завозимого из Старого Света. Оружейник долго дергал себя за бороду, клялся и божился, что добыча обойдется дороже, но князь был непреклонен и старик, недовольно попыхтев, согласился. Получив на руки грамотку удостоверяющую право владеть участком земли, содержащим в своих недрах вожделенный ресурс Титовы стали собираться восвояси, но Егор остановил его.

— Погодь Илларион Филиппыч и ты Мартын Илларионыч, присядьте пока, есть у меня к вам еще одно дело.

— Ишь загнул государь — Илларионыч — нахмурил кустистые брови старый мастер — молод еще по отчеству величаться.

— Так, по заслугам и величание — развел руками Егор.

— Ну, ну — фыркнул оружейник, тем не менее, по его довольной физиономии было заметно, что почет оказанный князем младшему сыну, ему польстил.

— Есть у меня заказ для вашей фирмы — продолжил Ляшков после того как слуги внесли блюда с закусками и кувшины с медом и вином, и расторопно расставив их перед гостями, моментально исчезли — надо детали отковать для одной хитрой машины.

— Заказ то оно конечно — Титов осторожно опасаясь раздавить огромными ручищами хрупкую вещь, поставил на стол стеклянный кубок — и детали откуем, чего же не отковать-то, вот только не обессудь княже, нету у нас никакой фирмы. Коли уж без нее совсем никак, так ты скажи, что за механизма эта — фирма твоя, а еще лучше нарисуй, а мы сработаем, не впервой чай хитрую механику для тебя мастерить.

— Хм — теперь настала очередь Егора задумчиво чесать в затылке, но тут уж сам виноват, кто за язык тянул. Пять лет уже живет в шестнадцатом веке а нет, нет да проскочит не аутентичное словечко — как- бы тебе объяснить то попонятнее… В общем не забивай голову пустяками. Чертежи механизмов тебе передаст Коперник, он же будет и подсказывать, что к чему приставлять. На расходы денег казначейство тебе выделит, бумагу я подпишу.

— Вот-вот подпиши государь и печать поставь — усмехнулся новгородец — а то ить не даст, за каждый грош душу вынет. Знаю я казначея твоего — кремень баба и как только Лексей с ней управляется, ума не приложу.

— Вот так и управляется — улыбнулся Ляшков — сказал к маме, значит к маме.

— Женок надо в строгости держать, я и сынам про то завсегда толкую — "прикола", слегка захмелевший Титов, никогда в жизни не видевший рекламы по телевизору, естественно не понял, но иронию в голосе уловил — ибо даже в писании сказано: жена да убоится мужа своего. А уж при должности бабу держать, такого и вовсе никогда не бывало. Ну, разве что акромя Марфы-Посадницы вот уж властная была боярыня, застал я те лихие времена, молодым был…

Оружейник обвел слушателей слегка осоловевшим взглядом, и сделав добрый глоток замолчал, казалось не намереваясь продолжить рассказ.

— Ты рассказывай Илларион Филлипыч, рассказывай — нетерпеливо заерзал в кресле Егор. Еще бы из первых рук, от очевидца услышать о делах давно минувших. Мечта любого историка.

Мастер, вняв уговорам, продолжил: "У Марфы то первый муж помер. Двух сынов оставил, да и тех господь прибрал. В море сгинули. Это уж после она за посадника Исаака Борецкого пошла. А уж его сын Дмитрий степенным посадником стал. Крепко тогда Борецкие власть держали. Все супротив Ивана народ мутили, а пуще всех сама Марфа, да боярские вдовы Анастасия и Евфимия. Люди поговаривали: "мол, хотели от Москвы отшатнуться да литовскому князю Казимиру поклониться". Многие тогда на Софийской стороне ее поддержали. Князя Холмского, что из Москвы приехал, и уговаривал вече против Ивана не выступать, слушать никто не стал, убить хотели. Насилу бояре народ уговорили отпустить его с миром. Решили воевать. Войско собралось большое. Семнадцатый годок мне об ту пору шел. Да точно семнадцатый, аккурат тот год к Настене сватался. Дурь в голове взыграла в кончанское ополчение пойти хотел, да батюшка мудрый был человек, царство ему небесное, не пустил. А вот брата своего младшего, моего дядьку родного удержать не смог. Там на берегу Шелони он и остался. Много народишку животы там сложило. И Дмитрий — посадник головы лишился. А потом московское войско к городу подошло. Не устоял Новгород…".

В этом месте Титов снова прервался, чтобы хорошенько промочить пересохшее горло и как следует закусить.

— Казнили Борецкую?

— Нет — мотнул головой Илларион — простил ее Иван. Да только Марфа не успокоилась. Сына оплакала и снова давай народ мутить. Сколько лет прошло пять, али семь сейчас и не упомню, да только опять пришло московское войско. Вот тогда то и подмял под себя князь Иван вольный город. Вече разогнал, колокол снял и к себе на Москву увез. А про Борецкую всякое люди тогда болтали: "дескать, постригли ее и в монастыре держат". А иные сказывали: "мол, померла дорогой, да не своей смертью". Да только кто же ее, правду-то знает…

Егор, прихлебывая небольшими глотками, пряный хмельной напиток внимательно слушал воспоминания гостя. Живой экскурс в историю вольной Новгородской республики был очень интересен и познавателен для того, кто эту историю изучал по учебникам. За интересным разговором время летело быстро и солнце начало уже клонится к закату, когда гости, будучи уже изрядно навеселе распрощавшись, укатили домой, а радушный хозяин попал в объятья недовольной супруги, где мы его пока и оставим, вернувшись к другому нашему герою, волею автора, оставленному в весьма затруднительном положении.

Погоня продолжалась безуспешно. Слишком большую фору вороватому Джону дали незадачливые грабители. После полудня зарядил мелкий, противный дождик прибивший пыль, а потом и вовсе расквасивший грунтовое покрытие местного "автобана". Проболтавшись в седлах до вечера, порядком вымокнув и проголодавшись, путники решили остановиться в весьма кстати подвернувшейся таверне. Именовалось сие заведение — "Веселый странник", о чем и свидетельствовали несколько кривоватые готические буквы на деревянной вывеске. Для привлечения внимания путешественников, по каким либо причинам, не постигших величайшую тайну грамматики под надписью было изображено нечто. По мнению художника это самое "нечто" долженствовало изображать счастливую, цветущую физиономию путника, нашедшего здесь вожделенный отдых и держащего в руках огромную кружку пенящегося эля. Причем сосуд со столь милым сердцу живописца напитком, очевидно ввиду наличия достаточного количества натуры был прорисован весьма естественно. Что же касается портрета то здесь творческий взгляд его создателя и непредвзятый стороннего наблюдателя совершенно не совпадали. Щебенкину, радостная улыбка путника скорее напомнила свирепо оскаленную морду орка, из знаменитой голливудской кинотрилогии о приключениях хоббитов. Неизбалованные же культурными изысками грядущих веков спутники Константина, по картинным галереям никогда не хаживавшие, кино и телевизоров не смотревшие, а потому о живописи и орках имеющие весьма отдаленное понятие, на явное несоответствие заявленного и действительного, не обратили никакого внимания. Лишь баронский отпрыск, спешиваясь, бросил мимолетный взгляд на творение неведомого мастера, вздрогнул, перекрестился и выдал комментарий в стиле: "ну и мерзкая харя". Кстати, большинство посетителей данной торговой точки средневекового общепита, о творчестве непризнанного гения придерживалась того же нелестного мнения. С легкой руки какого-то остряка, за заведением прочно закрепилось название "Кривая рожа". Лишь владелец трактира, единственный в округе, продолжал упорно величать его "Веселым странником".