Землепроходцы (СИ) - Страница 27

— Выслушал я вас воеводы — наконец встав походного щедро изукрашенного резьбой и позолотой кресла, промолвил, наконец, Московский правитель.

Говорил он не громко, но этого оказалось достаточно, чтобы спорщики прекратили драть глотки и притихли.

— Выслушал, и вот вам мое решение. Ты Федор Иванович — обратился он к Бельскому — возьмешь пять тысяч судовой рати и ступай на Вятку. Землицу тамошнюю под нашу руку приведешь и сядешь в ней наместником. Ни ратников, ни припасу оттуда Мухамедка получить не должен. Пока князь Холмский с бусурманской конницей хороводы водит, на Суре воевода Киселев острог ладит, будет нам еще один оплот на казанском берегу.

— Вам же воеводы здесь на Свияге крепость ставить, припас копить и к приступу на стены Казанские готовиться. Город укреплен добро, и рати в нем вороги немало собрали, наскоком не взять. Тут думать надо и крепко думать. Вот ты, посол заморский, чего притих в углу? — обернулся Василий к оторопевшему Щебенкину — много где бывал, много чего видал, вот и поведай мужам именитым, как в дальних землях города да крепости берут. Может чего путного и присоветуешь.

— Кхм — Костя вышел на центр, внутренне поеживаясь под насмешливыми взглядами опытных вояк, некоторое время мучительно припоминал, все, что когда-либо слышал, или читал про осады, штурмы и прочие средневековые "междусобойчики". Наконец собрался с мыслями откашлялся и начал — я, государь — моряк, не воевода. Мне на море биться сподручней. А про город я так скажу: надо план посмотреть.

— Чего посмотреть надо? Какой такой план? — непонимающе посмотрел на него Василий

— Что за диво заморское? — поддержал брата Углицкий.

— План. Схему. Чертеж — попытался разъяснить Костик — чтобы знать, где какие укрепления, башни. Какая стена поновей, какая ветхая. Чтобы потом на этом чертеже отметить, где подкоп с пороховой миной под нее подвести можно, или артиллерию так расположить, чтобы всеми стволами в одно место бить можно было.

— Ну, так по науке положено — начал оправдываться он глядя на недоуменные физиономии воевод.

— Нового ты ничего не поведал — подвел итоги короткого выступления посла князь — хотя, что за диво такое мина твоя не пойму. Это как? Копать подкоп, а потом значится зельем стену ломать?

— А, что государь — влез в разговор, помалкивавший до тех пор Щеня — не бывало такого доселе, но испробовать можно. Авось да и выйдет толк с заморской премудрости. Только, поди знай, под какую стену копать куда, да сколько зелья закладывать. Про то в твоих науках кавалер ничего не сказывается?

— Смотреть надо, считать — почесав затылок, промямлил Щебенкин — чертеж однозначно нужен.

— Ну что ж — после недолгих раздумий решился князь — твоя задумка кавалер, тебе и исполнять. Сдюжишь? Коли нет так и скажи. Человек ты чужой, неволить тебя не могу. Ну а коли управишься, сослужишь службу, награжу.

— Во, попал — подобной постановки вопроса Костя как-то не ожидал, некоторое время он пребывал в оторопелом состоянии, не говоря ни "да" ни "нет".

Основная часть татарской конницы, ушла как уже, наверное, понял читатель, к пограничной реке Суре, где по замыслу Василия конные полки русских предприняли отвлекающие маневры, переправившись на татарскую сторону, старательно грабя и разоряя все попадающиеся под руку селения. Но и тех, что остались, было достаточно, чтобы патрулировать левобережье, или перебравшись через Волгу, тревожить налетами лагерь русского войска. Периодически набетали небольшие отряды смельчаков, с диким визгом и воплями осыпали издали тучами стрел и отходили, провожаемые пушечной да пищальной пальбой. Шума много, толку мало.

И воины московского князя безвылазно не сидели, выбирались за импровизированную линию укреплений группы разведчиков. По-разному бывало. Попадали они в засады или натыкались на такой же разведывательный отряд казанцев или союзных им черемисов и тогда закипали короткие, яростные схватки, проливалась кровь. Иной раз возвращались удальцы с победой, привозили добычу и языков, а когда и сами добычей становились. Но на общем фоне противостояния двух огромных по меркам этого времени армий, вылазки и потери эти были незаметны.

Костик, трусом конечно не был, и кое-каким боевым опытом располагал, но в подобные авантюры предпочитал не ввязываться и людям своим всякую самодеятельность запретил строго настрого. Как командир он чувствовал тяжелейшую ответственность за жизни своих людей, и рисковать ими понапрасну не мог. Даже мысль о возможности потерь среди личного состава своего маленького воинства казалась ему дикой и кощунственной.

Хотя с другой стороны, размышлял наш герой, пожалуй, как раз сейчас риск имел смысл. Все-таки, основная миссия по набору большой партии русскоязычных переселенцев, осталась не выполненной. Какую-то часть добровольцев, в основном из новгородской и тверской оппозиции тайно удалось сманить с помощью Афанасия Мошкина, и переправить в Холмогоры, но это была капля в море. А тут, если получится, под эту марку с московским князем, пожалуй, можно будет о чем-нибудь договориться. Мысли о том, что затея опасна, и шансы, что дело выгорит, составляли едва ли один к десяти, Щебенкин старался не думать. Чего думать, прыгать надо, а там пан или пропал. Не будем забывать, несмотря на то, что за прожитые в 16 веке годы, наш герой приобрел некоторый житейский опыт, ему было всего лишь двадцать три года. То есть был он до безобразия молод и со свойственной молодости бесшабашностью готов участвовать в авантюре, тем более, что в случае удачи он одним махом решал задачу, над которой безрезультатно бился вот уже несколько месяцев. Опять, же и, что немаловажно, есть реальная возможность помочь предкам.

В общем, после недолгих раздумий Щебенкин дал свое согласие на то, чтобы некоторое время поработать на Московского князя в качестве наемного инженера и развил бурную деятельность.

Первым делом, он попытался составить план-схему городских укреплений, основываясь на показаниях пойманных разведчиками языков. Увы, все они оказались или полудикими пастухами, которые при всем своем желании ничегошеньки не соображали в картографии и фортификации, или старательно ими прикидывались.

Да и Костя великим асом от разведки отнюдь не был, так, что помучившись, таким образом, пару дней, наш свежеиспеченный сапер пришел к неутешительному выводу, что интересующую информацию ему придется добывать самостоятельно.

Еще день ушел на разработку детального плана операции. Идею полулегально проникнуть в город под видом европейского купца по здравому размышлению пришлось отбросить сразу же. В условиях начинающейся осады все северные и западные пути для иностранцев были перекрыты московским войском и казанцы прекрасно это понимали. Южный же — Волжский путь Косте был совершенно неведом и любому, мало-мальски сообразительному допросчику, уже после пары наводящих вопросов стало бы понятно, что перед ним шпион. Причем шпион в высшей степени глупый и самонадеянный.

Выход оставался один, тайно подобраться к городским укреплениям и по возможности тщательно их осмотреть и зарисовать. Решение было принято. Помимо троих гвардейцев — новроссов, и Мошкина, посчитавшего, что во вражеском тылу ему будет гораздо безопаснее, чем в стане Великого Князя в разведгруппу, входили два десятка татар из отряда преданного Василию царевича Джаная и пятеро лучших в русском войске разведчиков. За старшего у них был Данила Рудый, бывший купеческий приказчик, ранее неоднократно в Казань по торговым делам наезжавший. Внешне не примечательный, невысокий, сухопарый, казавшийся тщедушным нижегородец, слыл лихим разведчиком, хитрым, удачливым и к врагу до жесткости свирепым. Был у тихого, молчаливого тридцатилетнего мужика свой счет к казанским татарам, лют становился Данила в сече. Будто заливал он вражьей кровью какие то давние обиды, а уж по части умения заставить говорить даже самого упертого "языка" не было ему равных, пожалуй, во всем войске.