Зеленый Марс - Страница 38

Десмонд добавил в пакет данных дюжину фотографий Сакса и успешно внедрил ворох электронных материалов в файлы «Биотика», наряду с приказом о переводе из Сан-Франциско в Берроуз.

Новая личность неделей позже появилась в списках швейцарского паспортного стола. Увидев документы с физиономией Сакса, Десмонд усмехнулся.

– Ты только посмотри, – фыркнул он, указывая на фотографию Сакса. – Стивен Линдхольм, гражданин Швеции! Эти ребята, без сомнений, прикрывают нас! Готов поставить что угодно – они взяли в обработку наши данные и проверили твой геном по старым записям! Не сомневаюсь, что, несмотря на мои исправления, они вычислили, кто ты на самом деле.

– Ты уверен?

– Нет… Но кто их разберет… Они – дотошные ребята!

– Так это хорошо?

– Теоретически – нет. Но на практике, если кто-то про тебя знает, приятно видеть, что он ведет себя как друг. Никогда не помешает обзавестись приятелями среди швейцарцев. Они уже в пятый раз выписывают паспорт одному из моих созданий. У меня самого имеется паспорт, выданный ими, но сомневаюсь, что они вычислили, кто я таков! Еще бы – ведь у меня, в отличие от вас, ребят из первой сотни, никаких записей не было никогда. Интересно, верно?

– Да.

– Они – любопытные люди. Не представляю, что у них на уме, но мне очень хотелось бы на них взглянуть. Думаю, они приняли решение прикрывать нас. Может, они хотят знать, где мы находимся. Но нам остается только гадать, потому что швейцарцы страстно любят свои секреты. Хотя вопрос «почему» уже не важен, когда у тебя есть новая внешность и нужные документы в придачу!

Сакса коробило от подобного отношения, но он с облегчением подумал, что будет в безопасности под охраной швейцарцев. Это был народ его склада: рациональный, осторожный и методичный.

За несколько дней до отлета в Берроуз он решил прогуляться вокруг озера Гаметы, что в последние годы делал лишь изредка. Озеро, безусловно, являлось произведением искусства. Что-что, а экосистемы Хироко конструировать умела. Когда она и ее команда исчезли из Андерхилла, Сакс был порядком заинтригован. Он не знал, почему так случилось, и побаивался, что они начнут препятствовать терраформированию. Затем ему удалось выжать из Хироко ответ по сети, и он успокоился. Она вроде бы симпатизировала основным целям терраформирования, а ее собственный концепт viriditas оказался иной версией той же идеи. Но Хироко нравились иносказания, что с ее стороны было очень ненаучно. Кроме того, за годы своего затворничества Хироко потворствовала себе так, что понимать ее стало просто невозможно. Сакс ломал с ней голову даже при личном общении, и только спустя пару-тройку лет совместного существования его осенило. Хироко, как и он сам, жаждала марсианской биосферы, которая поддерживала бы жизнь людей. Похоже, Сакс не мог себе придумать союзника лучше, разве что председателя Временного Правительства. Хотя тот, возможно, тоже являлся его союзником. Что ни говори, а мир тесен…

А сейчас на берегу одиноко сидела Энн Клейборн, костлявая, как цапля. Сакс помедлил, но она уже заметила его. Поэтому он побрел дальше, пока не остановился рядом. Она бросила на него пристальный взгляд и снова уставилась на белое озеро.

– Ты и правда выглядишь иначе, – произнесла она.

– Ага, – Сакс до сих пор чувствовал боль в мышцах лица, хотя синяки уже исчезли. И ощущение, словно он носит маску, внезапно смутило его. – Но перед тобой – по-прежнему я, – добавил он.

– Конечно. – Она не поднимала взгляд. – И ты уезжаешь, чтобы начать все заново?

– Да.

– Чтобы вернуться к своей работе?

– Да.

Она, наконец, посмотрела на него.

– Как думаешь, для чего нужна наука?

Сакс пожал плечами. То был их старый, как мир, спор, всегда один и тот же, независимо от того, каким образом он начинался. Терраформировать или не терраформировать, вот в чем вопрос… Сакс ответил на него давным-давно и хотел бы, чтобы они примирились и оставили все дискуссии позади. Но Энн была неутомима.

– Чтобы понимать суть вещей, – буркнул он.

– Но терраформирование не помогает понять суть вещей.

– Терраформирование не наука, – возразил Сакс. – Я никогда не утверждал ничего подобного. Это то, что с наукой делают люди. Нечто прикладное, конкретная технология, понимаешь? Выбор, как распоряжаться знаниями, полученными опытным путем. Как бы ты это ни называла.

– То есть – вопрос ценностей.

– Полагаю, что да. – Сакс задумался, стараясь упорядочить мысли по поводу столь дремучего вопроса. – Но наши… расхождения – лишь одна из граней того, что называют проблемой факта и ценности. Последние относятся к типу сложных систем, это – некий человеческий конструкт.

– Наука тоже человеческий конструкт.

– Верно. Но взаимосвязь между двумя системами не ясна. Отталкиваясь от одинаковых фактов, мы можем прийти к разным ценностям.

– Но наука сама полна ценностей, – настаивала Энн. – Мы говорим о силе и элегантности теорий, о чистых результатах, о красивых экспериментах. И жажда знаний – сама по себе некая ценность, если учитывать, что знание лучше неведения или тайны. Правда?

– Возможно, – пробормотал Сакс.

– Твоя наука – банальный набор ценностей, – произнесла Энн. – Цель науки твоего типа – устанавливать законы, ограничения, точность и определенность. Ты хочешь, чтобы все было объяснено. Ты жаждешь ответов на вопрос «почему», на всю цепочку вплоть до «большого взрыва». Ты – редукционист и любишь скупость, отточенность, экономию. А если тебе удается что-то упростить, ты считаешь это достижением, верно?

– Но такова суть самого научного метода, – улыбнулся Сакс. – Дело не во мне, так работает природа. Физика. И ты поступаешь так же, Энн.

– Ты имеешь в виду человеческие ценности, вложенные в физику.

– Вряд ли, – он вытянул руку, чтобы остановить ее на секунду. – Я не собираюсь с тобой препираться. Смотри, энергия и материя делают то же, что и всегда. Но если ты хочешь порассуждать о ценностях, давай поговорим именно о них. Они, несомненно, возникают из фактов. Но это уже другая тема, что-то вроде социобиологии или биоэтики. Может, лучше говорить напрямую и без обиняков. Ценности – наибольшее благо для большинства.

– Некоторые экологи скажут, что сейчас ты дал научное описание здоровой экосистемы. Или наивысшей точки ее развития.

– Но и ты только что выдала оценочное суждение, Энн! Нечто вроде биоэтики. Интересно, но… – Решив сменить тактику, Сакс покосился на собеседницу с любопытством. – Почему бы не попытаться развить экосистему до максимума, Энн? Нельзя говорить об экосистемах без живых организмов. То, что существовало на Марсе до нас, не было экологией, только геологией. Можно утверждать, что экология здесь когда-то давно начинала развиваться, но что-то пошло не так, и мир замерз, а теперь мы начинаем все заново…

Она зарычала в ответ, и Сакс умолк. Энн верила в некую самостоятельную значимость минерального мира Марса. Подобие земной этики, только без земной биоты. Своеобразная каменная этика. Экология без жизни. И вправду самодостаточно!

Он вздохнул.

– Думаю, мы снова говорим о ценностях. И предпочтение отдается живым системам. Полагаю, мы не можем обойтись без ценностей, как ты и утверждаешь. Забавно… Я просто чувствую, что хочу разобраться, почему все работает именно так, а не иначе. Но если ты спросишь меня, почему… или чего бы я хотел, ради чего я работаю… – Он недоуменно пожал плечами. – Мне сложно выразить свою мысль… Это что-то вроде чистой прибыли в информации, Энн.

Для Сакса это было ясное описание самой жизни, которая продолжает бороться с энтропией. Он протянул Энн руку, надеясь, что она согласится, по крайней мере, с парадигмой их спора, с определением конечной цели науки. В конце концов, они оба являлись учеными, а Марс – их совместное исследование…

Но она лишь проворчала:

– Похоже, вы разрушаете поверхность целой планеты, возраст которой составляет почти четыре миллиарда лет. При чем здесь наука, если вы возводите на Марсе тематический парк?