Зеленое море, красная рыба, черная икра - Страница 21

– Какое-то ЧП в заповеднике… Сейчас приедет директор…

«Ответный удар не заставил себя ждать…» – подумал я.

Сувалдии буквально вбежал в мой кабинет – быстро, насколько позволяли ему костыли:

– Вам уже доложили об этих зверствах? Именно зверствах! Иначе это нельзя назвать!

У него был голос и лицо человека, побывавшего в аварии и внезапно лишившегося всех своих близких.

– Садитесь, пожалуйста.

Он сел, бросил на стол шляпу и бинокль.

– Кто-то разбросал отраву по территории заповедника. Это – конец качкалдакам… – На него было больно смотреть. – Мерзкое, бессмысленное истребление… Птице этой только и надо-то от нас – чтобы ей не мешали спокойно кормиться! Набрать сил для длинного перелета. Подлое убийство слабых! Кто заведомо не может за себя постоять… – Он всхлипнул.

– Много птиц погибло?

– Очень! Качкалдаки, они как дети! Они же не знают, что человек – самое страшное животное, какого надо бояться. Я сам виноват, я их к этому приучил!

– Каким образом яд попал в воду?

– Это сделано с парома. Связь хорошо налажена. Восточнокаспийск не зря называют Малый Баку. Вы не знаете, когда возвращается секретарь обкома?

Я слышал, что Митрохин в Москве, на каких-то совещаниях, – об этом по телефону в дежурке говорил Агаев.

– В конце недели. – Постепенно мне удалось его если не успокоить, то хотя бы отвлечь. Пару раз он даже улыбнулся.

– Вы давно здесь живете? – поинтересовался я.

– В Восточнокаспийске? – У него был мягкий раскатистый голос, неторопливая речь, совсем не похожая на быструю, лишенную индивидуальности речь юристов. – Всю сознательную жизнь. Хотя начинал, как и вы, на том берегу…

Он снова заговорил о своих подопечных:

– В Красной книге записано: «Каждая нация перед лицом мира несет ответственность за сокровища своей природы». А нам говорят: «Мы не выполняем плана, потому что птица поедает рыбу! Из-за нее пусты прилавки!»

Я тоже слышал об этом.

– Человек, к сожалению, опускается до своего биовида. Он подсознательно не допускает конкурента. Не хочет, чтобы кто-то еще питался тем же, что и он. А ведь говорить о вреде можно только в тех случаях, когда птица берет рыбу непосредственно у человека! То есть то, что человек создал сам, разводит и охраняет… Вы согласны?

Я был полностью с ним согласен.

– …Бакланы и определенные виды чаек питаются и вредителями сельского хозяйства. Не только рыбой. Вы наверняка видели чаек на пахоте…

Его проблемы были так очевидны – бакланы, чирки, доверчивая птица качкалдак, которая без Сувалдина и его людей давно бы уже погибла.

– Вы кого-то подозреваете? – спросил я.

– Могу это сказать только вам… – Он заговорил сумбурно. – Это они… В отместку за сажевый комбинат. Я не политик, говорю, что думаю. Моя специальность – орнитология, там не надо хитрить…

Впервые я видел живого представителя этой редкой профессии. В сборниках военных приключений они фигурировали обычно в качестве кадровых иностранных разведчиков. Под предлогом наблюдения за птицами орнитологи следили за передвижением наших войск, а имидж чудаков, людей не от мира сего, служил прекрасной крышей.

– Это – за мою телеграмму в Москву о сбросе нефти. И за государственную комиссию, которая должна прибыть. Теперь они будут держать водоплавающих в качестве заложников…

Мы спустились к машине. Несмотря на костыли, Сувалдин легко шагал впереди меня – высоченного роста, атлетического сложения. Джинсы, шляпа, первоклассная оптика и впрямь делали его похожим на кадрового разведчика, каким рисовались они на страницах шпионских книжек.

– Мне и моей семье, – он обернулся, – эти бандиты ничего не могут сделать – только птицам… И они этим пользуются!

Директор заповедника прошел во двор, я еще заскочил в дежурку.

– Вы в курсе происшедшего в заповеднике? – спросил я.

– Да, Игорь Николаевич. – Дежурил капитан Баранов, светлоголовый русак, уроженец здешних мест. – Принимаем меры… Какая-то тварь набросала с парома заразы. Качкалдак – глупая птица, ее и на крючок можно ловить, как рыбу. Нажралась!.. – Он говорил с ужасающим акцентом. Так и не овладев местным языком, он, похоже, свой родной утратил окончательно. – Сувалдин приучил ее не бояться плавсредств, вот и получается…

Ущерб, нанесенный заповеднику, оказался значительным, но все же меньшим, чем Сувалдин вначале представлял, и орнитолог понемногу успокоился.

На обратном пути мы на скорости проскочили дамбу через залив, нанесенный когда-то на все карты мира. Плотина не возвышалась над окружающей местностью, вся она была внизу, под ногами, с опущенным в ее тело городом. С умолкнувшими голосами, с призывами повышать, увеличивать, встречать успехами, рапортовать, единодушно отдавать голоса. Как все петли и удавки, она была куца, крайне уродлива и действенна. Мы миновали ее за несколько секунд, а чтобы прочитать все статьи, книги, публикации, посвященные целесообразности или нецелесообразности дамбы, понадобились бы годы.

Сувалдин сам вел машину – юркий «Москвич» последнего выпуска. Я сидел сзади – по диагонали, так нам было легче разговаривать.

– Как убийство рыбинспектора? Раскрыли? – спросил Сувалдин.

– Нет пока.

– Я очень надеюсь на начальника инспекции. На Цаххана Алиева. Энергичный товарищ. Жесткий.

– Большая власть делает таких людей весьма опасными.

Сувалдин засмеялся:

– А другие на этой работе и не нужны. Вы считаете браконьерство узловой проблемой в деле защиты осетровых?

– Я человек новый, – отшутился я.

– Там есть отмель. – Директор заповедника показал куда-то вперед. – Это отмель Зубкова. По фамилии прежнего начальника рыбинспекции. Портрет его как лучшего работника был помещен на обложку центрального журнала. А пока журнал печатался, сам Зубков предстал перед судом по обвинению во взяточничестве в крупных размерах и коррупции… – Сувалдин разговорился. – Все находится в состоянии единства и борьбы противоположностей, то есть в соответствии с одним из основных законов диалектики. Но есть одно, что в нужную минуту сплачивает тут всех…

– Что же?

– Это звучит по меньшей мере странно. Красная рыба!..

Как мало я знал об этих краях. Моя жизнь только начиналась под знаком пухлогрудой, с полными короткими ногами, молодой синекуры…

Сувалдин вел машину быстро. Вокруг повторялась обычная круговерть пейзажа. Ближайшая обочина, убегая назад, словно тянула за собой горизонт – даль забегала вперед и некоторое время двигалась вместе с машиной. Только фиолетовая средина пейзажа, вокруг которой все кружилось, оставалась неподвижной, пока не исчезала позади.

– …Огромный азиатский регион может получить ее только отсюда. А что такое красная рыба, икра? Продукты, без которых вы лично абсолютно безболезненно обходитесь… – Он легко, на ходу импровизировал. – Но есть люди, для которых балык, икра, осетрина – ежедневный обязательный атрибут барского стола. И не только аксессуар – но, как где-то на Западе, показатель твоего уровня, принадлежности к определенной части населения. Как марка машины, как фирменный знак костюма, обуви, района, где ты живешь. Ни одного высокого гостя, представителя центра, человека, от которого хоть что-то зависит, не отпустят отсюда без красной рыбы! Без деликатеса. Ни один уважающий себя функционер не поедет ни в республику, ни тем более в Москву без подарков. Так принято – его и ждут с этим. Не с арбузом же! С рыбой, с икрой…

Он замолчал.

Впереди, на обочине, показались величественные рыжие дромадеры, похожие на сорванные этикетки сигарет «Кемел».

– А где их взять? Вот рыбнадзор и милиция и начинают браконьерские игры на море. Что-то вроде гона. Каждую весну. На днях будем снова свидетелями. Общесетевая операция…

Погода, похоже, портилась. Боковой ветер наносил на трассу ползучие дымящиеся языки песка. Машину начинало водить, как по наледи.

Судя по сводкам, ежегодно проводились большие мероприятия по озеленению Восточнокаспийска и пригородов, в чем отцы города аккуратно отчитывались. Если бы хоть десять процентов было не липой, а реальными посадками, люди бы давно уже жили в джунглях.